со вздохом закатил глаза: сразу видно, по натуре своей Второй ученик его скорее воин, чем лекарь, хоть и изучал целительство. Пальпировать сонную артерию следует мягче: чрезмерным сдавлением легко спровоцировать обморок или даже остановку сердца, что особенно опасно после переохлаждения и переутомления такого слабого тела.
Мыслимо ли: своими собственными действиями надменный Красный Феникса Лианора сам помогает врагу контролировать себя! Но, во всяком случае, пока это происходит по доброй воле, он не теряет достоинства.
Золотые глаза волчонка расширились от этой неожиданной демонстрации смирения. Пальцы тут же скользнули за чуть выступающий кадык и немного расслабились, точно нащупав пульсирующую артерию.
Дышать стало легче, но в то же время труднее: Красный Феникс замер, остро ощущая беззащитность. Средний и указательный пальцы ученика сместились еще немного и установились наконец на нужной точке — важнейшей энергетической точке контроля. Горло — сакральное место выхода энергии. Именно поэтому изобретенная им наиболее эффективная печать контроля, большая печать Запертого Солнца, замыкалась на горловую точку.
Теперь малейшее движение мысли Черного жреца может убить его почти мгновенно. Убить — или подчинить, вытянув до капли духовную энергию цвета.
Осознание этой власти неприятно щекотало нервы. Однако, против ожиданий, опасное прикосновение вытянуло не энергию, а угнездившуюся в переохлажденном теле слабость.
Немудрено, что ученик не попытался сразу установить пальцы, как положено: должно быть, ни секунды не сомневался, что Учитель будет защищаться до последнего, и хотел избежать нового конфликта. Хотя Элирий принял четко взвешенное решение не сопротивляться, ситуация взбрызнула в кровь слишком много возбуждения и испуга. Он будто слегка опьянел от этого гремучего коктейля: сердцебиение юноши ускорилось, кровь бушевала в жилах, и Черный жрец немедленно заметил столь сильную эмоцию.
— Я внушаю Учителю страх?
Да — внезапный приступ физического, почти животного страха перед учеником был так неодолим, так ошеломителен, что на некоторое время лишил способности трезво оценивать ситуацию. Однако, взяв себя в руки, Элирий подавил малодушные настроения, чтобы задуматься о возможных вариантах развития событий, которые бы его устроили.
— Ты и сам видишь это, — безразлично пожал плечами Красный Феникс.
Теперь пальцы волчонка по-хозяйски лежали на его горле, тесно прижимаясь к сонной артерии. От них не укрылось бы ни малейшее изменение в ритме и наполнении пульса, ни одно, даже самое крохотное, движение сердца. Находясь под чутким контролем этих внимательных сильных пальцев, Элирий не мог солгать. Даже если губы его произнесут уверенную ложь, биение крови немедленно откроет правду, вступая в противоречие со словами.
— Давайте поговорим откровенно, — мягко предложил Черный жрец, пытаясь преодолеть возникшую эмоциональную дистанцию. — Кажется, пришло время для этого разговора. Но, прошу, вы не должны решительно ничего скрывать от меня, ваша светлость.
Элирий мысленно усмехнулся: если бы он мог! Увы, кровь не вода — она никогда не лжет.
Конечно, можно было что-то придумать, что-то предпринять, но Красный Феникс осознанно не делал попыток так или иначе помешать ученику прослушивать его кровь. Сложившееся положение, мягко говоря, не располагало к бунту. Бывший Великий Иерофант не знал, возможно ли быть более беспомощным и униженным. И не желал проверять.
— Учитель согласится покориться мне добровольно?
— В этом нет необходимости, — спустя мгновение тишины глухо отозвался Совершенный. — Моя непокорность не сможет остановить тебя.
Элирий сделал глубокий вдох. Звереныш ещё не убрал руку с горла, а он уже чувствовал, как успокаивается взбесившийся пульс, как страх покидает тело, оставляя его совершенно пустым — и равнодушным. Бежать некуда, бежать невозможно, а значит, страх бесполезен.
— Учитель думает, я оскорблю его насилием? — От заметного нервного напряжения ученик умудрился задать этот простой вопрос очень грубо и властно.
— Я не знаю, — Элирий желчно рассмеялся. — Так или иначе, ты сделаешь всё, что захочешь. Наслаждайся, волчонок: ничто не сможет помешать тебе… как и в прошлый раз.
Черный жрец вздрогнул. Пальцы чуть сжались на незащищенном горле.
Красный Феникс рефлекторно задержал дыхание, ожидая немедленного наказания за свои слова, которые, кажется, проникли глубоко в сердце и достали его ученика.
Волк играет с ним тяжелыми жесткими лапами, и лучше не заводить эту игру слишком далеко. Он замер, словно жертва, примеряющаяся под рваные движения насильника, чтобы не разозлить того и не вызвать ещё большей жестокости. Деланно смирившись со своей слабостью — в надежде на снисхождение.
Кажется, Второму ученику тоже пришли на ум такие нелестные параллели, и лицо его потемнело.
— Не бойтесь, — устало бросил Великий Иерофант. — Меня не интересует это тело: оно принадлежало мне всегда. Если бы желал, я владел бы им прежде, и владел бы теперь. Но я не сделаю того, что причинит вред Учителю… больше не сделаю. Самое слабое ваше дыхание важно для меня. Мои глаза могут желать сколько угодно, но мои руки никогда не притронутся к вам.
Кочевник медленно отнял пальцы.
— Я заслужил каждую каплю вашего гнева. Вы ненавидите меня, не так ли?
— Нет, — Элирий медленно покачал головой и, заметив слабую надежду, мелькнувшую в глазах ученика, холодно закончил: — Я ничего не чувствую по отношению к тебе.
Элиар вздрогнул и отвел взгляд, а Красный Феникс ощутил неожиданное мстительное удовлетворение. Острые слова его достигли цели, подействовали прекрасно — лицо ученика на миг застыло в растерянности.
— Позвольте мне всё объяснить…
— А этому может быть объяснение?
Сейчас бывший верховный жрец никак не мог воздействовать на волчонка, не мог приказать или заставить силой, как прежде. Он мог только ранить ученика словами. И без раздумий немедленно сделал это снова, гневно возвысив свой голос:
— Я взрастил твои таланты, а ты обратил их против меня. Ты отобрал у меня всё и уничтожил меня дважды. Как ещё хочешь ты унизить своего Учителя? Какие новые пытки ты для меня измыслил? Давай, пади на самое дно!
Некоторое время Элиар не отвечал. Конечно, кочевник мечтал добиться прощения и понимания, но что мог сказать в своё оправдание предатель, отступник и убийца? Порой люди, которые значат для нас больше других, терпят от нас наибольшую несправедливость.
— Не думайте, что это далось мне легко, — на высоких скулах заходили желваки, давая понять, что Черный жрец не так спокоен, как хочет казаться. — Постоянные перепады между надеждой и отчаянием истощили мой разум… в бесконечных попытках вернуть мессира из небытия я добровольно погрузил свою душу во тьму. Но, наконец добившись успеха, я вынужден был принести вас в жертву небожителям, чтобы остановить начавшийся из-за моих действий черный мор. Не знаю, бывают ли шутки судьбы злее этих.
Элирий ничего не ответил. Воистину, нет никого опаснее безутешного и отчаявшегося человека, который залечил самые глубокие раны без помощи, в одиночку.
Сердце прошедшего столь трудный путь человека, отшлифованное чрезмерной болью, становится подобным драгоценному камню. Такое сердце