В начале XX века развитие знаний о российской государственности получило дополнительную конкретизацию. В 1901 году С. Ю. Витте предложил разгадку многих ее специфических черт искать в «этнографической незавершенности». В дополнениях к познанию России в 1907 году Д. И. Менделеев обоснованно указывает, подтверждая наблюдения западноевропейских ученых, на одну из положительных функций империй, создавших «условия для общения народов…» Из-за укоренившихся негативных представлений на этот счет правомерность таких взглядов стала осознаваться лишь на исходе ХХ века.
Заслуживающим особого внимания звеном в становлении представлений об особенностях российской государственности являются размышления о ней в 1915 году философа Н. А. Бердяева. В противовес различным политическим проектам он предложил свое оригинальное понимание сущности России, опирающееся на признание ее в качестве великой реальности, входящей «в другую реальность, именуемую человечеством, и обогащающей ее «своими ценностями».
Таким же позитивным обогащением бытия в его суждениях признается и национальность, а космополитизм отнесен к разряду отвлеченных утопий. Характеризуя историческую роль универсализма, Н. А. Бердяев заметил, что «…в образовании Российской империи, в отличие от иных, была справедливость».
Доминирующим принципом в становлении всех известных в прошлом универсалистских образований (Римского, Византийского, Османского и др.) являлись завоевания. Однако были и исключения. Так, Австро-Венгерская империя создавалась в преобладающей мере при помощи династических браков, но в ней также существовало «господство в одной части государства и угнетенность в другой», а немцы не уступали местное управление другим нациям.
Колониальные империи (Британская, Голландская и т. д.) также формировались не только при помощи завоевания, но и коммерции, которая, тем не менее, несла еще большие разрушения, чем войны. При расширении пределов Китайской империи завоевание, напротив, сопровождалось ассимиляцией туземцев48.
По мнению Н. А. Бердяева, «географическое положение России было таково, что русский народ принужден был к созданию огромного государства. На русских равнинах неизбежно должен был сложиться великий Востоко-Запад, объединенное и организованное целое».
В. И. Вернадский в статье, посвященной задачам науки в связи с событиями 1917 года, формулирует положение о существовавшем в отличие от других империй равноправном статусе окраин и центра России. «Для нас Сибирь, Кавказ, Туркестан — не бесправные колонии», — подчеркивал он. Данное наблюдение также получило подтверждение в современных исследованиях.
Г. Дерлугьян, например, установил, что «в российской экспансии почти полностью отсутствует частный интерес при полном господстве интереса государственного…» и она по этой причине никак «не подпадает под квалификацию колониальной». На его взгляд, эта экспансия, скорее всего по преимуществу является беспрепятственным распространением юрисдикции на пространства, входившие ранее «в российско-степной мир».
А Р. Редлих считает, что к «Российской империи присоединялись не колонии, а губернии».
В. И. Вернадский считал естественным процессом российской истории уменьшение центробежных сил в «едином, связанном бытии этой сплошной территории…» Он указал на значение для России «огромной непрерывности… территории» и на ее не только территориальную, но и государственную взаимоувязанность. И эта «огромная сплошная территория, добытая кровью и страданиями…», по его мнению, «должна… охраняться, как общечеловеческое достижение, делающее более доступным, более исполнимым наступление единой организации человечества».
Однако установившаяся в советский период в 20–30-х годах ХХ века «общепризнанность» ошибочного по сути заключения о статусе российских имперских окраин как колониальных территорий находит и сейчас поддержку, в том числе в трудах зарубежных авторов. После распада в 1991 году СССР стали появляться «теории» преобладания «имперских интересов», подкрепленные исследованиями «тотальных карательных санкций», имевших, якобы решающее значение в становлении российской государственности. В силу отмеченных выше обстоятельств на Западе сформировалось мнение о неизбежности распада «последней империи».
