Читать интересную книгу "Нантская история" - Константин Соловьёв

— Мало что известно о последнем походе сира Гунтерика, — сказал Бальдульф, — Даже нет доподлинных вестей, как именно он сложил голову.

— Мне известно, — ответил священник, — Пару лет назад я исповедовал перед нейро-коррекцией одного дезертира в исправительном лагере «Брунгильда», он кое-что успел рассказать перед тем, как рассудок покинул его. Он был из числа тех людей, что последовали за сиром Гунтериком в его последнем безумии. Гунтерик вознамерился взять приступом сам Лудбрег. Это была совершенно безрассудная идея и только безумцу она могла придти в голову. Два Крестовых Похода разбились о твердь Лудбрега в свое время, Гунтерик же отправился в путь, имея под знаменем сотню тяжелых конных кирасир, три сотни латной пехоты и невеликое количество лайтер-стрелков. Это были жалкие силы даже по меркам тогдашних пограничных стычек, но он слишком уверовал в свою силу, а отступать он никогда в жизни не умел. Поначалу Господь благоволил его безумному начинанию. Сир Гунтерик разбил хорватов под Високо и Донья-Воча, что удалось ему с удивительной легкостью. Хорваты в то время были разобщены, а репутация Кровавой Стрелы, бегущая впереди него, вдыхала страх в сердца его врагов. Но это не могло продолжаться вечно, и человек более умный, чем сам барон, понимал бы это. Но только не он. Близилась зима, однако же в его обозе не было достаточного количества зимнего топлива, масел, провианта и теплой одежды — он вознамерился покорить Лудбрег за месяц, и в его свите не нашлось никого, кто бы дерзнул с ним поспорить, и неудивительно. Запас его удачи иссяк довольно скоро. Хорваты наконец сообразили, что их кольчужникам не выстоять против ударов бронированных кулаков кирасирской конницы, и стали уклоняться от прямых столкновений с отрядом. Они превосходно ориентировались в тех краях, и рельеф благотворил легкой пехоте и стрелкам, позволяя им совершать мгновенные налеты на фланги и тыл, и столь же мгновенно убираться восвояси. Воинство сира Гунтерика было в куда худшем положении. Оно было вынуждено пробиваться едва ли не вслепую, отбивая постоянные атаки с разных сторон. Воины в тяжелых доспехах вязли в топях Моравии и Аварии, тонули в болотах, срывались с обрывов и гибли от тамошних болезней, ведь у них не было даже био-блокаторов от местных вирусов. Это нимало не заботило их предводителя. Он видел лишь цель и в своей обычной слепоте не замечал ничего кроме нее. Этот бой, видимо, казался ему вызовом чести баронов Веттских, и он рвался к конечной цели своего авантюрного путешествия с болезненной маниакальной настойчивостью. Его войско все слабело и уменьшалось, таяло день ото дня, но он не замечал и этого. При переправе через Драву пришлось бросить половину обоза и все трициклы — не было тяжелых понтонов чтобы переправить их на другой берег. И так небогатый запас провианта и обмундирования уменьшился вдвое. Сир Гунтерик не собирался ожидать подкрепления или выискивать обходной путь. Даже намек на подобное мог стоить неосторожному советнику жизни, в чем многие уже успели убедиться. Он рвался вперед, и только вперед, где его взгляд в полубреду уже видел золото куполов и алую кровь защитников. В ноябре ударили морозы, и его воинству пришлось еще хуже. Лишенное теплой одежды, обоза и отдыха, оно слепо брело вперед, по колено в снегу, подчас не замечая даже пальбу. На тех, кто падал, не обращали внимания — ноги могли вынести только здоровых, и сил было слишком мало чтобы помнить о раненных. Те, кто не хотел умирать, обрубали отмороженные пальцы мечами и ползли по снегу дальше. Они знали, что по их следу идут отряды хорватов, добивающие уцелевших. Хорваты были со всех сторон окружали их, ночами они подбирались вплотную и пробовали на прочность личную стражу барона. Как чующие кровь шакалы, они не торопились для решающего броска, ждали, когда их недруг будет окончательно измотан. И ждать им оставалось недолго — половина баронских пехотинцев застыла навеки в лесах и болотах ледяными статуями, оставшиеся были голодны, обессилены и подавлены. Лайтер-стрелки тоже не представляли собой большой пользы — они израсходовали почти всю энергию, а тяжелые аккумуляторы, позволяющие заряжать лайтеры, остались в брошенном обозе. Без подпитки их смертоносные прежде лучи не представляли опасности. Даже главная ударная сила, конные кирасиры, пребывала в жалком состоянии. Коней осталось немного, большая их часть покалечилась в горах, утонула в болотах, околела от холода или была съедена, а в пешем строю толку от них было немного.

