Среди многих религиозных деятелей, с которыми я встречался, выделю нескольких. Нынешний Папа Иоанн-Павел-II — человек, которого я ценю очень высоко. Начать с того, что у нас есть что-то похожее в происхождении, судьбе, поэтому мы быстро находим общий язык. Когда мы встретились с ним впервые, он поразил меня как человек с очень реальным взглядом на вещи, чрезвычайно широко мыслящий и открытый. У меня нет никаких сомнений в том, что это великий духовный лидер. Всякий человек, который сможет воззвать "Брат!" к тому, кто пытается убить его, как это сделал Папа Иоанн-Павел-II, несомненно, является достигшим высокого уровня духовным практиком.
Мать Тереза, с которой я познакомился в делийском аэропорту, возвращаясь с конференции в Оксфорде в 1988 году (в которой она тоже принимала участие), относится к людям, вызывающим у меня самое глубокое уважение. Я сразу же был покорен ее предельно скромной манерой поведения. С буддийской точки зрения ее можно считать Бодхисаттвой. Другим человеком, которого я признаю высокосовершенным духовным мастером, является католический монах, с которым я встретился в его келье недалеко от Монсеррата в Испании. Там он провел очень много лет совсем как восточный святой мудрец, не принимая ничего, кроме хлеба, воды и иногда чая. Он немного говорил по-английски — еще меньше, чем я — но по его глазам я мог понять, что передо мной необычайная личность, истинный религиозный практик. Когда я спросил его, чему посвящены его медитации, он ответил просто: "Любви". С тех пор я всегда думаю о нем как о современном Миларепе, — по сходству его с тибетским йогином, носившим это имя, который провел большую часть своей жизни, укрывшись в пещере, занимаясь созерцанием и слагая духовные стихи.
Одним из религиозных лидеров, с которым я имел несколько хороших бесед, является Архиепископ Кентерберийский доктор Роберт Ранси (мужественного эмиссара которого, Тэрри Уэйта, я всегда поминаю в своих молитвах). Мы разделяем с ним тот взгляд, что религия и политика сочетаются друг с другом, и оба согласны, что долг религии служить гуманности, и здесь нельзя игнорировать реальность. Религиозные люди не должны ограничиваться только молитвами: нет, их моральный долг — делать все возможное для решения мировых проблем.
Помню, однажды один индийский политик заставил меня высказаться по этому вопросу. Он сказал мне простую фразу: "О, ведь мы же политики, а не люди религии. Наша первая забота служить людям посредством политики". На что я ответил: "Политики нуждаются в религии даже еще больше, чем отшельник в своей келье. Если отшельник действует из дурных побуждений, он вредит только себе. Но если тот, кто может непосредственно повлиять на все общество, действует с дурными намерениями, то неблагоприятному воздействию подвергнется большое число людей". Я не нахожу никакого противоречия между политикой и религией. Что такое религия? Насколько я понимаю, всякое деяние, совершенное с добрыми намерениями, есть религиозный поступок. С другой стороны, собрание людей в храме или церкви, которое не имеет добрых намерений, не совершает религиозного действия даже во время общей молитвы.
Хотя я специально не стремился к этому, я познакомился во время своих поездок также и с некоторыми политиками. Одним из них был Эдвард Хит, бывший премьер-министр Великобритании, с которым я встречался четыре раза. При нашей первой частной встрече мне показалось, что он, как и Неру, не мог сосредоточиться на том, что я говорю. Однако в последних трех случаях мы имели длинные и свободные беседы о Тибете и Китае, во время которых г-н Хит выразил свой энтузиазм по поводу успехов Китая в сельском хозяйстве. На правах человека, видевшего Китай в более недавнее время, чем я, он сказал также, что на моей родине произошли большие перемены, и я должен это понять — особенно относительно всего, что касается поддержки Далай-ламы. По его мнению, она быстро сходит на нет, особенно среди молодого поколения.
Было очень интересно услышать эту точку зрения от такого видного политика и, более того, политика, имевшего обширные деловые связи с Пекином. Тем не менее, я объяснил, что моя озабоченность связана не с положением Далай-ламы, а с правами тех шести миллионов, которые живут в оккупированном Тибете. Заявив это, я сказал ему, что, насколько знаю, поддержка Далай-ламы молодежью Тибета никогда не достигала такого высокого уровня, как сейчас, и что мой уход в изгнание так сплотил тибетский народ, как это не было возможно раньше.
Несмотря на то, что наши мнения расходятся, мы продолжаем поддерживать с ним контакт, и я неизменно ценю г-на Хита как человека, обладающего большими познаниями в международных делах. Но в то же время я все-таки не могу не поражаться эффективности дезинформации, выдаваемой Китаем, и тем, что она вводит в заблуждение даже таких опытных людей, как он.
Заслуживающим внимания явлением, наблюдаемым за последние два десятилетия, представляется мне быстрый рост интереса к буддизму среди западных народов. Я не вижу особенного значения в этом, хотя, конечно же, очень рад, что теперь во всем мире насчитывается более пятисот буддийских центров, многие из них находятся в Европе и Северной Америке. Я всегда счастлив, если кто-то получает пользу от следования буддийским практикам. Но если в действительности дело касается людей, меняющих свою религию, я обычно советую им обдумать этот вопрос чрезвычайно осторожно. Когда поспешно бросаются в новую религию, это может привести к душевному конфликту, и такой процесс почти всегда очень труден.
Тем не менее, даже в таких местах, где буддизм представляет собой совершенно новое явление, я несколько раз совершал определенные церемонии ради тех, кто желал в них участвовать. Например, я дал посвящения Калачакры во многих странах за пределами Индии — и делал это не только для того, чтобы дать возможность проникнуть в тибетский образ жизни и мыслей, но также чтобы приложить усилия на внутреннем уровне во имя мира на земле.
Затрагивая вопрос о распространении буддизма на Западе, я хочу сказать, что заметил некоторую тенденцию к сектантству среди новых практикующих. Это абсолютно неправильно. Религия никогда не должна становиться источником конфликта, еще одним фактором размежевания внутри человеческого общества. Со своей стороны, я, исходя из своего глубокого уважения того вклада, который способна сделать каждая религия для блага человечества, участвовал даже в религиозных церемониях других вероисповеданий. И следуя примеру большого числа тибетских лам, как древних, так и современных, я продолжаю черпать учения из различных традиций, каких только возможно. Потому что, хотя некоторые школы полагали предпочтительным, чтобы практикующий оставался в рамках своей традиции, люди всегда вольны поступать так, как они считали и считают нужным. Кроме того, тибетское общество всегда было в высшей степени терпимым по отношению к верованиям других народов. В Тибете существовала не только процветающая мусульманская община, но было и несколько христианских миссий, которые не встречали никаких препятствий. Поэтому я твердо стою за либеральный подход к этому вопросу. Сектантство — это яд.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});