— Не огорчайся, там мне в любом случае делать нечего. Это твой праздник, так что иди и наслаждайся, — велел Тео. Честный, как всегда, даже когда лучше бы соврать. Хотя бы в мелочах. — А я… Не возражаешь, если я прилягу? Снова клонит в сон, прости.
Я не возражала. Сидела бы, пока не проснется, караулила, если бы не выгонял. И плечо подставить не разрешил, видимо, не женское это дело по его мнению. Вместо того чтобы на меня опереться, взял под локоток, будто на прогулке. От веранды до спальни было не так много шагов, и Тео удалось пройти их все, держа спину прямо и не споткнувшись.
Воздух в комнате наконец-то был свежим, после того, как сменили все в кровати на новое и хорошенько проветрили. Но он все равно не сдержался и наморщил нос. Запахи. Как для него, должно быть, все здесь воняло…
Надо бы попросить не хранить в его комнате аптечку и пакеты для перевязок, лучше пусть каждый раз берут с собой. И принести еще одно одеяло, самое теплое, а окна держать открытыми. Но он, конечно, велел перестать суетиться, когда я озвучила все это вслух.
Нет уж. Я все же попрошу. И все здесь перемою, и постираю занавески — Йенс конечно аккуратный, но не такой маньяк уборки, как Тео, пыль по запаху не обнаруживает. И принесу что-нибудь, чтобы его порадовать, что-то приятное.
— Хочешь, книжек раздобуду или журналов, — предложила, и получила молчаливый отказ. — Или цветов, пусть пахнут и глаз радуют. Тоже нет? Может, скажешь наконец, что поднимет тебе настроение? Это важно для выздоровления, не я выдумываю, врачи говорят. Ну так что? Что ты любишь?
— Тебя, — пробормотал он тихонько. — Я тебя люблю, Стася.
Я замерла и уставилась на него с удивлением. Не послышалось ли? Так это было неожиданно, не вовремя, не к месту, и его бледное лицо, абсолютно ничего не выражающее, кроме усталости. Слабое дыхание, неподвижность. Он мог говорить это во сне или и вовсе бредить.
Моей руки коснулась прохладная ладонь, сжала слегка и вновь улеглась поверх одеяла. Значит, не показалось.
— Ты, главное, живи, Тео, — ответила, не удержавшись. Он промолчал. Все так же не стал ничего обещать, даже этого.
64
Разумеется, ни о каком торжественном открытии переоборудованного склада теперь не могло быть и речи. Но всё-таки запуск линии стал событием, которое привлекло внимание. Каждый из тех, кто работал на ферме, заглянул подивиться на диковинку. Приехал Криштоф — он теперь относился к моей затее с ещё большим вниманием. Прибыла Райли, а с ней — вот сюрприз! — явилась Летти.
Ей до сих пор не разрешали со мной общаться, соврала, что по магазинам отправились. Моя непоседливая подружка присмирела, робея, забилась в уголок, не отходила от Райли ни на шаг и терпеливо ждала, когда я наконец смогу уделить ей внимание. Глазеть на конвейер, возле которого возились рабочие, ей скоро наскучило.
А я налюбоваться не могла. Какая красота все-таки, захочешь — не придерешься! Чистота, все новенькое, кажется, даже дышится легче. Лента скользит, словно речка течет, медленно несет сияющие россыпи. Дважды при мне замерла ненадолго, когда слишком много огоньков насыпали, не успели разобрать, но быстро снова пошла.
Ничего, приспособятся. Они у нас молодцы. Вон как ловко все делают, аккуратно, быстро и внимательно, приятно посмотреть. Одетые в одинаковые халаты и шапочки, молчаливо сосредоточенные. И уплывают со второй линии коробки с отметкой сорта на боках, а старший смены проверяет каждую, прежде чем они исчезают в окошечке. Из той части склада, скрытой за перегородкой, чтобы свет на сортировке не мешал, доносился стук молотка и голоса упаковщиков, неразличимые из-за тихого гула транспортера.
Я словно наблюдала за тщательно отрепетированным спектаклем, только свет был не над сценой, а наоборот, тянулся вдоль стен, неяркий, будто стеснялся и боялся потревожить своих младших собратьев. Неужели это все моя идея? Даже не верилось…
Но конвейер будет работать еще как минимум три дня, а когда придут подруги — еще неизвестно. Я подошла к ним и обняла Летти, а она расчувствовалась и всхлипнула мне в ухо.