Невзирая на отсутствие аргументированного обоснования, тем не менее версии «имперской экспансии» в настоящее время получают на страницах печати все большее распространение. Рано или поздно, как это бывает со всеми несостоятельными историческими абстракциями, состоится неизбежное их причисление к разряду фальсификаций.
Но сейчас, в условиях не остановленной пока дезинтеграции евразийского сообщества народов, сохранявшего еще не так давно свою устойчивую консолидированность, настоятельно необходимо объективное изучение многонациональных особенностей российской государственности. Тем более, что в Евразии наметилась традиция, в соответствии с которой внутренние межнациональные конфликты приводят к таким жертвам и разрушениям, которые вполне сопоставимы с крупномасштабными войнами.
В Российском государстве отношение к национальному вопросу по сравнению с другими странами имело совершенно иные свойства. В Западной Европе, как известно, формирование общепринятого взгляда на роль наций в системе государственных отношений происходило преимущественно на рубеже смены двух эпох: феодальной и капиталистической, сопровождавшейся серией различных по масштабу буржуазных революций.
Именно тогда у западноевропейских народов, переживавших благотворное влияние нового времени, стали появляться признаки завершения этнополитического объединения, вызревание которых значительно ускорила ломка удельных перегородок и установление административного единства территорий.
Более двухсот лет назад, когда у народов Западной Европы раньше, чем у других, происходили процессы радикальных государственных преобразований, национальный вопрос был решен в большинстве стран этого цивилизационного пространства на основе националистического принципа «одна нация — одно государство». Как следствие этого, самоопределение здесь вполне закономерно завершалось образованием этнически однородных государств.
Но такой исход, по всей видимости, нельзя признать окончательным, так как в национальном вопросе (вопросе о развитии наций и отношениях между ними) существуют две исторические тенденции, позволившие ему «выйти» за первоначальные западноевропейские пределы и превратиться в типичное для всего человечества явление.
Первая тенденция отражает создание этнической самобытности, а вторая — интеграционных связей с другими народами. Соотношение их, как показывает опыт, неизменно менялось в зависимости от социально-экономических, политических, этнокультурных, религиозных и иных обстоятельств. В западноевропейских странах приоритетной сначала была первая тенденция, но в дальнейшем роль второй постепенно все больше возрастала.
С XVI века до середины XIX века постепенно обозначились три генеральных направления в развитии государств на европейской, а затем и всепланетарной аренах. Различают такие связанные с ними образования: национальное (Англия и Франция до появления обширных заморских владений), земельно-локальное (княжества и города Италии и Германии до объединения) и универсалистское с сопредельными территориями, наднациональное (Австро-Венгрия).
Следует уточнить, что универсалистское образование, в свою очередь, имело еще одну типовую разновидность — колониальную, с классическим сочетанием обязательного наличия метрополий и зависимых стран. К середине XIX века внутриэтническая разобщенность в Европе, там, где она еще существовала, была преодолена: при помощи «бонапартистского воссоединения» (завоевания и буржуазных реформ) в Италии и насильственного подчинения — при канцлере Бисмарке в Германии.
Таким образом, произошел естественный отбор двух наиболее жизнеспособных направлений государственного строительства, но в столкновении соответствовавших им концепций государственности, универсалистской (имперской) и национальной, идея «одна нация — одно государство» в ту эпоху в конечном итоге возобладала.
Это подтверждают все последующие перемены в Европе вплоть до окончания Первой мировой войны в 1918 году и распада Австро-Венгерской империи. В условиях азиатско-африканского и южно-американского геополитического и историко-цивилизационного развития процессы этнонациональной консолидации, схожие с первоначальными европейскими, получили распространение только в XX веке и сопровождались также освободительными устремлениями к независимости и созданию национальных государств.
Однако на пороге XXI века универсалистская интеграция в Европе, обретшей целостность еще во времена могущественных древних империй Рима и Карла Великого, вновь обретает преимущественный характер. Этот регион мира превращается, за исключением его юго-восточной части, в конфедеративное объединение народов.