Читать интересную книгу Честь Афродиты - Владислав Вишневский

Мы с главредом не секунду оторопели, с круглыми глазами и отвисшими челюстями. Себя я не видел, чувствовал только, а дядя Коля именно так и выглядел. Как пингвин замороженный. Даже ноги от ужаса у меня отнялись. Сразу и с ног до головы холодным потом. Спонтанно… Ноги ватные, в желудке холод… Одновременно поняли: кошмар, мы, как идиоты влетели в милицейскую засаду, нужно «делать ноги». Срочно и бегом. Как эти… Подтверждая этот печальный тезис, толпа молодых людей, только что невольно спасших нас, с невнятными уже криками, понятно какими, катились вниз. Не мешкая, КолаНикола, дёрнув меня за руку, тоже бросился бежать вниз по лестнице. Усиливая тревогу, из открытой ещё двери, выскочила вторая партия панически орущей толпы, три человека или четыре. Дикая орава, толкаясь и опережая меня, понеслась по лестнице сначала вверх почему-то, потом, развернувшись, столкнула и меня.

Всё для нас произошло очень быстро, почти мгновенно, в несколько секунд.

И вот уже, вслед за панически орущей толпой молодых людей и мы с КолаНиколой несёмся с восьмого этажа вниз по лестнице. Как грохочущий мусор по мусоропроводу или консервные банки, привязанные к машине. Ещё раз спасибо нужно сказать моим родителям за мои длинные ноги и армейской тренировке, горной и ландшафтной, я в несколько пролётов практически легко обогнал всех впереди бежавших. КолаНикола не отставал, так же прыгал через три— четыре ступеньки.

Входную дверь мы вышибли, невзирая на магнитный замок. Бросились кто куда. Поддал жару взвизгнувший где-то неподалёку вой милицейской сирены. Странно, но волковской «тойоты» на месте не оказалось, я это заметил. Куда она делась, размышлять было некогда, нужно было спасаться. Я рванул в обратную сторону, подальше от дороги.

Подобные сцены погони — обычно с кровавой рукопашной и со стрельбой — здорово показывают киношные кадры, я помню. По крышам домов, либо по стенам заброшенных заводов, один за другим скачут актёры-каскадёры, одни убегают, другие догоняют. В кульминационный момент погони, герой, как правило, неожиданно проваливается сквозь ветхие крыши, ломая нижние перекрытия, падает на груду кем-то случайно оставленных пустых коробок из-под памперсов или прокладок и, таким образом уйдя от погони, благополучно выскакивает на ближайшую дорогу, где его уже ждёт автомашина подельников или случайно проходящая. Я скажу — нет, чёрта с два! Враньё всё это! Это мягко ещё говоря. В жизни всё по другому. Никаких гаражей на моём пути не было, тем более заводов и крыш, только палисадник, детские площадки — две, — большое количество припаркованных автомашин и асфальтированные дорожки. Все тебе препятствия.

Та толпа, из-за которой мы бежали, тоже вывалилась вслед за нами на улицу и так же бросилась врассыпную… Что и хорошо сейчас. Потому что жизнь. Она лучший режиссёр. Даже перед жутко голодным тигром, я думаю, если неожиданно выпустить десять аппетитных антилоп, он наверняка растеряется. С ума не сойдёт, но задумается — за кем ему гнаться. Так и у нас получилось. Милиционеры выскочили из машины — четверо вроде — и… остановились… Они же не могут во все стороны за всеми рассыпаться. Не дивизион. Вязали тех, кто в зоне досягаемости рук оказался. Им пока было не до нас. А нам с КолаНиколой только этого и надо было. Петляя между припаркованными машинами, мы разными курсами, с курьерской скоростью уходили вдаль от появившейся машины ППС.

За некоторые автомобильные зеркала, припаркованных машин, я, конечно, извиняюсь, вслед нам обиженно взвывали сирены автомобильных охранных сигнализаций. Но я знал, не младенцы, поорут и перестанут. Я бежал, я нёсся, я летел… И всё же, «киношное» препятствие я для себя нашёл. Откуда оно взялось, не знаю. Перпендикулярно. Почти в лоб. Метра два с половиной высотой. Стена. Возникла вдруг, но с приступочкой у основания. Я, не задумываясь, — когда было размышлять?! — от приступочки оттолкнулся, как от трамплина, кошкой царапаясь, почти взлетел на стену и… Услышал за спиной голос. Не голос, вопль мольбы или больше того. У меня сердце где-то в пятках в тот момент билось, дыхание перехватывало, но мольбу о помощи я расслышал. Я оглянулся. Внизу ко мне тянул руку один из тех, что бежал с нами там, вниз по лестнице. Тоже в стену упёрся. Один из них — этих! — это было понятно. Так же не раздумывая — товарища выручай — и веса он оказался небольшого, схватил его протянутую руку, и в одно мгновение перебросил через стену, потом и сам. Кстати, заметил, КолыНиколы за мной видно не было, как и преследователей. Вообще никого! Другим путём видимо главред бежал.

