— А зачем тебе рубли? — удивился глава финских аграриев.
— Летом вместе с Эдвином Бергротом поеду в Царицын. Вдруг пригодятся, — пояснил я.
— А! Пока не забыл! Мне ещё передал пятьсот марок Леопольд Мехелин. Это твой гонорар за использование изображения муммиков на монетах. Тоже оставишь?
— Дядя Пека, — обратился я к демонстративно молчавшему Свинхувуду. — Вы можете на эти пятьсот марок приобрести мелкокалиберные винтовки для четырёх новых пионерских отрядов в Нюландской губернии?
— Хорошо, Матти. Я это сделаю, — кивнул он мне. — Но ты всё-таки скажи, что ты имел в виду, говоря, что мы в парламенте хернёй страдаем? Ведь ты именно это слово хотел произнести?
— Да, дядя Пека. Именно это слово. А что я имел ввиду? Ну, например, почему у нас до сих пор нет своего олимпийского комитета. До олимпиады в Лондоне год остался. Или вы думаете, что Стокманны будут постоянно за свой счёт возить финских атлетов на эти соревнования?
— А ведь правда! — воскликнул Ээро Эрко. — Это хорошая тема для моей партии. Обязательно подниму этот вопрос на ближайшем заседании. — И мужчина принялся что-то быстро записывать на листе бумаги.
— Ну вот, спросил я, а тему он забрал, — обиженно проворчал Свинхувуд.
— Ну, так и поддержите дядю Ээро. Ваша же партия профсоюзов в коалиции с аграриями. И можете поднять вопрос о строительстве муниципальных стадионов в каждом городе. Где все могли бы заниматься спортом, и где можно проводить соревнования, отбирая атлетов для олимпийских игр.
— Вот! Ээро дай лист бумаги и карандаш, я запишу, — обратился к своему другу дядя Пека.
— Я сам запишу. Не дёргайся. Это важная и интересная тема. А заодно, уведём всех наших депутатов в сторону от денежного вопроса. Матти, а твой дед не захочет стать меценатом в этом вопросе?
— Он и так им станет, потому что я тоже хочу поучаствовать в Лондонских играх.
— А разве там не с восемнадцати лет можно участвовать? — проявил неожиданные познания Пер Свинхувуд.
— Для участия в индивидуальных стрелковых состязаниях допускаются атлеты с шестнадцати лет. Это мне ответил барон Пьер де Кубертен на моё письмо. Так что, я обязательно поучаствую в этом и возьму на себя обязательства найти средства для поездки группы стрелков в десять — пятнадцать человек.
— Отлично! Матти, ты мне тогда адрес барона дай, я хочу получить более подробную информацию, — обрадовался Ээро Эркко.
— Может ещё какая идея и для меня найдётся? А, Матти? А то я чувствую, что всю олимпиаду аграрии под себя подожмут, — не унимался Свинхувуд.
— Ну, попробуйте изменить государственный герб.
— А что с ним не так? — уставились на меня оба мужчины, а затем перевели взгляд на герб княжества, висевший на стене кабинета.
— Зачем он втыкает себе в голову меч? У нас что, лев-самоубийца?
— Ты неправ, Матти, — холодно произнес дядя Ээро. — У меня просто неправильный герб. На правильном наш лев держит меч остриём вверх, а не за головой как здесь.
— А где тогда у нас правильные гербы? В здании Сената и Сейма висят точно такие же. В школах, гимназиях и лицеях, тоже они. Вы этого просто не замечаете, вам некогда, вы постоянно торопитесь. А ведь этот лев с мечом в голове везде — на вокзалах, почтах и даже на бумажных деньгах. Для вас это ошибка, а для подрастающего поколения это обыденность. Они к этому привыкнут и начнут задавать вопрос, который я сейчас задал вам.
— Хм. Не замечал, — пробормотал Ээро Эркко, рассматривая купюры, которые приготовил для меня. — Да. Это нужно обсуждать! Это неправильно!
— У нас вообще герб неправильный! — возразил я ему. — Почему он с мечами? Да ещё в атакующей позе? Мы собираемся на кого-то нападать и с кем-то воевать?
