чтобы оказаться около коричневого забора.
Глеб задержался, но быстро догнал сестру и пробормотал:
– У Ремарка и Твена были католические кладбища. Там проще. А здесь всего намешано. Еще финские духи бродят. Чего там у них в головах – вообще непонятно.
Кладбище тянулось по верху лесистого долгого холма. Справа-слева тропинки клонились в разные стороны кресты. Места как раз хватало на несколько участков, дальше холм скатывался в низинки. Было такое ощущение, что в какой-то момент земля тут поднялась, чтобы вознести души покойных поближе к небу. А потом сил держать такую махину у земли не стало, и она опустила руки. Но теперь уже сами покойники удерживали свою землю неподалеку от неба. Так получился длинный узкий холм с могилами. Как только кладбище заканчивалось, холм спадал, переходил в поле, где и доживал свой век тот самый коровник, где когда-то работал дядя Лёка.
Они стояли около ворот. Все смотрели в разные стороны. Вдруг Глеб хлопнул себя ладонью по лбу:
– Я понял, что произошло.
Светик с надеждой глянула на него.
– Что?
– Мы ворота не закрыли! Вот они отсюда и повылезали!
И правда! Коричневые невысокие ворота были приоткрыты. Деревянная вертушка не держала створку.
Глеб поднял руку, но Светик перехватила его:
– Может, что-то сказать нужно?
– Что сказать? – опешил Глеб.
– Слова. Волшебные. Чтобы злые силы не привязались…
– Сим силябим? А потом накрываться простыней и ближе к вечеру бежать как раз на это кладбище, чтобы покойники не мучились с поисками?
Он отстранил сестру и пересек границу кладбища.
Светик сглотнула. Вот не любила она кладбища. Сама не знала почему. Понятно, что никто кладбища не любит. Но чаще всего люди к месту жительства мертвых равнодушны, а она чувствовала озноб от одного упоминания. И еще сны. Очень неприятные. Что ее закапывают. Живьем. Никто не мог понять, почему ей снились эти кошмары. Они приходили в темные осенние ночи под дробь дождя о подоконник. Что она стоит на старом кладбище. Все кого-то ищет. Потом вдруг находит табличку со своим именем. И годами жизни. А в другой раз ее на этом кладбище закопали. В следующем сне из земли вылезали покойники и гонялись за ней. А она спотыкалась о надгробия, цеплялась за оградки. И это жутко неприятное чувство безысходности. Когда сделать ничего нельзя. Когда понимаешь, что пропала. Холодное липкое чувство, мешающее дышать. Не любила она кладбища, нет.
Как и вчера, встречала их ель с длинными, низко висящими ветвями. Тяжелые лапы перегораживали вход. Дальше дорожку перечеркивал упавший ствол березы – единственное светлое пятно. Остальное тонуло во мраке.
Первые могилы, самые старые, стояли без оградок. Выкованные из железа ажурные кресты, украшенные крестами и орнаментами. У части были снесены верхушки. Один крест был сломан у основания и аккуратно прислонен к стволу дерева.
Глеб прошел мимо первых крестов, пнул шишку. Та поскакала по своим делам.
– Ну и какой тут оказался особенно недовольным?
Справа возвышался аскетичный железный крест, только имя и даты. Лежал тут неизвестный Ирва Ахонен. Восемьдесят лет прожил. Про другого, обладателя сломанного креста, точно можно было сказать, что моряк – у основания креста виднелся якорь. Ива Кюха прожил всего сорок лет.
Глеб поднял уроненную им вчера оградку, с силой воткнул в землю.
– Как-то так и было!
Затрещали ветки – Костян полез на упавшую сосну. Она имела потрясающие извилистые ветви и невероятно изогнутый ствол, словно злой великан схватил ее огромными лапищами и легонько сжал, заставляя древесину вспучиться. По этой сосне было интересно изучать карту ветров острова. Они постоянно меняли направление, выгибая ствол то туда, то сюда.
– Ты где? – позвала брата Анка. – Не отходи от меня.
– Это ты от меня не отходи, – проворчал вылезший из веток Костик. – И вообще – я руку поцарапал.
Он показал локоть. Кровь текла. Не соврал.
– Давайте быстрее.
Чем дольше Светик на кладбище находилась, тем ей становилось неуютней. Еще и ночью не выспались. Сейчас у нее от всего происходящего немного кружилась голова. Вот бы прямо тут на травку лечь, глазки закрыть.
– Эй, ты чего? – Глеб тронул сестру за руку, и только сейчас она почувствовала, как ее ведет в сторону. А там, в стороне, вразнобой старые железные кресты – плоская палка и три перекладины. Было и несколько деревянных. Просто торчали из земли. Без имени. Без надгробного холма.
Светик помотала головой. Это все сумрачность, это все испуг. И да, не выспалась, вот и кемарит на ходу. Как там дядя Лёка рассказывал? От усталости он засыпал на ходу, а просыпался оттого, что сваливался в канаву?
Упавшая ель придавила деревянный частокол, погребя под собой несколько участков. Сквозь забор и лапы ели торчали кресты. Сразу за ними и стояла та самая сосна. На которой в молодости спал дядя Лёка. И на которую забралась вчера Анка.
Сосна имела странную скрученную против часовой стрелки кору. Тот, кто дерево здесь сажал, немного развернул ее вдоль оси, да так сильно, что сбил кору и она немного закрутилась. В месте, где из ствола выходили ветки, кора собралась морщинистыми складками. Сами ветви смотрели вниз.
Свиловатая.
Да, так говорил дядя Лёка. От слова «вилок» – как серединка у капусты закрученная.
– Мощное дерево, – повторил свои вчерашние слова Глеб.
– Здесь вообще все мощно, – пробормотала Светик, проходя вперед. – Может, быстренько все поправим и пойдем?
Долго оставаться на кладбище не хотелось. Хотелось поскорее оказаться в месте, где над головой не сходятся так плотно деревья, где от земли не идет этот мертвящий запах.
Но быстренько ничего сделать было нельзя, потому что Анка, заклеив Костину рану подорожником, ускакала вперед фотографировать красоты. Костик опять полез в бурелом.
– Не думаю, что все из-за этого, – пробормотал Глеб. – Но давай попробуем.
Поваленных крестов вокруг было много. Они клонились в разные стороны, словно игроки, замершие в игре «Море волнуется раз». Вот сейчас они оживут и покажут «морскую фигуру». Один упавший крест ухитрился утянуть за собой надгробную плиту. Поднявшаяся платформа оголила кирпичную кладку соседнего участка. Под ней была только земля.
Светику захотелось оглянуться. Она была уверена: проживающий тут дух недоволен, что с ним так поступили. Он сейчас стоит за спиной и… и… Пускай просто зло супит брови. Вот как сейчас Костик. Руки сложил на груди, плечи вперед, пузо навыкате, губы трубочкой.
Глеб наклонился, надавил ладонью на смотрящий вверх край плиты. Что-то где-то скрипнуло, но с места не сдвинулось.
– Дураки, – выдал Костик. – Оно, вон, зацепилось.
«Вон, зацепилось…» оказалось оградкой, в которую уперлась плита.
– Я вообще не