Читать интересную книгу Пётр и Павел. 1957 год - Сергей Десницкий

– Не надо лукавить, Наташа… Я не маленький и понимаю… Я всё, всё, всё понимаю!.. Все сроки сходятся… Скажешь нет?!.. А коли так, то и спорить тут не о чем!.. Потому что я ни за что не поверю, будто в апреле сорок четвёртого я у тебя был не один!.. Но главное, всё-таки не это… Главное, милая моя… Серёжка – вылитый я в тринадцать лет!.. То есть абсолютно!.. Жаль, фотографии с собой нет, а то бы я тебе показал!.. А впрочем… Тут и показывать ничего не надо, и без фотокарточки всё яснее ясного!

– Слушай, Богомолов!.. Окстись, милый мой!.. – Наталья вся кипела от негодования и, казалось, вот-вот взорвётся. – Что это ты себе вообразил?!.. На халяву отцом решил заделаться?!.. Нет!.. Я не могу!.. Я сейчас просто лопну!.. От злости!.. Учти!.. Знала бы, что у тебя такая буйная фантазия, ни за что бы домой к себе не привела!..

Она резко встала со стула, подошла к буфету, рывком распахнула резную дверцу, достала из потаённых недр его графинчик, близнец тому, что изобразил художник на картине, и, плеснув его содержимое в гранёную рюмку, залпом выпила. Дыхание у неё перехватило.

– Извини… Тебе не предлагаю… Спирт… Неразбавленный… Людям с осколками в сердце подобное пить не рекомендуется… Нет, ну надо же!.. Чего напридумал!.. Ишь ты!.. Батя!.. Новоиспечённый!.. Отец!.. – и расхохоталась. – Папочка!.. Ой, не могу!..

Алексей решил, что пора уже и ему обидеться. И обиделся. Всерьёз и надолго.

– Ты чего губы надул?!.. – Наталья стала понемногу успокаиваться – Не знаешь ничего, а туда же!.. В арифметике ты, пожалуй, отлично разбираешься, а вот физиономист из тебя хреновый. И пойми, Богомолов, не всё одной арифметикой на этом свете поверяется. Попадаются порой такие задачки, что и высшей математики недостаточно, чтобы во всех наших коллизиях разобраться. Ты что, забыл?.. Я тебе, кажется, ясно сказала: в конце июля я в госпиталь попала. Умная голова, сообрази: могла ли я при такой страшной контузии, что у меня была, ребёнка сохранить?..

– Что же это получается?.. Сергей у тебя двухмесячным родился?!.. Так следует понимать?!..

Наталья горько усмехнулась.

– Выходит, так… Неужели не догадался, Богомолов?.. Не сын он мне.

– Как не сын?!.. А кто же?!..

– Племянник…

Алексей был потрясён.

– К тому же троюродный или даже четвероюродный… Я так толком и не разобралась… Но какое это имеет значение?.. По метрике он Большаков, и в графе "родители" моё имя стоит. Только имей в виду, о сиротстве своём он ничего не знает и знать не должен. Понял меня?..

– Понял, – чуть слышно пробормотал поражённый в самое сердце Алексей Иванович.

– Они сейчас пообедают, Серёга пойдёт Анд рюху домой провожать, вот тут я тебе всё подробненько расскажу. А пока молчок. Договорились?..

Богомолов согласно кивнул головой.

– Расскажи-ка мне лучше, Богомолов, как твоя жизнь сложилась, – ласково улыбнулась ему Наталья.

После только что пережитого небывалого восторга, а следом за ним глубочайшего разочарования на душе у него стало так пусто и пасмурно, что хоть волком вой. Он досадливо махнул рукой.

– Ничего со мной не стряслось необычайного… Ничего интересного.

– Ну, а всё-таки? – не унималась Наталья.

И Богомолов сначала нехотя, но потом всё более и более поддаваясь её ласковому напору, рассказал всё о своей послевоенной жизни.

Из госпиталя Алексей Иванович прямиком отправился в Москву, надеясь всё прибрать и обустроить в своей квартире, из которой он вышел счастливым отцом и дедом двадцать первого июня сорок первого года и в которую сейчас возвращался одиноким осиротевшим вдовцом. И, хотя они с Натальей ни о чём конкретно не уговаривались, он решил её возвращения с фронта здесь, в старом доме на Самотёке дожидаться. Но!.. Именно тут ждало его первое разочарование. Оказалось, что в его квартире вот уже два с лишним года живёт семья очень крупного военного инженера, работающего на сверхсекретном оборонном заводе. Фамилия у засекреченного инженера была крайне редкая для средней полосы России: Петров. Его старенькие родители, жена и двое взрослых детей были ошарашены появлением Алексея Ивановича в их, как они наивно полагали, квартире не меньше, чем бывший владелец, как оказалось, незаконно захваченного жилья. То есть ничего противоправного они, конечно, не совершали, и все документы были у них в полном порядке, но проклятая интеллигентность, как это обычно случается с совестливыми людьми, тут же заявила о себе во весь голос, и несчастные Петровы сразу почувствовали себя виновными во всех смертных грехах. Они предложили Алексею Ивановичу принять ванну, усадили его за стол пообедать, пытались уложить на диван в кабинете главы семьи, чтобы отдохнуть, и очень сокрушались, что сам Петров вот уже полгода находится в безсрочной командировке, и где он, и когда вернётся, неизвестно… А без него самого решить эту сложную квартирную проблему не представлялось возможным.

