Севериан растерялся. Опустил взгляд вниз и сцепил ладони вместе, крутя кольцо на среднем пальце.
– Ты всё не так поняла… Никто не хотел смеяться над тобой. Зачем устраивать из этого трагедию?
Он даже не понимал! Словно и того дня не было, и злых слов, и растоптанного сердца, ни-че-го. А сам подошёл, стоило чему-то от неё понадобиться. Спустя почти месяц молчания!
– Действительно, что это я. Наверно, опять хочу привлечь внимание и на жалость надавить.
– Эля…
Севериан преодолел ничтожное расстояние и ухватил её за руку, навис и посмотрел прямо в глаза. Старые приёмчики. Только теперь она научилась держать сердце в узде. На лице появилась улыбка:
– Музыка кончилась.
И вырвавшись, Элина влилась в оживлённую толпу.
***
Всю отработку внутри бушевала буря, которую не унимал ни холод на улице, ни беспокойство Смотрителя, ни ругательства Яромира. Она придумала прекрасное занятие: «Опиши Севериана Доманского тремя словами», и лучшим посчитала «бессердечный, двуличный, мерзкий».
Они столько времени не общались. Он так обидел её, ранил, оскорбил, а сейчас вдруг решил, что танец – лучше извинения. Да и не хотел он с ней танцевать! И мириться не хотел! Много чести для глупышки.
– Я всё бы поняла, но не это. Скажи, вот чего он хотел добиться?
Смотритель пожал плечами, вновь прячась за дверцей. Наверно, впервые был рад, что «чувства» и «душевные терзания» ему не знакомы. А Элина не замолкала:
– Поспорить и подойти с этим «позволите пригласить на вальс?», будто я обязана ему чем-то! А хотя, знаешь, надо было помочь! Точно! Моя помощь – как проклятье, делает только хуже. Упустила такой шанс!
Её освободили пораньше.
В общежитии было тепло, но шумно, и чужая радость сегодня раздражала в два раза больше. Поднявшись в свою комнату, Элина уже распланировала, что нужно прочесть «Обряды предков» по истории и исправить эссе по обычаям и традициям, ведь Сыч забраковал добрую половину – плохой из Яромира рассказчик. Но все планы пошли крахом. Отворив дверь, она встретилась с самым нежеланным гостем.
– Не знал, что ты играешь.
Севериан держал в руках её гитару, её Сириус! Очевидно, кто впустил его внутрь. Аделине пора напомнить, что живёт та не одна, и самовольные решения наказуемы.
– Не учили, чужое не трогать? И без спроса не заходить? – Элина выхватила гитару и поставила на законное место. – Если узнаю, что копался в вещах, серьёзно, ударю и жалеть не буду.
– Я пришёл поговорить.
– А, значит без друзей и лишних глаз, ты опять белый и пушистый?
В комнате густел полумрак, едва разбавляемый лучами закатного солнца. Севериан стоял полубоком, и розовый свет оглаживал скулы мягкостью, в то время как само лицо горело решимостью, скрытой в уголках губ и изгибе бровей.
– Хватит.
– Что хватит?
– Вести себя так.
Элина не сдержала смешка, удивляясь невообразимой наглости.
– Имею полное право, кажется? Это ты начал: незаконно проник в комнату и сейчас мешаешь мне посвятить всю себя бессмысленному образованию.
– Вот опять. Я, может, был груб, признаю, наговорил лишнего, но ведь ты не такая.
– Уверен? Может как раз такая? Грубая, злопамятная, ужасно обидчивая, больше не верящая всем подряд. Ах, да, ещё забыла про разочарованную и смирено принявшую участь изгоя. Ты ведь этого хотел?
– Эля…
– Вы так хорошо посмеялись, да? Простушка попалась в сети, а теперь так забавно барахтается! Сама виновата, сама позволяла помыкать, сама поверила в сказку. Никто же ничего не обещал, с чего вдруг?..
Прежде чем успела наговорить ещё кучу всего, Севериан не выдержал и подошёл ближе: напирал так, что попятившаяся Элина уткнулась спиной в дверь. Светлые глаза впились в её, обжигая не льдом, ставшим таким привычным, а неистовым жаром. Стоило побояться за Кая, который самолично отогрел сердце.
– Я не хотел делать тебе больно. Правда. Тогда всё было запутанно, и мне лучшим показалось, чтобы ты никогда не заговаривала со мной вновь, чем была впутана Далемиром в наши дела. Он не преклонен в решениях, но и я тоже.