Я свалился почти на этого, которому помог. Он кроликом пискнул. Во мне же под девяносто кэге, к тому же, умноженное на ускорение свободного падения и высоту. Не слабо! Придавил его маленько, но не совсем. Помял только. Мы оба вскочили, тяжело дыша и оглядываясь, прислушались… Где мы и куда теперь? Этот парень, бомж или обкуренный, перестал вдруг оглядываться, уставился на меня с удивлением и даже радостью…

— Волька, это ты? — тяжело дыша и задыхаясь, вдруг спросил он, улыбаясь, назвав меня по имени. — Это я, Матвей, вице-президент. Не узнаёшь меня, не узнал?

Я пригляделся. Узнать было действительно трудно, и одежда и обувки на ногах у парня непонятные, и глаза какие-то шальные, и лицо бледное, с горячечным румянцем и голос и речь, и волосы на голове не дрезами скрученные, а как после пыльной бури… Но всё же это был он, тот парень с древней родословной. Мой недавний знакомый.

— Майский-Гладышев что ли? Ты?!

— Я, ага! — парень расплылся в улыбке. — А ты чего тут делаешь? Ты-то с какой стати здесь?

Вопрос, конечно, странный. Я бы тоже его мог об этом спросить, но Матвей смотрел на меня с большим удивлением, вполне серьёзно, словно уж кого кого, а меня точно здесь не могло быть. Действительно.

— А ты? — в свою очередь спросил я.

— Я? А мы обкурились, — пояснил «бомж». — И… Игра у нас такая: «Атас, менты», и всё. Кто куда…

— Чтооо?!

Тц…

Я по натуре сангвиник, меня «достать» трудно, почти невозможно. Жизненные проблемы я воспринимаю через «тряпочку», через своеобразный пофигистский фильтр, но сейчас, тут… Через секунду я зло и длинно выругался, громко, конечно, матерно… Прямо в небо и стену. Я помню, так у нас ругался старший прапорщик, зам командира заставы по хозчасти, когда ему в очередной раз привозили мягко говоря некондиционную картошку или залежалое мясо. Половину моей грубой тирады я точно сейчас на свой счёт относил.

— Ну ты даёшь! Классно ругаешься, я запомнил, — неожиданно не обиделся, а восхитился отрок Майский-Гладышев. Счастливо улыбаясь при этом, заметил мне. — У нас дядя тоже классно иногда матерится, когда тёть Лёле рассказывает о своих рабочих делах.

— Пошёл ты, придурок, со своей тёть Лёлей… Как дам сейчас по шее. Башка отвалится. Нечем запоминать будет. Придурки! Идиоты!!

Матвей не обиделся, наоборот, ещё шире мне улыбался, заметно наслаждаясь не то свободой, не то моим растерянным и злым видом.

— А менты откуда взялись? — вниз куда-то, в «унитаз», сбрасывая разрушительную во мне энергию, спрашиваю отрока.

— А мы их сами вызвали, и… — Матвей развёл руками. — Прикольно же! И кто куда. А прошлый раз мы пожарников вызвали, а перед этим скорую помощь, а перед… МЧС…

— Всё, хватит, заткнись, умолкни!.. Я понял… — с трудом сдерживал распирающую меня злость и растерянность на себя… целый букет таких эмоций. — Ой, дураки! Ой, придурки! Ну, идиоты! — Мы с КолаНиколой операцию провалили. — Ну, ёпт…

Матвей принял это на свой счёт.

— Нет, не все. Один идиот, два может из нас. Остальные нормальные пацаны и… Я говорю, игра же такая.

Я его не слушал, шумно дышал, приводил психику в нормальное состояние. А она не приводилась. Бурлила. Издевалась пока. Ну, идиотизм! Ну, действительно, дурость. С КолаНиколой мы прокололись как последние лохи. Это понятно. Провалили операцию. Расскажи кому — засмеют. Пастухову признаваться пока нельзя, напарник не поймёт. Смеяться будет. И Волкову тоже нельзя… Кстати, а где этот Волков? Куда он делся? Бросил нас? Нет, не может быть… И где КолаНикола?

Матвей меня в это время о чём-то спрашивал, даже рукой в грудь оказывается пальцем тыкал…

— Что? — я сконцентрировал внимание на нём.

Майски-Гладышев чуть громче повторил вопрос.

— Я спрашиваю, ты глухой? Зачем тебе эти верёвки, спрашиваю, даже две, и эти, амулеты? Ты что ли металлист?

Я проследил за его пальцем, понял его вопрос, сам себе удивился. И правда, я так с двумя мотками верёвки и с «колокольчиками» на шее, как та безрогая коза, носился. Вернее козёл. Не выбросил, из рук не выпустил. Рефлекс. Армейская выучка сказалась, на моторике, ни при каких обстоятельствах не бросать выданное тебе снаряжение, вот и… Ну не придурок ли, а! Придурок! Дурак! Мы все дураки.

— Скажи мне, олигарх долбанный, ты почему здесь вообще оказался? — «пылил» ещё я. — Почему не на своей Барвихе или, где там, Рублёвке? Что у тебя за вид, вице-президент? Как ты на этой помойке вообще оказался. Где твои дрезы, порш— феррари, прикид?