Клаудо постоянно подливал мне вина, и я наслаждалась рассказом отца Гидеона. Легкий хмель приятно пропитал тело. Даже неподвижное, оно казалось легким и невесомым. Мысли плыли мягко и приятно, как крохотные облачка в бездонном небе.

Положительно, будет жаль, когда все закончится. Компания подобралась приятная, даже славная. Совершенно странная компания, которая никак не могла бы собраться за одним столом сама по себе — священник, старый вояка, стражник и парализованная девчонка. Когда все закончится, этого тоже не будет. Рок свел этих людей вместе, и ненадолго. Через каких-нибудь несколько дней тропа каждого из них продолжится сама собой, не завязываясь более в причудливый узел с прочими. Сейчас меня даже не особенно интересовало, как все это закончится. Разбирая заковыристый шахматный этюд, получаешь удовлетворение от процесса, а не от финала.

«Эгоистичная змея, — подумала я с острым, отточенным крепким вином, сожалением, — Не удивительно, что тебе все равно, чем дело закончится для отца Гидеона, Ламберта, всего Нанта, наконец. Ты знаешь, чем закончится для тебя, и поэтому дорожишь только текущей минутой. Каков бы ни был финал, кто бы ни победил, ты вновь останешься одна, в обществе молчаливого Клаудо, неуклюжего Бальдульфа и, конечно, вина. Дни снова привычно потянутся друг за другом серой лентой, и ты снова будешь ощущать себя брошенной мебелью, слишком никчемной чтобы ее отремонтировать, но слишком ценной чтобы вышвырнуть ее на свалку. И ты так и будешь разваливаться на части в этой закопченной комнате с низким потолком. Бесполезная статуя. Застарелый фабричный брак. Сломанная игрушка».

Думать на эту тему было тяжело — поэтому я предпочла вовсе вышвырнуть эти никчемные мысли из головы, сосредоточившись на рассказе отца Гидеона.

— Судьба в последний раз смилостивилась над сиром Гунтериком, но он не внял ее знаку, продолжал он, нимало не охрипнув за это время, — Под его натиском пал город Вараждин. Это было чудо, что остатки воинства смогли взять штурмом стены, но сир Гунтерик не усмотрел в этом знака того, что пора облагоразумиться. Он собирался карьером проскакать прямиком в ад, и утащить с собой всех людей, которые ему доверились в этой авантюре. Закрепившись в городе, отряд получил небольшую передышку. Самые опытные понимали, что единственный шанс вернуться живыми в родные земли — перезимовать в Вараждине и ранней весной тронуться назад, надеясь на то, что хорваты не успеют вырезать всех под корень. Так и поступил бы любой здравомыслящий человек. Но откуда было взяться здравомыслию у человека, который привык решать все проблемы стремительным диким натиском, подчиненным своей тяжелой ярости, бычьим ударом, и неважно, во что он приходился. Он отдал приказ выдвигаться в направлении Лудбрега. Это было последней каплей. Под его знаменем не было безмерно преданных ему людей. Тяжело быть преданным человеку, который может оторвать тебе голову за то, что ты забрызгал грязью попону его коня или посмотрел не с тем выражением вослед. Большую часть его воинства, двинувшегося в самоубийственный восточный поход, составляли люди, рассчитывавшие поживиться за счет богатых хорватских городов. Но в этот раз даже эти безрассудные алчные разбойники поняли, то дело пахнет не золотом, а погребальным тленом. И они дрогнули. Когда заря встала над Вараждином, его улицы были пусты, как после мора. Городские жители бежали от кровавого барона, а вместе с ними под покровом ночи бежали и остатки его отряда. Это был безрассудный побег, обрекший почти всех его участников, но они выбрали смерть вероятную смерти верной. Бежали рядовые и префектусы, капелланы и конюшие. Бежали лайтер-стрелки, пехотинцы и некогда бесстрашные кирасиры. Сир Гунтерик остался с дюжиной своих личных стражников в пустом городе, и даже дома содрогнулись от его рева, когда он понял, что его бросили на произвол судьбы. Он впал в такое бешенство, что даже преданные ему люди не решались к нему подступиться. Он крушил стены латными перчатками, вырывал куски кладки, он заливал огнем улицы и от отзвуков его голоса лопались в окнах стекла. Он впал в совершеннейшее безумие и сделался невменяемым. А потом в город вошли хорваты, и сир Гунтерик принял свой последний, уже безнадежный, бой.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});