Торопливо вытерев рукой глаза, я открыла дверь и увидела Адриана.
— Привет! — сказала я, слегка удивленная его появлением… и, конечно, испытывая чувство вины, поскольку расстраивалась из-за другого парня. Я не была готова к встрече с ним, но куда деваться? — Войдешь?
— Хотелось бы, маленькая дампирка. — Казалось, он куда-то торопится, а не пришел выяснять отношения. — Но я просто заглянул на минутку, чтобы передать тебе приглашение.
— Приглашение?
В голове билось: «Дмитрий, Дмитрий, Дмитрий!»
— Приглашение на прием.
Девятнадцать
— Ты в своем уме? — спросила я.
Он одарил меня выразительным взглядом — как всегда, когда я задавала этот вопрос.
Я вздохнула.
— Что еще за прием? Это чересчур даже для тебя. Только что погибло столько людей — стражи, Присцилла Вода. — О том, что кое-кто даже вернулся из мертвых, наверное, не стоило упоминать. — Сейчас неподходящее время наливаться пивом и развлекаться.
Я думала, Адриан заявит, что для развлечений время всегда подходящее, но он сохранял серьезность.
— На самом деле это прием как раз в честь погибших. Может, я употребил не совсем подходящее слово. Это… — Он помолчал, не зная, как сказать. — Совсем особый случай. С участием элиты.
— Все королевские приемы рассчитаны на элиту, — заметила я.
— Да, но на этот приглашают далеко не всех королевских мороев. Это… ну, элита элиты.
Как это понимать?
— Адриан…
— Нет, послушай. — Он провел рукой по волосам — знакомый жест, свидетельствующий о недовольстве собой. — Это не столько прием, сколько церемония. Старая-старая традиция… румынская, по-моему. Ее называют «Вахта смерти». Цель ритуала — почтить погибших, и в его тайны посвящены только старейшие семейства.
В сознании вспыхнули воспоминания о тайном обществе в Академии Святого Владимира.
— Это, случайно, не «Мана»?
— Нет, клянусь! Пожалуйста, Роза. Я не совсем в курсе, но мама заставляет меня идти, и я хотел бы, чтобы ты была там со мной.
— Там будут другие дампиры?
Упоминания об элите и старейших семействах настораживали.
— Нет. Но я устроил так, что там будут присутствовать некоторые люди, с которыми тебе доставит удовольствие встретиться.
— Например, Лисса?
Ее семейство, безусловно, относилось к числу самых уважаемых.
— Да. Я только что разговаривал с ней в медицинском центре. Она удивилась не меньше тебя.
Я улыбнулась, чувствуя пробудившийся интерес. Мне хотелось подробнее обсудить с Лиссой ее свидание с Дмитрием, но она, напротив, избегала меня, стремясь уклониться от этого разговора. Если участие в каком-то глупом королевском ритуале позволит мне увидеться с ней… что же, тогда я согласна.
— Кто еще?
— Я же сказал — люди, которые тебе нравятся.
— Прекрасно. Храни свои секреты. Ладно, я пойду с тобой на этот обряд.
В ответ он расплылся в улыбке.
— Ну, вряд ли это можно назвать обрядом — это последняя дань уважения погибшим в бою. — Он провел рукой по моей щеке. — И я рад… Господи, как же я рад, что тебя нет среди них! Ты не представляешь… — Голос у него пресекся, улыбающиеся губы задрожали. — Ты не представляешь, как я беспокоился! Не знать, как ты там… Это было мучительно. И, даже услышав, что ты жива, я продолжал расспрашивать всех в медицинском центре о том, что им известно. Видели ли они, как ты сражалась, не ранена ли…
Я почувствовала ком в горле. У меня не было возможности увидеться с Адрианом после возвращения, но следовало хотя бы послать ему сообщение. Я стиснула его руку и попыталась обратить в шутку то, что было чем угодно, только не шуткой.
— И что они говорили? Что я вела себя круто?
— Да. Без конца повторяли, что ты потрясающе сражалась. До Татьяны тоже дошли слухи о твоих подвигах. Даже на нее это произвело впечатление.
Ничего себе! Вот это сюрприз. Хотелось расспросить его поподробнее, но следующие слова заставили меня промолчать.
— Я также слышал, что ты рассказала кому-то о Беликове. И сегодня утром чуть не сломала дверь в офисе стражей.
Я отвернулась.
— Ну, да… Я… Послушай, мне очень жаль, но я должна была…
— Не надо извиняться. Я понимаю.
— Понимаешь? — Я вскинула на него взгляд.
— Послушай, я чего-то в этом роде и ожидал, если он вернется.
— Помню, ты говорил это раньше… — Я внимательно вглядывалась в его серьезное лицо.
Он кивнул и грустно улыбнулся.
— Конечно, на самом деле я не думал, что у вас получится. Лисса пыталась объяснить, какую магию она использовала… но, господи! Думаю, я никогда не буду способен на такое.
— Ты веришь? Веришь в то, что он больше не стригой?
— Да. Лисса так говорит, а ей я верю. И я издалека видел его, на солнце. Но не думаю, что тебе стоит пытаться увидеться с ним.
— Это в тебе говорит ревность.
Я не имела никакого права осуждать его — учитывая, что мое сердце томилось по Дмитрию.
— Конечно ревность, — невозмутимо согласился Адриан. — А ты чего ожидала? Бывшая великая любовь твоей жизни возвращается… по крайней мере, восстает из царства смерти. Не могу сказать, что я от этого в восторге. Но и не осуждаю тебя за то, что ты чувствуешь смятение.
— Я ведь говорила тебе…
— Знаю, знаю. — Его голос звучал поразительно терпеливо… и не так уж огорченно. — Знаю, ты говорила, что его возвращение не повлияет на наши отношения. Но говорить это до и после того, как все произошло, — совершенно разные вещи.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты нужна мне, Роза. — Он сильнее сжал мою руку. — И всегда была нужна, я всегда стремился быть с тобой. Мне даже хотелось бы быть таким же, как все другие парни, и сказать, что я готов заботиться о тебе, но… Если уж дойдет до этого, скорее ты позаботишься обо мне.
Я не смогла удержаться от смеха.
— Иногда мне кажется, что наибольшая опасность грозит тебе не от кого-то другого, а от тебя самого. Взять хотя бы сигареты.
— Я никогда и не считал себя совершенством. И ты ошибаешься. Главная опасность моей жизни — это ты.
— Адриан…
— Постой… — Он прижал палец к моим губам. — Просто послушай. Глупо было бы рассчитывать, что возвращение твоего прежнего бойфренда никак на тебя не повлияет. Нравится ли мне, что ты хотела повидаться с ним? Нет, конечно нет. Как же иначе? Но этим все не исчерпывается. Я верю, что он снова дампир, целиком и полностью. Однако…
— Что?
— Сам тот факт, что он не стригой, не означает, что он в точности такой, как прежде. Погоди! — Последний призыв был вызван тем, что я открыла рот, собираясь разразиться очередной гневной тирадой. — Я не говорю, что он стал злым, плохим или что-то в этом роде. Но то, через что он прошел… Это тяжкий опыт. И мы ничего толком не знаем о процессе изменения. Как такая форма существования повлияла на него? И не сохранилась ли в нем склонность к насилию, способная внезапно вырваться на волю? Вот что меня беспокоит, Роза. Я знаю тебя. Догадываюсь, ты не удержишься, попытаешься увидеться и поговорить с ним. Но безопасно ли это, кто знает? Нам ничего не известно о том, что творится у него внутри.