Тот промычал в ответ что-то несвязное, судорожно вздохнул и разлепил глаза. Вернее, один глаз, второй не пожелал открыться.
— Ну, и тяжелая у тебя рука, — пробормотал гладиатор, растирая затылок. — Сначала галл приложил, потом ты. Скоро на мне живого места не останется.
— В карауле надо уметь стоять, — заметил Клодий. — Зосиму скажи спасибо за то, что тебя одного оставил.
— Так это ж я ему предложил зайти… Говорят, у галлов полно золота…
— Значит, ты получил свою долю.
III
Лошади им попались выносливые, а продвижению маленькой кавалькады никто не препятствовал.
На снегу виднелись следы, оставленные мулами и людьми. Кое-где можно было различить отпечаток подошвы, подбитой гвоздями. Калиги галлы не носят, значит, следы римские. Вот рядом виднеются отпечатки подков. Ясно, что недавно здесь прошли солдаты Цезаря, проехали тяжело груженные повозки.
Но до темноты добраться в лагерь Цезаря Клодию и его спутникам не удалось. Заночевали в лесу — отыскали припорошенный снегом шалаш свинопасов, здесь и устроились, тесно прижавшись друг к другу на еловых ветвях. Полибий в наказание караулил до третьей стражи, потом его сменил Зосим. Клодий встал на дежурство в четвертую стражу — перед рассветом. Полла тут же вылезла из шалаша.
— Холод колотит. Сон гонит. — Она присела к костру, протянула ладошки к весело прыгающим огонькам. — Тишь какая. Мертвь.
И вправду мерзлый лес застыл недвижно, заледенел. Внезапно тишину прорезал протяжный волчий вой. Лошади вскинулись, захрапели, стали рваться. Клодий шагнул к ним, похлопал Упрямца по шее, успокаивая.
Полла повесила над костром котелок с водой, всыпала туда три горсти полбы. Оструганной сосновой веткой мешала варево и смотрела на огонь.
— О чем дума, римлянин? — спросила она, улыбаясь огню.
— Думаю, какая у тебя будет рожица, если умыть.
Она фыркнула.
— Тебе нравится Зосим? — продолжал свой допрос Клодий. — Он надежный. Не продаст. Не предаст.
— Мне все равно.
— В каком смысле?
— В женском. Уж если разбирать, кто по сердцу, а кто нет, лучше сразу на себя руки наложить. — Она бросила на него странный взгляд. То ли ненавидящий, то ли… — Кто трахает, тот и мил.
— А Полибий?
— Пусть хоть Полибий. Только чтоб больно не делал.
— Зачем же тогда в сундуке хоронилась?
— Чтоб не убили.
— Замуж хочешь?
— Зачем? Чтоб ночью и днем один и тот же урод трахал?
Играет шлюху, или в самом деле война ее так изувечила? Клодию показалось, что играет.
— Давай, я тебя за Зосима сосватаю? Пойдешь? Ты ему нравишься, я заметил.
— А он мне — нет. Я бы за тебя пошла.
Клодий усмехнулся:
— У меня жена в Риме.
— Красивая?
— Очень.
«Но стерва», — добавил про себя.
Стало светать, Клодий разбудил своих спутников. Торопливо съели пахнущую дымком кашу, Полибий щепой выскоблил котелок. После горячей каши стало теплее и веселей на душе. Клодий хлопнул гладиатора по плечу:
— Башка болит?
Гладиатор потер шею:
— Да уж, приложил ты меня. Из-за девки…
— Это не девка, — поправил хозяин. — Это наш проводник. К римлянам — или прямиком к Стиксу.
Я предпочитаю встретиться с Цезарем. Харон подождет.
Казалось, цель близка. Но то был обман дороги. Днем останавливались только раз, перекусить хлебом и сыром, лошади устали, их повели в поводу, потом, ближе к вечеру, вновь поскакали верхом. Только когда стемнело и пришлось зажечь факелы, дорога вывела путников к частоколу. Перед ними был римский лагерь, но не слишком большой — Клодий полагал, что с Цезарем зимует куда больше воинов. Над частоколом лагеря грибами возвышались сторожевые башни. Не похоже, чтобы рядом был какой-то город. Где же Самаробрива?
— Кто идет? — окликнул путников сверху караульный.
Огромный факел, закрепленный на сторожевой башне, вырезал на дороге перед оградой пятно света.
— Сенатор Публий Клодий к проконсулу из Рима! — отозвался Зосим.
— Это лагерь легата Квинта Туллия Цицерона.
— Вывела, называется! Сучка! — ругнулся Полибий.
— Все равно, открывай ворота, — потребовал Зосим.
— Ждите! — Легионер послал за кем-то из центурионов.