Положение Богомолова было аховое.

Даже если предположить, что Петров вот-вот вернётся и поможет Богомолову разобраться в этом запутанном деле, всё равно на это время необходимо было найти себе хоть какое-то пристанище. Но где?.. И как?.. Не выгонять же целое семейство такого важного человека на улицу. Этого Алексей Иванович даже представить себе не мог. Все близкие знакомые его, проживавшие в Москве, сами были стеснены в своих жутких коммуналках, так что обращаться к ним за помощью было просто безсовестно. И неизвестно ещё, что со всеми ними случилось за эти три военных года.

Принять предложение Петровых и временно поселиться у них в столовой на кушетке он тоже никак не мог. Во-первых, потому что мешали ему всё те же соображения интеллигентской деликатности, а во-вторых, не мог он себе позволить встретить Наталью в чужой квартире на правах то ли приживала, то ли ещё хуже… неизвестно кого. Вразумительно объяснить, кого именно, он так и не сумел.

Поэтому, поблагодарив перепуганное семейство, он отправился к родной сестре бывшего зятя своего Николая Стёпушкина в Плотников переулок на Арбате. Алевтина Стёпушкина, в замужестве Снегирёва, встретила его приветливо, но особой радости не выказала. От неё Богомолов узнал, что Николай каким-то образом выяснил обстоятельства гибели всех своих на станции Молодечно. Он был абсолютно уверен, что Алексей Иванович тоже погиб вместе со всей семьёй, о чём и заявил в жилищную контору. А когда в сентябре сорок второго года на его домашний адрес пришло извещение о том, что "гвардии капитан Николай Стёпушкин геройски погиб в воздушном бою над Сталинградом", квартира в доме на Самотёке стала считаться безхозной, о чём жилконтора известила его родную сестру. Алевтина взяла из дома брата всё, что считала самым ценным: богомоловскую библиотеку, письма и фотографии. Да ещё кое-что из столовой посуды и постельного белья. Всё это она была готова тут же отдать Алексею Ивановичу, но он ото всего отказался. Взял только письма и фотографии.

Очутившись на улице возле дома Алевтины, Богомолов неожиданно для себя испытал острое неуютное чувство, какое, должно быть, переживает всякий бездомный человек.

"И да поможет Господь всем безприютным скитальцам!" Он никак не мог вспомнить, где и при каких обстоятельствах слышал эту фразу, но если тогда она не была наполнена для него каким-либо особым смыслом, то теперь он всем своим существом ощущал всю трагическую глубину этого крика человеческой души.

Не дай Бог, ещё раз подобное испытать!

И тут Алексей Иванович неожиданно вспомнил своего соседа по госпитальной палате Егора Крутова. Они лежали рядом, голова к голове, но, что самое любопытное, поначалу, несколько дней, не видели друг друга в лицо, а только тихо переговаривались. Егору ампутировали левую ногу, а Богомолов после операции, с осколком, застрявшим в сердце, о том, чтобы пошевелиться, не мог даже мечтать. Непонятно почему, но, даже не видя один другого, они прониклись взаимной симпатией, а когда Егору принесли костыли, и он смог, наконец-то, встать и хорошенько рассмотреть своего соседа, были уже, если и не друзьями, то очень добрыми приятелями. В результате, дружба их окрепла. Крутов часами просиживал на богомоловской койке и, выписываясь из госпиталя, пригласил Алексея Ивановича навестить его и подробно описал, как можно добраться к нему в Дальние Ключи.

И вот теперь это приглашение оказалось, как нельзя кстати, и, не раздумывая долго, Богомолов поехал на Ярославский вокзал, справедливо решив, что Наталью можно дожидаться и вдали от Москвы, а к тому времени, когда она вернётся, видно будет, где им свой дом обустроить.

Егор принял Богомолова как родного. Ни у одного, ни у другого семей не было, потому и зажили два бобыля в крутовской избе в мире и согласии. Двух пенсий по инвалидности хватало им с лихвой, и ни в чём нужды они не знали. В деревне деньги иную цену имеют, чем в городе, к тому же огород, домашняя птица, свиньи и прочая живность могут прокормить работящего человека вообще без "живых" денег.