будет уже не до них, да и возможностей сшить тоже не будет, а на складах, не думаю, что найдется так много таких костюмов. Короче, так и готовились к предстоящему прорыву.
Капитан Коржов приехал назад через три дня, придя ко мне на доклад, доложил, что все решил, все согласны, только одному интенданту потребуется отдать трофейную легковую машину. Да, кому война, а кому мать родна, и тут это крысиное племя стремится навариться. Ну и черт с ним, вставать в позу и бодаться с этой крысой из-за одной машины я не буду. Пусть подавится, отдам ему эту легковушку и даже с собой его заберу, когда мимо него проходить будем, как и обещал, а его, надеюсь, бог накажет. Специально на него жаловаться начальству не буду и пакостить тоже, но очень надеюсь, что в итоге ему эти махинации выйдут боком. Распорядился отправить транспорт и бойцов в охрану, а также отогнать интенданту машину. Вот так и бежало время. Меня, к моему большому удивлению, больше не дергали, хотя немцы прорвали оборону уже во многих местах. Я все ждал, когда меня дернут, и в итоге дождался.
25 сентября 1941 года, Киев
Вызов в штаб фронта пришел днем, а я уже стал думать, что про меня забыли, хотя как такое могло произойти. Сев в свою «Ласточку», поехал в штаб, разумеется, с водителем и ординарцем, а то страшно оставлять такую машину одну. Кстати, вспомнился анекдот, как раз в тему. Водитель паркуется в Москве возле здания парламента, к нему подходит мент и говорит, что тут парламент, на что водитель отвечает: «Не беспокойтесь, у меня очень хорошая сигнализация». Это я к чему, полноприводную «эмку» с охотой приберет к рукам любой, так что оставлять ее одну опасно, тем более в нынешней обстановке, так что приказал водителю никуда не отлучаться и напомнил, что за машину он отвечает своей головой, а на всякий случай оставил с ним и ординарца. Вот так я прошел в штаб фронта, а в приемной Кирпоноса мне даже ждать не пришлось. Как только я туда зашел, так секретарь тут же позвонил командующему, и меня сразу пригласили в кабинет.
– Проходи, майор, дело к тебе есть. Что думаешь о сложившейся обстановке?
– Только одно – задница, большая и жирная.
– Смотрю, ты не особо беспокоишься?
– Так, товарищ генерал, опыт имеется, снова выйду, правда, у немцев в тылу покуролесить времени не будет.
– Это почему еще?
– Так я же говорю, задница будет большая, немцы, скорее всего, возьмут в мешок практически все наши силы под Киевом, а потом у них, считай, прямая дорога на Москву открывается через Курск и Брянск. Наших частей там практически нет, так что будет полная ж… Вот поэтому у меня и времени погулять по немецким тылам не будет, нужно будет срочно выходить к своим и перекрывать немцам дорогу на Москву, чтобы командование успело перебросить резервы для защиты столицы.
– И ты сейчас это так спокойно говоришь?
– А что еще делать, товарищ генерал, моего мнения никто не спрашивал, да и кто бы меня слушал.
– А нас со штабом сможешь вывезти?
– Смогу, и даже еще одну или две дивизии, но при двух условиях.
– Каких?
– Первое, все меня безоговорочно слушаются и выполняют все мои приказы, а второе, все, кто выходит со мной, должны быть обеспечены транспортом. Мы будем быстро, ну относительно быстро, двигаться, и я не могу брать с собой никого, кто будет нас тормозить, иначе мы все рискуем погибнуть.
– А раненые?
– С собой брать только тех, кто выдержит дорогу. Знаю, это кажется циничным и бесчеловечным, но в противном случае мы просто и тяжелых не довезем, и других можем потерять. Надеюсь, немцы будут соблюдать условия договора, могу снова написать им письма, что если они нарушат эти условия, то больше никаких договоров не будет, а я начну целенаправленно охотиться именно на их госпитали и санитарные колонны. Пример у них в памяти, так что, думаю, они не захотят его повторения.
– Хорошо, твои условия принимаются, когда выступаем?
– Завтра вечером.
– Почему завтра, ведь можно и сегодня.
– Товарищ генерал, а вы успеете до ночи подготовиться, собрать транспорт, раненых, передислоцировать части, что берете с собой?
– Ты собираешься выступать вечером?
– Разумеется, во-первых, избежим бомбежек, а во-вторых, избавимся от лишних глаз. Нам надо уйти и пропасть, чтобы немцы не знали, куда мы выдвинулись.
– У тебя, наверное, уже и маршрут готов?
– Разумеется, товарищ генерал, вначале двинемся на Полтаву, а как отойдем километров на десять, так по лесным дорогам разворачиваемся на Брянск и Орел. А немцы нас пускай у Полтавы ждут.
– Хорошо, майор, надеюсь, ты нас не подведешь, завтра в двадцать часов выступаем.
Вот когда репутация начинает работать на тебя, никаких возражений от начальства. Выйдя из штаба, отправился к себе, в принципе у меня все готово, распорядился немедленно забрать из госпиталя своих раненых, благо, что тяжелых было немного и они уже успели немного окрепнуть, так что надеюсь довезти их живыми. Специально для них еще раньше приказал в трофейных машинах с тентом сделать двухъярусные нары, это чтобы больше народу погрузить, а для облегчения веса, да и для того, чтобы раненых меньше трясло, делали каркас и вместо досок натягивали кусок брезента, а на него клали матрас. Хоть какая-то амортизация будет, а то тяжелые и от тряски умереть могут, а тут относительно нормально будет. Можете считать меня циничной сволочью, что я только своих тяжелых забираю, но всех мне не спасти, а своих я не бросаю. В качестве исключения взял четыре с половиной десятка тяжелораненых командиров в звании от майора и выше, так как для них нашлись места, и это все.
Следующим вечером колонны стали собираться у выезда из Киева, и в девять часов вечера мы тронулись в путь. Уже следующим днем, 27 сентября, немцы вошли в Киев, сопротивления они практически не встретили, наши части стали массово отходить в ночь с 26 на 27 сентября. Кирпонос приказал всем частям отходить и пробиваться к своим самостоятельно, а с собой взял только две относительно полноценные дивизии, причем одна из них оказалась дивизией Севастьянова. Это, похоже, уже рок какой-то, постоянно с ним встречаться и постоянно его вытаскивать из задницы.
Главное, что все были на колесах, перед выездом заправились под пробки и взяли достаточно продовольствия с собой, а также смогли забрать всех легкораненых из госпиталей. К слову говоря, наших раненых немцы не тронули, в каждом госпитале