— И каков же по твоему мнению должен быть правильный герб? — опять начиная злиться, спросил Пер Свинхувуд.
— Ну, у нас в княжестве больше всего крестьян и рабочих. Поэтому лев должен держать в лапах серп и молот. Молот можно в той лапе, в которой сейчас занесённый меч. И тогда уже никто не усомнится, что лев неправильный — молот запихнуть в голову невозможно. К тому же, молоты ведь и боевые бывают…
— Так! Всё! Стоп! Хватит, Матти! Мы тебя услышали! Вот твои деньги, и иди, а мы тут сами подумаем, — Ээро Эркко всунул мне в руку пачку купюр и, даже не попрощавшись, выставил за дверь.
Вот так и давай им советы.
……
Мой пятнадцатый день рождения отмечали с царским размахом. В прошлом году пирогом обошлись, а в этом году устроили застолье с более чем сотней гостей. Перед этим, правда, пришлось поучаствовать в одном традиционном семейном событии. Но так как я был самым младшим в семье, то наблюдал подобное на пятнадцатилетие у братца Ахти. Поэтому и подготовился с помощью своих дружков.
Традиция, на мой взгляд, была так себе. Нужно было в течение получаса, бродя вдоль берега озера, наловить столько живности сколько удастся. И по количеству улова родители и старики должны определить какой у тебя будет жизнь в дальнейшем. В качестве мерила выступало всё: рыба, раки, головастики, лягушки, жабы и даже улитки.
Понятное дело, что эта традиция распространялась только на родившихся в теплое время года. Зимние же именинники, искали шишки под снегом. Как мне по секрету рассказал брат Эса, он заранее сделал запас шишек, прикопав их в снег в разных местах ельника. Вот и я решил подстраховаться, а заодно приколоться над родственниками.
Вечером, за пару дней до празднования, я, в компании с Ялмаром Стрёмбергом и Тойво Сайпаненом, прошёлся вдоль озерного берега с бреднем и загнал какое-то количество рыбы в заросший «утиным картофелем» залив. Для надежности мы заперли выход из заливчика притопленными плетёными изгородями.
В день же моего рождения, через час после начала торжества, дед Кауко, ехидно улыбаясь, при всех вручил мне корзину и отправил на эту импровизированную рыбалку.
— Не, не, не, — я отдал корзину опешившему старику. — Деда, я же не в парадной одежде в воду полезу. Пойду переоденусь.
Пока переодевался в старые рабочие штаны и рубаху, вокруг деда собралась немаленькая толпа гостей. Которые и пошли вслед за мной, надеясь поразвлечься, глядя как я буду охотиться на лягушек. Но далеко идти нам было не нужно и, дойдя до зарыбленной бухточки, я снова отдал деду корзину со словами:
— Держи! Будешь мой улов собирать.
Конечно, ловить голыми руками скользкую рыбу — ещё то удовольствие, но когда её много, то быстро приноравливаешься. Первой попалась почти четырехфунтовая пятнистая кумжа, которую я и выбросил на берег прямо под ноги деду Кауко. Стоящие на берегу люди сначала опешили, а затем разразились одобрительными криками.
Следующим мне попался ёрш, об которого я исколол правую ладонь, затем, подряд, пять средних лососей, две щучки, ещё одна кумжа. На двадцатой рыбине я сбился со счёта, а ко мне в воду спустился подвыпивший отец, подмигнул мне и стал выискивать и выкидывать на берег загнанную нами рыбу.
А затем он прошёл вперёд и, выдернул одну из наших плетённых изгородей и подняв её вверх, продемонстрировал всем. Мне вдруг стало стыдно, и я, наверное, покраснел. Это заметил и отец. Подошёл и, обняв прямо в воде, обратился к стоящим на берегу гостям.
— У меня четверо сыновей! — но заметив матушку которая грозила ему своим кулачком, быстро поправился. — У меня четверо взрослых сыновей! Умный и воспитанный Кауко, который стал депутатом нового Сейма! Сильный, смелый и трудолюбивый Эса! И честный, добрый и отзывчивый Ахти, который стал секретарём нашего епископа! А это! — Отец встряхнул меня за шиворот рубахи. — Мой четвертый! Который самый-самый…