– Господин граф, вы хотите сказать, что барон уедет без гроша в кармане?
– Это не совсем так, ваше величество. Он попросил приготовить ему пятьдесят золотых имперских крон, заявив, что этих денег будет вполне достаточно, чтобы добраться до места. Там же он или добудет деньги, или они вообще ему никогда не понадобятся.
– Так куда же он все-таки собрался, господин Сток?
– В Гвартрию, ваше величество. И еще, леди Янианна. Барон де Койн обладает очень опасными знаниями, источник которых нам совершенно непонятен. В Стенборо, его имении, ведутся работы над созданием оружия нового типа. Существует вероятность того, что де Койн продолжит их уже на новом месте. Все это вызывает у меня определенные опасения.
Самым правильным было бы убить его, особенно сейчас, когда это сделать достаточно просто. Но он никогда не сможет сделать ничего плохого для вас, ваше величество, а значит, и для всей Империи, в этом я убежден твердо.
– Теперь выслушайте меня очень внимательно, господин Сток. Если с Артуа хоть что-нибудь случится, неважно, что именно, отвечать будете именно вы. Можете быть свободным. И еще, не откажите в любезности, поторопите, пожалуйста, с каретой.
«Этот камень не может быть фениксом, – подумал Сток, провожая взглядом императрицу. – Для этого он слишком крупный».
Я лежал в постели, внимательно разглядывая лепнину на потолке в углу комнаты. Интересно, как здесь ее делают – тоже из алебастра? Хороший материал, с ним так легко работать, а со временем он становится только крепче.
Проклятый Цаннер, мне удалось выпросить у него только один пузырек с той гадостью, которую он называет обезболивающим. Его я возьму с собой в дорогу, а болит-то сейчас. В лекари берут только очень черствых людей, равнодушных к чужим страданиям, и Цаннер тому прямое подтверждение.
Герент тоже негодяй, довел меня до того, что даже кричать пришлось, а это очень больно. Ему ясно было сказано: приедет Коллайн – с ним и разбирайтесь.
Когда я его спросил, есть ли у нас долги, у него сделалось такое удивленное лицо, как будто у меня из ушей черный дым пошел. Нет у нас долгов, а со всем остальным разобраться достаточно просто.
Шлон только молодец – он приехал, пока я в отключке был, и Ворона моего пригнал.
И еще Гростар молодец – я заметил входившего в комнату Альбрехта. Нет, не совсем молодец, судя по выражению лица. Знает он уже все, и сейчас начнется… Я эту песню, одну на всех, почти с самого утра выслушиваю, с того момента, когда Цаннер во всеуслышание заявил, что я не сдохну. Вернее, после того, как сказал, что уезжаю далеко и навсегда и беру с собой только Прошку. Да и то только до того момента, пока окончательно не выздоровею – а там пусть и он катится к дьяволу.
Смотрите-ка, все прямо слезу пустили: как же мы без вас, господин барон… Что-то я ни одного убогого или сирого не вижу. У всех все хорошо, все при деле. Жалко, конечно, расставаться со всеми, прикипел, чего там говорить. Ну так что теперь, собирать всех и вместе ехать Гвартрию завоевывать? Вернее, плыть – туда по суше не добраться. Смешно даже.
Гвартрия… Много чего я про нее слышал, кто что говорит. Но все в одном сходятся – там можно и в рабство попасть, и правителем сделаться. Вот туда мне и надо, чтобы Яну не видеть каждый раз, когда глаза закрываю.
Блин, вроде взрослый человек, прекрасно понимал, что наши отношения не продлятся долго, а все на что-то надеялся. Не зря она меня сама много раз дураком называла.
Еще эти письма, письма от дам, их бы уже, наверное, целый мешок получился, если бы я не распорядился сжечь их. Они накопились за то время, что я был в беспамятстве. Столько времени пробыть единственным любовником императрицы – это ли не лучшая рекомендация?
– Здравствуйте, господин Гростар. Смотрите, я вам тут на четырех листках фигню всякую написал, может быть, что-то и заинтересует, там все подробно изложено. Альбрехт, давай объяснимся сразу, чтобы потом уже об этом не говорить. Я уезжаю, уезжаю навсегда, и уговаривать меня остаться не надо, не получится.
Есть у меня к тебе одна просьба – пошли, пожалуйста, Тоторнхорну, дормону вардов, парочку хороших биноклей и мои извинения, что не получится у меня через год дать ему то, что обещал, да и никогда уже не получится. И вот еще что… – С этими словами я протянул ему кожаный мешочек величиной с яблоко. Гростар заглянул в него и быстро затянул тесемки.
– Что с этим делать? – спросил он.
– Из нас двоих ювелир ты, так к чему такие вопросы? Делай все, что пожелаешь, Альбрехт.
Со стуком вошел в комнату Прошка, уже в дорожной одежде.
– Ваша милость, повозка готова.
Ну вот и все, пора.
Глава 23
Жест отрицания
Легкий бриз с моря шевелил занавески на распахнутом окне. Все тут у них не по-людски: давно уже пора с берега дуть, на дворе почти темно. А Прошка – негодяй, теперь в этом нет никакого сомнения.
Конечно, в принципе я мог бы и сам посмотреть на копыта Ворона и убедиться, что с подковами все в порядке. Уж на это у меня образования должно было хватить.
В итоге выяснилось, что перековать его нужно на обе задние ноги.
Мы с ним хотели сегодня прямо с утра в Тронквист подаваться, есть такой небольшой порт на побережье. Совсем маленький, скорее рыбацкая деревенька, но корабли с Гвартрии регулярно заходят. Контрабанда, однако. Там на месте и разберемся. Не с контрабандистами, естественно, а как в Гвартрию попасть. Проблема даже не с нами, а с лошадьми. По крайней мере, с Вороном. От Прошкиной кобылы придется избавиться – проще новую лошадь на месте купить. Чего бы доброго было, да и не нравится она никому, кроме самого Прошки, да еще Ворону. Но Ворону все кобылы нравятся.
Прошка, конечно, со мной поедет – сразу по нескольким причинам. Самая главная, конечно, та, что кофе он варить умеет, да так, что даже зло берет, если честно. Я ведь сам его учил, а что в результате? Этот законченный негодяй и мерзавец, который даже лошади на копыта посмотреть не может, варит его так, что только от одного запаха с ума сойти можно.
Сколько раз за ним наблюдал – ну абсолютно все то же самое, что и я делаю. Поджарил зерна, на ручной мельнице прокрутил, в медный кувшинчик засыпал, что у нас турку заменяет, и на огонь поставил. Все. А я что делаю? Так почему у меня совсем не то выходит? Мерзавец он еще и потому, что сам Прошка кофе терпеть не может.
Кофе я не так давно нашел, недели две назад, когда уже сам на лошадь мог взбираться. Здесь недалеко от дома, где мы обитаем, селение рыбачье есть, крохотное совсем, дворов на пятнадцать. Так вот, за ним и растут эти самые деревья. Я когда их увидел, глаза даже тер, все не верилось. А когда первый раз кофе варил, так у меня руки слегка тряслись.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});