– И ты ещё меня попрекал? А сам боишься его…
– Я не боюсь. Но знаю, на что он готов, лишь бы достигнуть цели.
Элина хотела поверить «сладкой речи», позабыть, но отголоски сказанного тогда, на самом деле правдивого и попавшего прямо в точку, многие дни кормили тревогу и ненависть. Так просто не отпустишь.
– И что изменилось?
Сложно представить, но Северин Доманский не мог подобрать слов. И это новоявленный глава клуба дебатов? Неужели так нервничал перед ней?
– Пусть наши пути и средства разные, это ведь не мешает просто общаться? Если вы не станете препятствовать нам, то и мы не станем. Обещаю. Я словами так просто не разбрасываюсь. Как и он тоже.
Элина видела его убеждённость, горящие глаза, но чего будет стоить доверие? Не ловушка ли это? Не попытка ли сыграть роль «спасителя для серой мышки»? А потом опять на виду у всех будет воротить нос.
– Как бы ни старался, – ей пришлось отвести взгляд, – я не могу так просто поверить.
– Я понимаю.
Он отошёл, а она, наконец, выдохнула свободно. Едва ли заметила, как близко позволила приблизиться.
– Но может тогда, – Севериан неловко потёр затылок, – согласишься хотя бы общаться с ребятами?
– А оно им разве надо?
– Надо, – поспешил: – Не вини их. Из-за меня они могли быть грубыми и вести себя как-то не так. Особенно Измагард. Но сейчас всё иначе. До этого вы вроде неплохо ладили, и я хотел бы исправиться, вернуть, как было. Поэтому не хочешь пойти с нами на снежковую битву?
Какими бы разными ни были неключи и ведающие, дети оставались детьми, а снежки – снежками. Никто не гнушался простых забав. Никто, кроме Элины:
– Много домашки, – покачала головой, откупаясь полуправдой.
Севериан понял иначе и стал опять убеждённо доказывать:
– Честно, все будут рады тебя видеть! Нам как раз не хватало игрока. Да и я уже пообещал, что, во что бы то ни стало, приведу тебя.
– Опять поспорили? – хотелось звучать иронично.
Тот воспринял в штыки. Шумно выдохнув, Севериан посмотрел прямо и признался вдруг:
– Да не было никакого спора. Я никак не мог найти момента, чтобы подойти к тебе и поговорить… А когда решился-таки, всё пошло не так, и стало ясно, что на самом деле подбирать верные слова у меня не выходит.
Его щёки горели.
– Вот и сейчас то же самое. Но соглашайся. Пожалуйста.
***
В холле их уже ждали две, замотанные по самый нос в шарфы, фигуры. Аврелий махнул рукой в знак приветствия, Измагард же нетерпеливо воскликнул:
– Да неужели! И сотни лет не прошло!
Севериан неловко посмеялся, а Элина с осторожностью присоединилась к компании. Интересно, что они теперь о ней думают? Сколь многим вообще поделился Севериан? Перед глазами легко представилась картинка, как трое, запершись в комнате и усевшись кругом на полу, секретничали и оценивали каждую из девчонок.
– Аделина не идёт? – спросила, когда очевидную недостачу в квартете решили проигнорировать.
Мальчики стоически делали вид, что ничего сверхъестественного не происходило и что общение никогда никем не прерывалось. Было то к худшему или к лучшему – можно лишь догадываться.
– Слишком уж ребяческое занятие, не подходящее «взрослым и представительным», – пробубнил Аврелий. Шарф заглушал голос. – Нам предпочла скучнейшую лекцию в Канцелярии, одни Боги знают на какую тему. А ведь её снежки были самыми меткими, эх.
– И без неё справимся, – отмахнулся Измагард, до ужаса нетерпеливый. – Мы этих умников раскидаем на раз-два, я уж постараюсь.
– Ага, до тех пор, пока не наткнёшься на Каллиста, – съязвил Севериан.
От упоминания знакомого имени Элина встрепенулась и навострила уши.
– А ты что? Я-то ладно, он моя Ахиллесова пята, но у вас разговор короткий, верно?
– Погоди, ты сейчас серьёзно? Серьёзно, опять? – тот вдруг понял что-то, рассмотрел подтекст в чужих словах, и раздражённо толкнул плечом.