— Стася, — проговорила тихонько. — Я так за тебя боюсь.
— Ладно тебе. Видишь, все хорошо. Дела делаются, мне со дня на день документы выдадут. Сможешь поздравить новую законную гражданку. Или не сможешь?
— Это как раз самое противное, — вздохнула она. — Что приходится вот так… Тайно. Мы ведь скоро расстанемся. И больше никогда не увидимся…
— Но я же ещё здесь! До апреля времени полно, обязательно будем встречаться. В нашем секретном месте, да? Я ведь по тебе скучаю.
И все-все помню. Как она меня, потерянную, сразу же под крыло взяла, приняла в подруги, не давала унывать. И сейчас рядом, несмотря на запреты, на то, что сама в первых рядах осуждала — а потом все равно простила. Я вдруг подумала что вряд ли увижу, какой она станет лет через десять, и от этого было грустно. Наверняка у нее будет чудесная семья, обласканный муж и дружные детишки.
— Угу, будешь ты, как же. Я тебя сколько раз звала? — надула она губы.
— Прости, я правда была очень-очень занята, — заметив, что она обижается все сильнее, я решила сознаться. — Видишь ли, Тео… Он был болен, не могла я его оставить.
Присмотрелась к ее реакции, но не заметила ни намека на злорадство. Она вздохнула и покачала головой.
— Ну теперь-то с ним все хорошо?
— Да. Он почти поправился. Спасибо, что спросила.
Даже если в действительности ей это совсем безразлично. Она ведь никогда Тео не любила, а после того, как из-за него мы почти перестали общаться — тем более. Но Летти вряд ли способна хоть кому-то всерьез желать зла. Такая уж она, взрывная, но отходчивая.
— Анастасия, можно вас на полслова? — Криштоф извинился и увел меня, чтобы обсудить кое-какие рабочие моменты.
Обернувшись, я увидела, как Летти печально смотрит мне вслед. Права она, мы расстанемся ещё до весны. Уже расстаёмся. Вроде бы мне не привыкать, не так давно вообще с прошлым простилась, да и ей тоже — в Вармстед многие приезжают на время, а то и всего на один сезон. Но все же было тяжело.
Некоторое время мы с Криштофом пытались вообразить, как бы приспособить новый метод производства под более сложный процесс. Он снова увлекся: ничего вокруг не замечал, кроме серебристой движущейся ленты, глаза горели, язык не поспевал за мыслями. Похоже, немедленно по приезду в столицу он бросится строить автомобильный завод нового образца.
— Значит, вы не жалеете, что придется покинуть Вармстед? Я думала, вам здесь нравится. Особые условия, магия какая-то необычная…
— Баловство это все. Главное, руки есть и голова, а работать надо уметь в любых условиях, — отрезал он. — Ничего, однажды мы с вами сюда вернёмся, только сперва проложим дорогу до самого Вармстеда, чтобы на новеньких скоростных авто домчать с ветерком!
— Сюда что, даже дороги нет? — удивилась я.
— Да разве это дороги! Название одно, — отмахнулся Криштоф. — Летом еще проехать можно, а по весне и как дожди зарядят телеги вязнут в грязи. Зимой вовсе никто ехать не отважится, морозы лютые, а если в пургу заплутаешь — костей не найдут.
— Так ведь дорого наверное… — пробормотала, прикидывая расстояние.
И что такое Вармстед, несмотря на его уникальное производство, исследовательскую станцию, аномалии и добычу тварей с ценным мехом? Всего лишь мелкий захолустный городишко. Железку проложили — и на том спасибо.
— У нас с вами будет столько денег, милый друг, что сможете разжигать камин банкнотами! Считайте, что это такая моя прихоть, как будущего автомобильного магната. Что же мне еще строить, как не дороги.
— Даже если у нас будут все деньги мира, печку ими топить не стану. И вам не позволю. Не думала, что вы склонны ими швыряться.
— Нет, не склонен. Скорее, я к ним равнодушен, это всего лишь средство, облегчающее жизнь. Просто хотел вас подбодрить. — Он окинул меня пристальным взглядом. — А ведь вам приходилось считать гроши и едва сводить концы с концами, не так ли? Уж простите за прямоту.