инкриминировать многоуважаемому господину Кассию, что вынуждает его уже несколько дней скрываться от властей. Я предложил этому чудесному человеку встретиться и обсудить этот вопрос, что мы и сделали, после чего мне стало ясно, что господина Германика тем вечером застрелил именно наш господин Убивец.
– То есть, вы, как один из лучших агентов ФБР сразу поняли, кто прав, а кто виноват?
– Нет, вы не совсем правы. Я – худший агент в истории ФБР, и не то, чтобы я что-то уж сильно понял. Просто поверил господину Кассию на слово, потому что кому же верить? Депутату или Убивцу? – тут он прищурился и обратился ко мне: – Я иду за тобой, серийный Убивец.
Мученик выключил телевизор.
– Так что, пей и отдыхай, мой друг. Пока что.
Глава четырнадцатая
День 7. Утро
Ни то, ни другое меня не прельстило. Опьянение вдруг опротивело своей бесполезностью, а про отдых не могло быть и речи. Большую часть ночи я пролежал без сна, под доносившийся с улицы шум дождя. Мученик гостеприимно лег на полу, постелив себе постель на старом одеяле, которое вытащил из шкафа, укрывшись своим черным плащом и положив под голову свою сумку, с которой обычно расхаживал по городу. Перед тем как лечь, он помазал мне ногу какой-то вонючей мазью, и заверил, что к утру мне станет гораздо легче. Также сменил мне повязку на голове, и когда я попросил у него маленькое зеркало, которое стояло у него на столе, то увидел, что моя правая бровь рассечена, и глаз немного заплыл. Злоба в отношении Мученика во мне угасла, когда я осознал, что во мне просто срабатывает защитный механизм, заставлявший за свои грехи ненавидеть и презирать первого попавшегося, но убраться прочь из этой конуры оставалось моим первейшим желанием.
Трудно было поверить, что господин Асфиксия воплотил в жизнь свою мечту и достиг своей реализации восторга, но стоило поверить и становилось ясно, что если он перешел эту грань, то постарается наверстать упущенное за долгие годы в самый короткий промежуток времени. И даже если сейчас он напуган собственным ужасным преступлением – а учитывая его характер, я в этом не сомневался, – то искать спасение от страха он тоже будет именно в его источнике – тут Золотко оказалась полностью права. И что-то мне подсказывало, что я найду его в его же доме. Я был уверен, что у него не было четкого плана, и убийство Червоточины получилось спонтанным; нет сомнений, что и до этого он частенько разгуливал по ночным закоулкам в камуфляжном костюме и с куском колючей проволоки в кармане, представляя себя серийным убийцей, а значит, в тот вечер вдруг случилось что-то, что подтолкнуло его к самым радикальным действиям. Несмотря на свои многолетние мечты, вряд ли он был организованным убийцей, и теперь, когда из каждой щели вопили о том, что убил ее я, он мог и вовсе почувствовать себя неуязвимым, и имея козла отпущения, на которого с удовольствием повесят его грехи, попытается не откладывать дело в долгий ящик и найти очередную жертву.
Мысли о том, что помешаю ему, меня отвлекали. Отвлекали от ужаса будущей жизни, потому что я не знал, как буду жить дальше. Тридцать семь человек. Чьи-то отцы и матери, сыновья и дочери, мужья и жены, братья и сестры. Просто исчезли в один момент. Мысли, визуализированные мысли о том, что сейчас происходит в домах этих людей, порождали в душе какой-то ледяной ураган, и хотелось свернуться клубком, накрыться с головой одеялом и исчезнуть где-то внутри самого себя, да так, чтобы и обратного выхода уже не отыскать. Я мог сколько угодно обвинять агента Дно в его бездарности, беспечных танкистов, пустивших внутрь пьяных девок, но при всем при этом понимал, что все это случилось из-за меня. И от этой мысли не было спасения. Ни сейчас, ни никогда в будущем. Я понимал, что восторжествуй справедливость и с меня снимут все обвинения, возможно, даже мучеником окрестят, но ведь я уже никогда не прощу себе того, что стал причиной этому ужасу.
Тридцать семь человек.
И что мне делать со своим великим раскаянием? Кому его нести?
Так, не зная времени и потеряв к нему восприимчивость, я лежал и глядел в потолок, стараясь разглядеть его в полной темноте. Уснул я, наверное, только под утро, но сон был крепкий. Видимо, запас моих моральных сил подходил к концу, и сознание мое решило вынуть последние резервы, отправив меня хоть на короткое время в состояние покоя. Помню, правда, что мне вновь снился тот сон, что и днем, когда я в полузабытьи отходил от падения со второго этажа. Вновь снилось это собрание моих молчаливых обвинителей, вновь Каролина с колючей проволокой вокруг шеи и господин Асфиксия за ее спиной, вновь ее шепот про какую-то жертву. Только в этот раз особых эмоций я практически не испытывал и воспринимал видение больше как наблюдатель, чем как участник, опять же, скорее всего, из-за недостатка сил на эти эмоции.
Проснулся я от шума и бряканья, которые сопровождали приготовление завтрака от Мученика. Было утро, сквозь подвальное окошко просматривался кусок серого ненастного неба. В комнате было жарко и очень вкусно пахло. Первым делом я сосредоточил свои ощущения на ноге и с радостью отметил, что в спокойном состоянии боли я не чувствую. Приподняв одеяло, я взглянул на нее, и с еще большей радостью обнаружил, что отек значительно спал, вероятно, стараниями той отвратительной мази, запах которой исходил из-под одеяла. Пробовать сразу встать я не рискнул, оттянув эту интригу на время после завтрака.
– Кофе или чай? – спросил Мученик, стоявший ко мне спиной и колдовавший у печки.
– Как ты понял, что я проснулся?
– Сопеть перестал.
– Кофе, – ответил я и сел на своей лежанке, прислонившись спиной к стене и согнув ноги в коленях.
– Как нога?
– Пока нормально. Но боюсь разочароваться в дальнейшем.
– В любом случае, если не хочешь доломать ее, нужно еще пару дней отдыха. Вывих сильный, есть возможность усугубить его.
Я не ответил, потому что не собирался соблюдать эти врачебные наставления.
– Что ты там готовишь? – спросил я, чтобы он отстал от моей ноги. – Есть хочется.
– Ничего особенного, – ответил старик. – Просто бутерброды.
Через минуту он поднес мне тарелку с четырьмя кусками хлеба с маслом, на каждом из которых лежал кусок жареной колбасы, пару колец маринованного лука