– Я все-таки не понимаю. Никакое штатное расписание не требует взаимной любви сотрудников. И Меркурий не звездолет, а планета, здесь не требуется экзамена на психологическую совместимость.
– О чем и речь! Мы не можем требовать от Эрвина, чтобы он нам всем нравился. Но и работать с человеком, который всем неприятен, трудно. Может быть, подробней рассказать вам, друг Рой, каким видится нам Эрвин Кузьменко?
– Вероятно, так будет лучше.
– Эрвин Кузьменко появился на Меркурии восемь лет назад и сразу определился в экспериментальные цехи, прошел стажировку, начал самостоятельные исследования, – рассказывал главный инженер энергозавода. – Тогда это был молодой милый парень, красивый, энергичный, словоохотливый, работоспособный, – в общем, ничем не выделяющийся, таковы все, кто добровольно меняет прекрасную Землю на трудное существование в адской жаре и адском холоде Меркурия. Таким он был, пока не попал в лабораторию Карла Ванина. Не проработав у Карла и года, Эрвин стал совершенно иным. В нем развилось то, что Эдуард Анадырин называет гениальностью, а Михаил Хонда – жульничеством.
– Сочетание нетривиальное. Помнится, вы признали обе оценки справедливыми.
Стоковский подтвердил – да, именно так, и гениальность, и жульничество. Гениальность выразилась в том, что Эрвин вдруг стал генератором интереснейших идей. И не только тех, что относились к его делу, нет, он превратился в знатока всех работ во всех лабораториях и цехах, он словно бы сотрудничал со всеми – и каждому давал очень дельные, порой настолько глубокие советы, что все поражались. Эдуард считает, что вмешательство Эрвина в чужие функции стало важнейшим стимулятором, очень многое у очень многих шло бы гораздо хуже, если бы не Эрвин.
– Вы считаете это недостатком?
– Я уже сказал: та особенность ума, что Эдуард называет гениальностью, у Эрвина неоспорима. К сожалению, она не единственная.
Наряду со способностью предлагать замечательные идеи, у Эрвина появилось и пренебрежение к товарищам, продолжал Стоковский. Он высмеивал тех, кому предлагал мысли и планы: сами они ни на что значительное не способны без его помощи – так он показывал всем своим видом. Впрочем, это можно бы стерпеть, да и отпор не труден: на усмешку ответить резкостью, на пренебрежение – презрением. Все было хуже и сложней. Очень скоро выяснилось, что идеи и проекты, объявляемые Эрвином, вовсе не его единоличные. У каждого рождались те самые идеи, что он предлагал, это были их собственные идеи, только недоработанные, необъявленные, в правильности их еще были сомнения. «Да я и сам об этом думал! – с удивлением говорил то один, то другой. – И вот надо же – Эрвин высказал раньше, а ведь это вовсе не его область!»
– Вероятно, ваш Кузьменко – телепат.
Стоковский покачал головой.
– Слишком примитивное решение, Рой. Оно способно быть только первым подходом к пониманию. Каждый, естественно, допускал, – кто с удивлением, кто с негодованием, – что Эрвин научился проникать в чужие мысли. Чтобы выяснить это, я поставил тайный эксперимент, о нем знал один Эдуард. Я пытался донести до Эрвина некоторые мысли, очень неприятные для него, они сказались бы на его поведении, узнай он их. Результат – ничего! Он неспособен читать мысли, неспособен даже постигать, что испытывает говорящий с ним, если тот не хочет показать своих чувств. В этом смысле он менее проницателен, чем любой из нас, он, я бы сказал, даже туповат. А одну мою великолепную идею Эрвин объявил в тот же день, как она у меня возникла, – и, поверьте, она была совершенней, чем моя. Я не могу считать, что он каким-то способом заимствовал ее у меня. Она своим появлением у меня возбудила такую же идею у него, вряд ли наоборот, ибо это была все же моя область работы. И посмотрели бы вы, с каким издевательством он кинул ее мне, как он презирал меня за то, что я не способен сам так дорабатывать свои мысли. Мне надо было испытать радость от подарка, а я испытывал унижение от собственного ничтожества. Нет, Эрвин Кузьменко не телепат. А если это телепатия, то неизвестной еще природы, избирательная, чувствительная только на значительные мысли – и не простое их чтение в головах знакомых, а совершенствование, доведение до конца. Выражусь вашими словами, Рой: случай нетривиальный.
– Теперь я понимаю, почему вы так опасаетесь дальнейшего общения с ним. Эрвин вам полезен, но психологически непереносим.
– Вы исполните нашу просьбу, Рой? – с надеждой осведомился главный инженер энергозавода.
– Пока не обещаю. Но ваш странный гений меня заинтересовал. Я хочу с ним побеседовать.
3
Рой молча глядел на Эрвина Кузьменко, тот отвечал таким же молчаливым взглядом. Эрвин лежал в отдельной палате – наглухо закрытый ящик, куда не мог проникнуть даже отраженный луч яростного меркурианского солнца. Врач предупредил Роя, что больной разговаривает с трудом, его лучше не беспокоить долгими расспросами.
Рой пообещал, что долгих расспросов не будет, вошел, сел у кровати, Эрвин повернулся к нему лицом. Ни один не сказал ни слова, так прошло несколько минут – оба молча смотрели друг на друга.
Если Эрвин когда-то казался милым, красивым, молодым парнем, то от облика той поры мало что осталось: он не был ни мил, ни красив, ни молод. На Роя глядел худой, поседевший мужчина с исполосованным морщинами желтым лицом. Лицо было хмурое, маловыразительное, неприязненное. В небольших тусклых глазах не светились ни острая мысль, ни живое чувство. И видно было, что Рой его не заинтересовал – он глядел на посетителя как на пустое место, равнодушно, почти безучастно. Неприятный тип, подумал Рой, и опасливой мыслью одернул себя: может, Эрвин все-таки телепат и поймет, какое чувство вызывает в госте.
– Здравствуйте, друг Эрвин! – вежливо сказал Рой.
Приветствие не сразу дошло до больного. Он подумал, тусклые глаза стали еще тусклей, потом хрипло отозвался:
– Не здравствую, как видите. – И снова подумав, добавил: – До здравствования нескоро.
– Я заказчик твердых конденсаторов, – сообщил Рой. – Вы их делали для плазмоходов, которые разрабатываются в моей лаборатории.
– Знаю, вы прилетели с Земли. Как вас зовут?
– Рой Васильев. По профессии физик.
Кривая улыбка медленно выступила на хмуром лице Эрвина.
– А по призванию – детектив. Не так ли? Кто не слышал о вас! – Он отдыхал после каждой фразы. В глазах понемногу появилось что-то похожее на интерес. Рой догадался, о чем Эрвин спросит, и терпеливо ждал. Эрвин снова заговорил: – И сейчас с этим? Расследование, да?
– Нет, не с этим. Выполнение заказа – единственное, что меня интересует. И когда нас уведомили, что на энергозаводе авария, я решил слетать на Меркурий, чтобы воочию увидеть, каковы перспективы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});