Читать интересную книгу Горит восток - Сергей Сартаков

Подарки, конечно, стоили недешево, но тысячу раз благодарил Иван Максимович судьбу, что не вступил в сделку с Лакричником; в деньгах это стоило бы одинаково, но зато — боже! — какие же теперь связи приобрел он в Иркутске!.. Если бы не это канительное и шумное дело с поджогом, не видать бы ему никогда собственных магазинов в Чите, Владивостоке и Харбине…

В дверь заглянула горничная Стеша и доложила:

— Иван Максимович, гости приехали.

Боже мой! — вскочил с дивана Иван Максимович. — Люся, я пригласил к себе Романа Захаровича и Густава Евгеньевича и вовсе забыл об этом. Распорядись, пожалуйста, на пять — на шесть человек.

К удивлению Ивана Максимовича кроме приглашенных в гостиной оказался еще и Киреев. Этот мог бы и не приезжать. Откуда он взялся? Но Маннберг, заметив тень недоумения на лице хозяина, тут же объяснил:

Павел Георгиевич — с наиновейшими новостями. Он сидел у меня. И я с вашего разрешения, Иван Максимович, захватил его с собою.

Я очень и очень рад вам, Павел Георгиевич, — сказал Василев, Кирееву первому подавая руку, а потом уже всем остальным, — вы всегда самый дорогой гость в моем доме.

Иван Максимович отошел к окну и, приняв немного театральную позу, сказал:

В день, трагический и радостный для России, я хочу быть вместе со своими друзьями. Я прошу вас, господа, разделить со мною в задушевной беседе сегодняшний вечер!

Ура государю нашему императору Николаю Алек-сандровиччу! — натужась, выкрикнул Федоров. — Ниспошли, господи, победу русскому оружию! — и набожно перекрестился.

Победу-то победу, — невесело проговорил Баранов, растирая бритый затылок, — а «Ретвизан», «Цесаревич» и «Паллада» в первую же ночь к черту на дно пошли.

Добавьте к этому утренние потери, — сказал Киреев. — Броненосец «Полтава» и два крейсера — «Аскольд» и «Новик». Каково?

Боже! — делая огорченное лицо, воскликнул Иван Максимович. — А я и не знал. Был так беспечен сегодня… Какие страшные вести!

Да как же так? — разинул рот Федоров. — Все корабли наши — и сразу на дно? Чем же мы воевать Японию будем? Она же за морем.

Осталось там еще штук пять кораблей, — ответил ему Баранов.

Я подсчитывал по календарю, — сказал Маннберг, — еще девять осталось.

Каким образом, так сказать, наш флот вы по календарю стали подсчитывать, Густав Евгеньевич? — поинтересовался Киреев.

А в отрывном листке календаря, Павел Георгиевич, вся наша порт-артурская эскадра была перечислена, — объяснил Маннберг.

Календарь — помощь шпионам, — изрек Баранов, — публичное разглашение военной тайны.

Позвольте, Роман Захарович! — покраснел Маннберг. — Вы так говорите, словно…

Взвился уже, милочок! Тебя за шпиона я не считаю. И без тебя хватит.

Получается, так сказать, из кулька в рогожку, — немного повеселев, сказал Киреев. Ему понравилось, что Баранов подковырнул Маннберга.

Не надо ссориться, господа, — миролюбиво вмешался Иван Максимович. — В эти трудные для России дни мы должны быть сердцами своими все вместе. Я одобряю: Лука сегодня заказал уже молебен.

Георгию-победоносцу, о ниспослании победы нам, — помигав слезливыми глазами, сказал Федоров. — И велел семьсот свечей перед его иконой поставить.

О-о! — почтительно произнес Маннберг. — Вы показали образец русского патриотизма, Лука Харлампиевич. Семьсот свечей!

Копеечных, — беспощадно разоблачил его Баранов. — Всего на семь рублей. Мне отец Никодим уже рассказывал. И о молебне из-за рубля торговался.

По достаткам, Роман Захарович, — шмыгнул носом Федоров и полез в карман за платком. Его бросило в жар от слов Баранова.

Молебны и свечи, так сказать, дело безусловно полезное, — заметил Киреев, — однако весь вопрос — кто будет командовать армиями? Нашими и японскими…

Надо полагать, генералы, — чтобы скрыть свое смущение, поспешил вставить Федоров.

Лука пальцем в пебо попал, — сказал Баранов.

Генералы, — неопределенно развел руками Киреев. — Генерал генералу рознь. Где у нас, после Скобелева и Гурко, генералы?

Опять же сошлюсь на календарь, Павел Георгиевич, — сказал Маннберг, — теперь на настольный. Есть у нас генералы не хуже Скобелева и Гурко.

Как это ты определил? — подозрительно спросил Баранов. — На лбу у них не написано.

А я ордена и медали подсчитал, Роман Захарович, — сказал Маннберг. — К примеру, у генерала Куропаткина на две медали больше, чем у Скобелева!

