– Сколько времени вы обычно держите письма, прежде чем выбросить их? – спросила Лари.
Она еще достаточно свободно владела чешским языком, чтобы понимать и говорить без помощи Джина.
– Иногда они лежали у нас несколько лет. Вы же знаете – актеры приходят и уходят, переезжают в другие города, чтобы попытать там счастья, а потом возвращаются…
Лари просмотрела всю почту, которая дожидалась своих адресатов. Не обнаружив ни одного письма на имя Кат, она очень обрадовалась.
– Я послала сюда в прошлом году два письма, которые так и не вернулись обратно. Должно быть, она забрала их. Это доказывает, что Де Вари жива!
Джин ничего не сказал, он знал, что письма могли исчезнуть другими способами.
Обходя театры, Джин наткнулся на объявление, в котором говорилось о репетициях новой сатирической пьесы Йири Жилки. Ее премьера намечена на конец августа. Вспомнив, что Жилка был близким другом Кат, Джин получил его адрес и договорился о встрече.
На третье утро их пребывания в Праге он вместе с Лари пришел в тесную трехкомнатную квартирку в ветхом доме в Старе Место, которую Жилка занимал вместе с женой и сыном-подростком. За критику тоталитарного режима Йири не раз прятали за решетку. Он продолжал излагать свои мятежные взгляды в памфлетах даже тогда, когда его драматические произведения запрещались цензурой. Пьеса, которую ставили сейчас, была его первой работой после «Скотного двора», исполнявшегося шестнадцать лет назад.
Йири открыл им дверь. Его лохматые седые волосы поредели, высокая фигура еще больше высохла, и прежнее сходство с овчаркой сменилось сходством с заморенной голодом гончей.
Он крепко пожал Джину руку, а потом обратил взгляд своих задумчивых серых глаз на Лари.
– Так значит, вы ее дочь! Да… Я вижу в вас ее красоту! Думаю, правильно, что она выбрала для вас такого красивого отца, а не вышла за меня замуж.
– За вас?.. – машинально произнесла Лари.
Джин не сообщил дочери, что Йири также был одним из поклонников ее матери.
– О да, – произнес Йири, – я женился бы на ней, если бы она согласилась. Но в то время это с радостью сделал бы любой молодой человек в нашем городе…
Он провел их мимо беспорядочно расставленной мебели и наваленных кругом книг к большому круглому столу в одной из комнат. Половину его занимали бумаги и пишущая машинка, а другую половину – остатки поспешного завтрака семьи. Его сын уже ушел в школу, а жена – на работу. Она работала в больничной лаборатории. Отвечая на вопрос Джина о том, как ему удавалось выживать в эти годы, Йири ответил, что только благодаря зарплате жены.
Наконец он обратил внимание на Лари.
– Вы – смелая девушка, раз вернулись сюда! Лари скромно улыбнулась.
– Я не почувствовала никакой опасности. Все так счастливы! Люди упиваются свободой.
– Да, пока…
– Значит, вы не верите в то, что это продлится долго? – спросил Джин.
– Сейчас в Праге находится несколько русских генералов. Они говорят, что приехали с дружеским визитом, цель которого – консультации с нашими военачальниками по поводу совместных маневров армий стран Варшавского Договора. Но я думаю, нам хотят напомнить, что у нашего «большого брага» есть большая армия. Войдет ли сюда эта армия вслед за своими генералами – зависит от нас.
– Вы полагаете, предостережение русских будет проигнорировано? – спросил Джин.
– Вкус свободы сладок. Знаете ли вы человека, который по доброй воле перестал бы есть пирожное и вместо этого набивал бы рот всякой дрянью?
Он снова повернулся к Лари.
– Если вы хотите разыскать свою мать и увезти ее отсюда, то действуйте быстро, Ларейна, очень быстро! Ворота скоро опять захлопнутся!
К сожалению, Йири не смог быть им полезен. В последний раз он видел Кат шесть лет назад – как раз после того, как она отыскала Лари и убедила чешское правительство позволить ее ребенку эмигрировать.
– Ничто и никогда не имело для нее такого большого значения. В тот день, когда вы должны были улететь, Ларейна, она ждала возле посольства машину, в которой вас везли в аэропорт. Я был с ней. Было время, когда я думал, что она донесла на Милоша. Тогда я сказал, что никогда не прощу ее. И все же Кат пришла ко мне, потому что больше ей не на кого было опереться. И, разумеется, я безумно обрадовался, увидев ее. У посольства мы взяли такси и тоже помчались в аэропорт, Кат хотела проводить вас. Она смотрела, пока самолет не поднялся в воздух.
– А я не видела ее! Она даже никогда не пыталась заговорить со мной! – воскликнула Лари, и глаза ее наполнились слезами.
– Моя дорогая Ларейна, вы – единственное, что имело для Кат значение в этом мире. Она знала, что если подойдет к вам слишком близко, то может не удержаться и обнять свою девочку и никогда больше не отпустить ее от себя. Но что за жизнь была бы у вас тогда? Вернуться на сцену ей вряд ли позволили бы. Ее муж пропал, дом и имущество семьи конфисковали, предприятия национализировали. Она не могла оставить вас здесь, зная, что в Америке вы будете счастлива.
Пока Лари слушала драматурга, другой возможный путь поиска внезапно пришел ей в голову.
– Вы знаете, где сейчас ее муж? – спросила она.
– Милош? Нет. И Кат тоже не знала этого, не знала даже, жив ли он или нет, когда я видел ее в последний раз. После того как он попал в тюрьму, ему не позволяли принимать посетителей и даже получать почту. В те времена режим очень жестоко поступал со своими врагами. Как только тебя сажали за решетку – считай, ты пропал… похоронен. Выйдя из тюрьмы, Кат приложила все силы, чтобы разыскать тебя, Ларейна. После этого она, возможно, пустилась на поиски Милоша. Больше я ничего не слышал о ней.
Джин отметил про себя, что нужно постараться разузнать что-нибудь о судьбе Милоша Кирмена. К этому моменту он, должно быть, не отбыл еще и половины сорокалетнего срока заключения, но ведь новое правительство говорило об амнистии для политических заключенных. Даже если он еще не освобожден, информация о нем, вероятно, более доступна, чем в прошлом.
Прощаясь, Йири пригласил Джина и Лари на премьеру своей пьесы, которая должна была состояться на следующей неделе.
– Не забывайте, что в ней высмеиваются русские, поэтому если они решат ввести в Чехословакию свои войска, премьеру могут отложить. – Йири пожал плечами. – Но не более чем на двадцать или тридцать лет…
На следующее утро в посольском автомобиле они поехали в Карловы-Вары. День выдался жарким, однако, когда машина свернула с шоссе на аллею, ведшую к «Фонтанам», Лари задрожала от нахлынувших на нее воспоминаниях о тех днях, когда она жила здесь с четой Павлецки. Девушка не могла бесстрастно смотреть на величественный старинный замок только как на возможный источник сведений, которые могли навести ее на след матери.