Не решился старый воевода на откровение. Не сможет он донести до понимания Петра те события, поэтому и говорить не к чему.
— Твой настоящий отец, князь Василий Шорин, был тогда головой в Обдорском городке. Князь — человек воинский, служил России-матушке не за живот, а за честь и совесть. В страхе держал всю Обдорскую самоядь, те так и звали его, князь Обдорский. А про матушку ничего не ведаю. Только что родом она из Самарканда и рода царского.
— Что-то ты, батюшка, больно краток, на себя не похож. Да и говоришь так, будто живы мои тятя и матушка!
— Говорить, что человече сгинул, можно, если сам бачил то или на могиле был. Того не было, и не пытай меня. Князь Василий мне как сын, теперь вот тебя Господь подарил. Езжай в Сибирь. Она ответит на все вопросы, и если что, не суди меня сильно строго.
На этом разговор закончился. Старый князь удалился в опочивальню для отдыха, а князь Петр — к своему воспитателю, а ныне оруженосцу Вульфу.
5
Вульф по национальности швед, плененный еще войсками князя Пожарского. При Петруше он состоит уже пятнадцатый год. Давно мог вернуться на родину, но там его никто не ждал, как говорится, ни кола, ни двора, а Русь хлебосольная никого не гнала. К молодому князю Вульф привязался всей душой. Был ему и нянькой, и наставником, и другом. Молодость у него прошла в воинской службе. Довелось послужить наемником во многих европейских армиях. Казалось, нет в военной науке того, что бы не знал этот швед. Но особыми познаниями обладал в пушечном деле и другом вооружении огненного боя. Для него не было секретов ни в пороховом зелье, ни в зарядах, ни в баллистике стрельбы. По просьбе Петра князь Черкасский даже выделил Вульфу отдельное помещение в подвале каменных палат, где тот проводил все свободное от службы время.
Его занятие тревожило всю княжескую челядь. Жуткие запахи, хлопки взрывов доносились до других помещений, и если бы не защита молодого князя, то Вульфа давно бы записали в колдуны и сожгли на костре. Но князю Черкасскому, как человеку разбирающемуся в военных делах, были понятны пользы сии. Вульфу удавалось готовить греческий огонь, новые составы пороха, запалы. Когда старый князь уразумел планы Вульфа, то сказал, смеясь:
— Этот басурманин затеял шибать бомбами, без пушки, на сто, а то и более саженей!
Когда Петр зашел в подвал к своему наставнику, тот самозабвенно толок и растирал какие-то порошки.
— Бог в помощь, — произнес Петр вместо приветствия. — Как дела? Когда мы будем лицезреть летающие бомбы?
— Князь Петр скоро увидит и будет гордиться своим учителем, а русские дружины, вооруженные моими стрелами, будут непобедимы! — торжественно заявил Вульф.
— Это радует меня! Но я пришел с большими известиями. Придется тебе пробовать стрелы далеко отсюда. По царскому указу я еду в Сибирь с особым поручением. Ты едешь со мной.
— А где эта волость, Сибирь, и как долго там будем? — не удивившись, спросил Вульф.
— То не волость, а земля без края, что лежит за Уральским Камнем. Сибирские народы схожи с татарами и монголами. Частью приведены под государеву руку, и ясак платят исправно, но есть такие, что и лютуют, особливо, что в степях кочуют. Едем надолго. Только дорога в Сибирь, до города Тобольск, займет до пяти седмиц. Соберешь воинское снаряжение и припасы, да не менее чем в нынешний поход на шляхту. Вечером я с князем зайду взглянуть.
Князь Петр надолго задумался, а потом твердо произнес:
— Для меня все возьмешь с запасом, как если бы собирал двоих.
«Странно, — подумал Вульф и вздохнул. — Опять Петруша чудит. Не оставляют его видения».
Своим арсеналом князь Черкасский всегда мог гордиться. Ведь защитить себя, близких, имущество, холопов — забота его, княжеская. Вот и получается, что вооружить иногда приходится до сотни человек. В таких случаях кроме имеющегося оружия в ход идут топоры и даже жерди от оплота.
Сейчас Вульфу предстояло подобрать оружие и средства защиты для князя Петра и себя. Дело, конечно, до боли знакомое, но особенность заключалась в том, что путешествие предстояло длительное и опасное.
С сабельным оружием все понятно. У каждого мастера фехтования имелось свое, привычное для руки и стиля. Для конного боя — сабля, а вот для пешего Вульф решил взять прямые, узкие, но длинные мечи. В европейских армиях они в последние годы используются все чаще, и не случайно.
Тяжелый эфес, надежно защищающий кисть руки, в сочетании с длинным, прямым, обоюдоострым клинком, позволяют бойцу быстро парировать удары и наносить ответные выпады. Большой набор молниеносных выпадов мало оставляет шансов противнику парировать их. Это дает огромное преимущество перед татарское кривой саблей, предназначенной более для рубящего удара.
Вульфу довелось видеть крымских татар в бою, и он справедливо считал, что сибирские татары мало чем отличаются. У тех стремительное неожиданное нападение, туча разящих стрел — основа воинского дела. Сибирцы — охотники, а значит, отличные стрелки из лука, и это основная опасность.
В средствах защиты выбор был огромный. После недолгих размышлений Вульф предпочел взять для боя — кольчуги из крупных плоских колец, под названием «байдан», и зерцало, стальные латы из четырех пластин, прикрывающих спину, грудь и бока. Пластины соединялись стальными кольцами и ремнями. Одевалось зерцало поверх кольчуги. При такой защите опытный боец неуязвим, пока будут сила, быстрота и ловкость в движении. Но в длительном путешествии это облачение — в тягость, а защита нужна всегда. Татарская стрела может настичь из засады, а нож предательски ударить в спину. Здесь у русских есть старое проверенное средство, «тегиляй». С виду обычный стеганный на вате или пеньке кафтан, а внутри вшиты стальные пластины и кольчужные квадраты. Тепло, легко, удобно, и защита неплохая.
Когда дело дошло до огненного боя, у Вульфа загорелись глаза. То было оружие, к которому он питал слабость и поклонялся, как божеству. Перед ним были лучшие образцы мушкетов, ружей, пищалей, пистолей, изготовленных в странах Европы, особенно ценилось оружие итальянских и немецких мастеров. Мушкеты отличались большим калибром и дальностью стрельбы, но были громоздки. Ружья имели малый калибр, длинные стволы и били пулей на большие расстояния. Хороши они на охоте и в оборонительном бою. Пищали большого калибра заряжались картечью и на расстоянии до двух сотен шагов способны нанести страшный урон противнику, особенно когда он нападает плотным пешим или конным строем. Размеры у них весьма разные. Имеются такие, что длиной в пол-локтя, а ствол — на два пальца. Их называли недомерками, ручницами, самопалами. Ремнем охватывалась кисть, и стрелок бил прямо с руки, если Бог силушкой не обидел. А если весом мал, то лучше было действовать с упором о рогуль, бревно или другое подспорье. Если из такой малой пищали шибануть в трудную минуту в морды татарских коней, то в секунду одержишь победу. Ослепленные, пораненные, испуганные кони сами кончат своих всадников или унесут в степь.