Не может быть, — не поверил Баранов. — Скобелев, наверно, всех своих наград не надевал.

Вот этого уж не знаю, — развел руками Маннберг, — привык верить календарям.

Я так полагаю, что наши все равно победят, — оправившись от смущения, уверенно сказал Федоров. — Подведут генералы — русский солдат не подведет.

В чем я вовсе, так сказать, не уверен, — заявил Ки-реев.

Вам, наверно, Павел Георгиевич, опять революционеры мерещатся? — ехидно спросил Маннберг.

Вы не хотите говорить серьезно о серьезных вещах, Густав Евгеньевич, — холодно, злясь на Маннберга, сказал Киреев, — а между тем нельзя отрывать нашу армию от всего нашего населения. Если теперь везде, куда, так сказать, пальцем ни ткни, зреют революционные идеи, — почему они не дадут знать себя в армии? Из кого состоит наша армия? Из тех же мужиков и мастеровых, которые без долгих раздумий ныне в деревнях жгут помещиков, а в городах устраивают забастовки.

Фью! — свистнул Баранов. — Через край перехватил, милочок! В армии каждый солдат знает: нет большего счастья, как положить живот свой за веру, царя и отечество. Там по-другому и думать ему не дозволят.

Если бы, так сказать, можно было залезть к нему в голову и посмотреть, о чем он думает, — Киреев пальцем повертел возле своей головы. — К сожалению, это еще не достигнуто.

Нет, нет, — решительно заспорил с ним Баранов, — ты насчет нашего солдата не говори! Допустим, зол он на тебя и кишки вон готов тебе выпустить, а перед ним — японец. Так он не тебе, а японцу кишки выпустит.

Л потом — Павлу Георгиевичу, — весело закончил Маннберг.

Киреев побагровел. Маннберг перехватил его мысль. Только сам он хотел серьезно, по-деловому, возразить Баранову, а этот как шут выскочил.

И что это вы, господа, про такое "заговорили! — взмолился Федоров. — Про японца не страшно, японец далеко, а когда про всяких… смутьянов. — Он тяжело вздохнул. — Господи, жнеть какая трудная пошла! Мор бы какой, что ли, на ннх пришел, на этих…

А вы, Лука Харлампиевич, закажите еще молебен на семьсот свечей, — предложил Маннберг, подкручивая усики, — только здесь свечи нужны трехкопеечные.

— И закажу, — отозвался Федоров. — На семьсот не осилить, а на пятьсот подыму. Из трехкопеечных. Только какому святому, не знаю. Кто из святых этакими делами занимается?

В нашем городе — святой Павел…

Господа. — умоляюще сказал Иван Максимович, — ну не ссорьтесь, прошу вас. Россия, как никогда, сейчас должна быть единой.

Оставь их, Иван! — крикнул с места Баранов. — Милые бранятся — только тешатся… Но шутки шутками, а японцы из-за этих самых революционеров нам крепко шею могут намять. Солдат воевать будет. Против солдата ничего не скажу. А изнутри пас червь точить начнет — это похуже.

От червя избавиться легче, — сказал Иван Максимович, — дело все-таки домашнее. Только бы Японию победить.

Скоро не победить, — еще хмурясь, сказал Киреев, — тяжелая, так сказать, будет война. И я вовсе не возлагаю на солдат таких радужных надежд, как Роман Захарович.

Поди ж ты! — беспокойно покачал головой Федоров. И закричал, суча перед собой кулаками: — Не сдадимся японцу! Шапками его закидаем! Много нас.

Ежели тебе сдать на шапки подряд — закидаем! — захохотал Баранов. — Знаю я твои шапки: ими только в японца и кидать. Более они никуда не годны. Ах-ха-ха-ха-ха!

Вошла Елена Александровна, пригласила гостей к столу. Все поднялись со своих мест. Маннберг первым успел предложить руку хозяйке дома.

Все говорили откровенно, а ты, милочок, финтил, — сказал Баранов Маннбергу, когда все уселись за стол и рюмки были наполнены. — Тебя не поймешь, что ты насчет завязавшейся баталии думаешь.

Я думаю, Россия победит, Роман Захарович, — сказал Маннберг, поворачиваясь к нему, — но ей трудно будет достигнуть победы, если она не станет просить экономической помощи у других стран.

Опять, поди, про Америку говорить будешь, о чем французик твой все распинался?

А что ж? Смотрите, какой шум вокруг своего проекта поднял сейчас в Париже Лонк де Лоббель! Нет, нет, Роман Захарович, не стоит отказываться от выгодных предложений. Американские капиталы нам принесли бы большую пользу.

Ты, милочок, хотя сегодня этаких вещей не говори, почувствуй себя русским человеком, — с прямой откровенностью возразил ему Баранов. — Ей-богу, о чем ни заговори с тобой, ты все на Америку переводишь. И чем она тебе так дорога?