Андрей собрался с силами и отполз дальше, так как по пояс всё ещё находился в воде. Волны поутихли и едва докатывались, мельчая, до острова. А где же остальные? Попытался встать на ноги, но голова снова закружилась и он упал навзничь. Небо голубое, без единого облачка. Солнце, не по-осеннему жаркое, перевалило зенит и жгло немилосердно, как кубанское в августе. Снова сел и окинул взглядом океан водный: он, сине-зелёный, уже не бушевал — сколько ж времени пролежал я без памяти? — подумал он. Почему не видно пилота? — вспомнил и про старшого, оказавшегося таким негодяем. Да вон он, колышется волной. Видно, выбросить и его на песок мешает затонувший парашют.
Но почему не видно Кимбора и остальных? Должны бы спрыгнуть вслед за ними и приводниться поблизости. Не раскрылись парашюты и все утонули? Или, может, не рассчитали да выбросились дальше? Но дальше в океан вдаётся мыс, поросший лесом. Неужели приземлились и покалечились?
Поднялся, осмотрелся, нет ли поблизости каких следов. Их не оказалось. Решил раздеться, чтобы просохла одежда — на нём ведь всего по паре, а трусов вообще шестеро. Снял ремень, вынул кортик из оправленных серебром ножен, слил воду. Пистолет воронёный, покрупней ТТ; разложил всё это просыхать. Разрядил обойму, сосчитал патроны — семь штук. Восьмизарядный? значит, с запасными осталось пятнадцать. Надо, подумал, обыскать лётчика, может, что-то нужное найдётся и у него. Прошёл к нему. Мухи уже учуяли мертвечину: роятся, садятся на лицо, их смывает, а они облепляют снова и снова — крупные, такие же зелёные, как и там, на гравийке под хутором, где погиб спасший им жизнь комиссар. В одном из карманов нащупал что-то твёрдое, достал — зажигалка; надавил на рычажок — фитилёк вспыхнул. Понадобится! А вот что-то покрупнее. Фонарик? Да еще какой — круглый, с большущим рефлектором, с линзой заместо стекла! Нажал на кнопку — лампочка горит в полный накал. И герметичный — ни капли воды не просочилось внутрь отражателя. Снял с руки часы: браслет желтый, но всего лишь позолоченый, а вот корпус — верняк из чистого золота, как у тех, что остались у Ванька. Только, пожалуй, более дорогие: с календарём и секундной стрелкой. Влагонепропускаемые — столько времени пробыли в воде и даже стекло не запотело. Хотел приладить на руку, но браслет оказался великоват. Ничего, сделаю из них карманные, — подумал он. Отстегнув парашют, вытащил на берег, расстелил, чтобы просох. Пока возился, одежда высохла, оделся. Всё лишнее скатал и связал шнуром от вытяжного парашютика. Когда высох и большой — для этого хватило десяти минут — он сложил его, сунув одежду внутрь, и отволок на край песчаного пляжа: здесь начинались густые заросли, совершенно не похожие на те, что доводилось видеть на Кубани. Оставив всё это с краю и воткнув напротив бамбуковый стебель (удилишки бамбуковые видеть приходилось) для приметы, вернулся к оставленным вещам. Босые ноги нещадно жёг песок. Обулся. Подпоясался, сунул пистолет в кобуру, кортик — в ножны, ещё раз осмотрелся кругом: ни души. Берег пустынен… Куда ж теперь? Хочется пить, ссохлось не только во рту, но, кажется, и всё внутри. Но есть ли пресная вода поблизости? Или только в той речке, что видна была из самолёта. И следует ли углубляться в лес на ночь глядя? Пожалуй, лучше потерпеть и отправиться на поиски товарищей. Если же и они окажутся безуспешными, заночевать придется на берегу. Так безопасней, надо только запастись каким-нибудь хворостом для костра: гиены или волки, или кто тут водится ещё, они огня побоятся, рассуждал он.
А завтра он обшарит всё побережье. Не может быть, чтоб остался в одиночестве! Найдёт их, живых или мёртвых. Нет, только живых! Может, и они его ищут, приводнившись где-то за мысом. Или ждут помощи — разбившиеся, покалеченные, где-нибудь под деревьями, на которые угодили с парашютами… Может, это случилось неподалёку — надо начинать поиски немедленно, пока светло!
И Андрей направился в сторону мыска, держась вблизи воды: здесь, по влажному песку, идти легче, так как ботинки почти не грузнут, лишь оставляют чёткий след. Таких же следов высматривал и он, вглядываясь в каждый метр побережья. Мало ли, может, пока их с лётчиком качали волны, прибивая к берегу, они, благополучно выбравшись, решили, что мы остались на дне раков кормить. Или, наоборот, отправились искать пресной воды? Предположение малоправдоподобное, но проверить надо. Если не попадутся следы от обуви, то, может, хоть какой-нибудь предмет прибьет к берегу. Даже в случае, если оба парашюта отказали и все утонули, разбившись с более чем трехсотметровой высоты. В голову приходили всякие невероятные мысли…
А между тем солнце близилось к верхушке леса и вот-вот должно было скрыться за ним. Позади осталось едва ли не полкилометра, но никаких следов или признаков обнаружено не было… Надо, пока не стемнело совсем, насобирать топлива, — решил он и свернул к зарослям, где виднелись сухие, широкие и длинные листья каких-то пальм, застрявшие в поросли бамбука. Не понадобятся для костра — послужат подстилкой; может, и тут, как в лимане, комарья полно — будет чем прикрыться.
Однако набрать сушняка ему не пришлось. Случилось нечто невероятное: оставалось каких-нибудь два десятка шагов, когда из зарослей навстречу ему вышло… шестеро дикарей. Среднего роста, худощавые, чернокожие и совершенно голые, если не считать за одежду какую-то бахрому, свисающую с пояса вокруг талии и прикрывающую серединную часть туловища… Они медленно, словно крадучись, приближались, непонятно жестикулируя и издавая ещё менее понятные восклицания…
Андрей застыл, как вкопанный; рука потянулась к кобуре сама. Выхватив пистолет и поставив на боевой взвод, попятился, опасаясь повернуться спиной и быть пронзенным копьем или стрелой. Правда, в руках у дикарей никакого оружия не было, но в зарослях, возможно, притаились и вооружённые… Может, подумалось ему, эти страхолюдины хитрят: заметили нож и пистолет, поняли, что просто так не взять, и прикинулись смирными?
Не выйдет, не на такого нарвались!
А «страхолюдины», видя что жертва отходит к воде, перестали подкрадываться, сошлись и стали о чем-то совещаться. О чём?.. Удалившись на приличное расстояние (добросить копье сможет разве что чемпион острова) остановился и он, прикидывая, что же предпринять. «Ну и влип в историю, ёк-карный бабай!.. Чего боялся, на то и напоролся: а ну как людоеды?.. Расскажи на хуторе — не поверят, а они, самые настоящие дикари, — вот, перед глазами, — рассуждал он, готовый постоять за себя до конца. — Интересно, случалось ли им иметь дело с белыми? Почему безоружные? Давно ли выслеживают? Почему тянули до захода солнца?» Эти и подобные им вопросы роились в голове; на них не было ответа и поэтому — что делать, как поступить, как вести себя с этими подозрительными типами он совершенно не представлял.