Повернувшись, она с некоторым испугом взглянула на Ройса и спросила:
– Кто здешний лорд? Кто владеет таким дворцом?
Он оторвал взгляд от замка на холме, которым, кажется, восхищался не меньше Дженнифер, и посмотрел на нее, выказывая насмешливое удовольствие:
– Я.
– Вы! – вскричала она. – Но ведь вы сказали, что мы доедем до Клеймора через три дня, а не через два!
– Дороги оказались суше, чем я думал.
Устрашенная тем, что его вассалы впервые увидят ее такой неряшливой и испуганной, Дженни машинально схватилась за взлохмаченные волосы, что во все времена свидетельствовало об озабоченности женщины своей внешностью.
Этот жест не укрылся от Ройса, любезно остановившего гигантского скакуна, пока она пыталась расчесать пальцами спутанные волосы. Он наблюдал, забавляясь ее тревогой, – выглядела она прелестно с растрепанными волосами, молочно-белой кожей, живыми синими глазами, посвежевшая после нескольких дней, проведенных на воздухе. Собственно говоря, решил он, первым официальным его деянием в качестве ее супруга должен бы стать запрет скрывать изумительную массу золотисто-рыжих волос под обычными капюшонами и вуалями. Ему нравится, когда они распущены и падают на плечи непокорным и щедрым потоком или, еще лучше, рассыпаются по его подушке, как бы покрывая ее плотным, колышущимся атласом…
– Вы могли бы предупредить меня! – мрачно проговорила Дженни, вертясь в седле в безуспешных попытках разгладить складки на погубленном бархатном платье, одновременно озабоченно поглядывая на людей, выстроившихся впереди вдоль дороги. Ливрейные слуги, скачущие к ним издали, явно составляли почетный караул, прибывающий с целью препроводить своего лорда домой с подобающими почестями. – Я никак не думала, что это ваше поместье, – нервно заявила она. – Вы глазели на него так, словно никогда прежде не видели.
– Я и не видел. По крайней мере в таком состоянии. Восемь лет назад я собрал архитекторов, чтобы приехать сюда и вместе набросать план дома, который мне хотелось иметь, когда покончу с битвами. Я все намеревался вернуться и посмотреть, да Генриху вечно требовалось, чтобы я был срочно в каком-нибудь другом месте. Ну в каком-то смысле все к лучшему. Теперь накопилось достаточное состояние, чтобы моим сыновьям никогда не пришлось зарабатывать золото ценой собственных сил и крови, как выпало мне.
Дженни в смятении уставилась на него:
– Вы хотите сказать, что покончили с битвами?
Он окинул ее взглядом и с веселой иронией проговорил:
– Доведись мне атаковать Меррик, это было бы моей последней битвой. А вышло так, что я штурмовал последнюю стену замка, когда похищал вас оттуда.
Дженни так ошеломили эти поразительные откровения, что у нее зародилась нелепая мысль, будто он неким образом принял это решение из-за нее, и, не успев одуматься, девушка выпалила:
– Когда вы все это решили?
– Четыре месяца назад, – грубовато-решительно заявил он. – И если вдруг вновь подниму руку с оружием, то лишь по одной причине – когда кто-нибудь посягнет на то, что принадлежит мне.
Он умолк, устремив взор вперед, напряженное лицо его мало-помалу смягчилось. Оторвав наконец взгляд от замка, он опустил глаза на нее и с кривой усмешкой спросил:
– Знаете, чего я больше всего жду от новой жизни – после мягкой постели, в которой буду спать по ночам?
– Нет, – призналась Дженни, изучая его чеканный профиль и чувствуя, что совсем не знает этого человека. – Чего же вы больше всего ждете?
– Еды, – недвусмысленно объявил он, вновь приходя в хорошее расположение духа. – Хорошей еды. Нет, не просто хорошей, а превосходной, и чтобы стол накрывали три раза в день. Деликатесной французской еды, и острой испанской еды, и здоровой английской еды. Я жду, что ее подадут на блюде, доведенную до совершенства, вместо того чтобы хвататься за вертел с полусырым или обуглившимся куском. А потом я желаю десерта – пирожных, и тортов, и всяческих сластей. – Он стрельнул в нее довольным, полным насмешки над собой взглядом и продолжал: – По ночам перед началом сражения большинство мужчин думает о своем доме, о своей семье. А знаете, о чем я думал, лежа без сна?
– Нет, – отвечала Дженни, пряча улыбку.
– О еде.
Она не сдержалась, не в силах прикидываться глухой, и разразилась смехом при столь невероятном признании из уст человека, которого шотландцы называли сатанинским отродьем, но хоть Ройс и послал ей в ответ короткую улыбку, внимание его было приковано к окружающему пейзажу, взгляд обшаривал земли и замок, словно он упивался картиной.
– В последний раз я был тут, – объяснил он, – восемь лет назад, работая с архитекторами. Замок шесть месяцев подвергался осаде, и внешние стены лежали в руинах. Часть самого замка была разрушена, а все эти холмы сожжены.
– И кто же его осаждал? – подозрительно поинтересовалась Дженни.
– Я.
На языке ее вертелся язвительный ответ, но мысль испортить приятное настроение вызвала вдруг отвращение, и вместо этого она легковесно заметила:
– Нечего удивляться, что шотландцы всегда будут на ножах с англичанами, так как в нашем образе мыслей нет ничего общего.
– В самом деле? – сказал он, усмехаясь в ее задранное к нему личико. – Почему так?
– Ну согласитесь, – отвечала она с вежливым превосходством, – престранный обычай у англичан стирать с лица земли собственные замки, что вы проделывали на протяжении столетий, тогда как могли бы сражаться с шотландцами… с врагами, – поспешно поправилась она, – и разрушать их замки.
– До чего увлекательная идея! – поддразнил он. – Мы, однако, старались проделывать и то и другое. – Она фыркнула над этим ответом, а он продолжал: – Впрочем, если знание шотландской истории меня не подводит, кажется, ваши кланы бились друг с другом на протяжении веков, умудряясь одновременно нарушать наши границы, и совершать набеги, и жечь, и всячески нам досаждать.
Решив лучше оставить эту тему, она оглянулась на огромный замок, сияющий под солнцем, и полюбопытствовала:
– А почему вы его осаждали? Потому, что хотели забрать себе?
– Я штурмовал его потому, что барон, которому он принадлежал, вступил с несколькими другими баронами в заговор с целью убийства Генриха, в заговор, который чуть не удался. Это место тогда называлось Уилсли, по имени владевшего им семейства, но Генрих отдал его мне с условием, что я его переименую.
– Почему?
Взгляд Ройса стал суровым.
– Потому, что именно Генрих возвысил Уилсли до барона и наградил этим поместьем. Уилсли был одним из немногих доверенных его дворян. Я дал замку имя Клеймор в честь семейств моей матери и отца, – добавил Ройс, пришпоривая коня и посылая Зевса вперед быстрой рысью.