Клодий видел, что солдаты внимательно наблюдают за незваными гостями. Значит, опасаются засады. Думают, откроют путникам ворота, а следом из темноты налетят галлы…
— Меня зовут Луций Ворен! — сообщил широкоплечий здоровяк, появляясь на башне. Следующий вопрос он задал по-гречески, зная, что галл ему не ответит, на латыни из местных кое-кто лопочет, но по-гречески говорят только люди Цезаря:
— Ну и что ты, сиятельный, забыл у нас в глуши?
— Я искал лагерь проконсула, но сбился с дороги, — отвечал Клодий, тоже на греческом.
— Далеко ж ты заехал, сенатор.
Ворота отворились, и путников пропустили внутрь.
— Легат Квинт Цицерон уже лег спать. Я помещу вас в одном из своих бараков. Только учтите: со жратвой в этом году фекально.
Услышав такое сообщение, Полибий тяжко вздохнул. Зосим, как всегда, держался стоически. Вид барака не привел путников в восторг, но и не разочаровал. Стены были сложены из толстых бревен, крышу сделали на галльский манер соломенной, в очаге весело плясал огонь, так что внутри было тепло.
— Вон те три ложа свободны, — сказал Ворен. — Ребята ушли в лес и не вернулись.
— Да, мы уже заметили, что в Белгике маловато друзей римского народа,[143] — подтвердил Клодий.
— Ничего, римский меч вмиг превратит их в друзей. Или в покойников, — хмыкнул Ворен.
— Термы, цирки, дороги, — сказал сенатор.
— Что?
— Представь, зимний день, морозец, а ты платишь квадрант, заходишь в термы и купаешься в бассейне с горячей водой. Или сидишь в парилке, выскакиваешь, ныряешь в прохладный бассейн. Искупался, перекусил и в библиотеку. Какой меч может поспорить с подобным чудом? — Клодий вздохнул, он бы и сам сейчас не отказался от горячей ванны.
— Пока что мы сооружаем зимние лагеря, — отвечал Ворен и, подумав, добавил: — Но дороги уже начали строить.
Едва Клодий рухнул на набитый соломой тюфяк, так сразу провалился в сон, как в черный, глубокий колодец.
Очнулся он от криков и странного гудения над головой. Поначалу не понял, что происходит. Лишь когда сверху что-то упало и ожгло руку, он вскочил. Над его головой пылала соломенная крыша. Зосим ворвался в барак — видимо, выбегал узнать, что случилось.
— Галлы! — закричал вольноотпущенник. — Галлы штурмуют лагерь.
— Вовремя мы прибыли! — Клодий схватился за оружие, Зосим — за мешок с едой. Полибий помог хозяину надеть проклятый доспех, уже изрядно натрудивший плечи. Клодий прихватил с собой весь запас дротиков — не стенные, конечно, но все равно сгодятся.
— Зосим, оставь ветчину, шлем надевай! — приказал Клодий.
Втроем они позже всех выскочили из пылающего барака.
— Ты с моей центурией — на стену! — приказал Ворен, выныривая из-за угла. — Твои люди пусть растаскивают и тушат солому.
Клодий последовал за Вореном и его солдатами.
— Давно не сражался, сиятельный? — спросил центурион.
— Я каждый день бьюсь, — усмехнулся Клодий.
— Значит, живучий. Я тоже живучий. Победим! Вот здесь! — указал он Клодию место. — Пока не дам приказа уйти.
IV
Когда Клодий проснулся утром, Полла сидела рядом на кровати и заплетала волосы в косы. Зосим тоже был в бараке — чистил оружие куском акульей шкуры. На дубовом чурбаке лежал кусок хлеба и стояла чаша с каким-то сомнительным напитком. Клодий пригубил. Вино? В лагере Квинта?
— Зосим раздобыл. Где — не знаю. Он добычливый. — Она бросила эту похвалу небрежно, как косточку от маслины. Была бы постарше, поняла бы, что добычливый — это очень важно для главы семьи. Это важнее всего остального.
Полибий спал, завернувшись в волчью шкуру, что досталась ему вместе с ложем убитого. Клодий поежился — крыши над бараком больше не было. Все тело болело, особенно правое плечо — вчера он сражался вместе со всеми, в основном, метал дротики со стены в атакующих галлов.
— Что будем делать? — спросил Зосим.
— Обороняться, — сказал Клодий. — Других занятий пока не предвидится.
Полла слушала их разговор молча. Клодий положил ей на колено золотой. Она взяла, повертела монету в руках.
— Золото мне никто не давал. Я запомню.
Полла обернула косы вокруг головы, натянула войлочный подшлемник и тут же превратилась в мальчишку-колона в услужении у трибуна или легата.
— Надолго мы здесь застряли? — спросила девушка, изменяя голос так, что теперь ее уж точно можно было принять за мальчишку.