Линнет наклоняется, чтобы завязать шнурок, и тут кто-то бьет ее по спине. У девочки подламываются колени, и она с размаха упирается ладонями в мокрый песок.
— Эй, ты взяла ведерко?
Это Кевин из соседнего подъезда. Вечно сначала врежет, и только потом подумает.
— Будем лепить куличики?
Линнет вовсе не кажется, что это хорошая идея. После дождя в песочнице мерзко. Мокро, грязно и серо. Лучше шататься по двору туда-обратно, заложив руки за спину, и посматривать на соседские балконы. Вдруг оттуда вылетит птичка?..
Но Кевин смотрит с такой надеждой, огромными зелеными глазищами, круглыми, как глаз светофора. И даже рот открыл — смешной, на птенца похож.
Линнет вздыхает:
— Схожу домой, принесу ведерко. Подожди меня здесь.
Линнет идет домой.
Уоллес глядит из-за шторы, ждет удачного ракурса. В дрожащих руках Никон, в углу рта — сигарета. Он ждет, когда девочка примет свою любимую позу — руки замком сзади, подбородок и нос — кверху, озирается по сторонам. Как будто чего-то боится.
У Уоллеса сотни фото, спрятаны в дальней папке. На диске с литерой F, под названьем «Расчет и закупка чермета». Но нужно еще больше. Искусство требует… образов. Нет, образа. Маленькой девочки.
Она гуляет по часу, по два или даже больше. Каждый вечер этого лета. Уходит домой с темнотой, по ней можно сверять закаты. Видимо, девочке дома совсем нечего делать.
Уоллес косится на огонек сигареты, потом снова глядит во двор. Подается вперед, трет ладонью стекло. Девочки нет во дворе. Куда-то делась, чертовка.
Уоллес думает: «Может, она завернула за угол?» Перехватывает фотоаппарат и идет на кухню, посмотреть из углового окна.
Вилма болтает с мамой по телефону, громко, на всю кухню. Муж все равно не услышит — он после обеда сиднем сидит в спальне, чинит то фотик, то плеер, читает «Планету IT».
— На ужин сварю макароны…
— Да, что его баловать, что ты!..
— Перебьется и без подливки…
— Тебе его жаль, заразу?..
— В театре не были вечность…
— Ласково слово не скажет!..
— Сидит, как рохля, в халате…
— И скучный, как старый свитер..
— Любовник? Что скажут люди?..
— Мама, не надо морали!..
— Он меня свозит в Ниццу…
— И кофе — не из Старбакса…
— Ммм, а какая машина…
— Нет, к сожаленью, не Бентли…
— Мерседес — тоже неплохо…
— Сошлись у меня на работе…
— Партнер, из транспортной фирмы…
— Ах, а какой он в постели!
Уоллес стоит в дверях и слушает с полуулыбкой, которая больше похожа на полуоскал безумца. Размахивается и швыряет любимый проверенный Никон. Промахивается на два пальца. Стекло разлетается вдребезги.
Никон весит прилично. Особенно если сверху. С четвертого этажа — где-то под двадцать метров. Прямо на голову. Кошке.
У кошки кудрявая шерсть и длинные слабые лапы. Очень хорошие предки и стоимость в тысячу баксов. Бантик с табличкой на шее: «Шеннон Овеверли Сансет, питомник «Вел Кейси-17», если вы меня нашли, вернуть по адресу…»
Дальше уже нечитабельно. Кровь на стальной табличке. Кровь на ленточке, грязная шерсть и мозги вокруг на два метра.
— Шеннон! — визжит хозяйка, выпускает из рук поводок и начинает заламывать руки.
Мечется взад-вперед, озирается в поисках помощи, бросается в сторону, через дорогу, там вроде как стоит полицейский.
Родви едет в аэропорт, там ее ждет Гарри. Им наконец дали командировку вместе.
— Гарри такой рассеянный, — твердил начальник вчера. — Возьми его загранпаспорт с визой, билеты туда-обратно, страховку и распечатку брони. Я знаю, он их засунет куда-нибудь и забудет. Так что проконтролируй.
Родви серьезно кивает. Она уж проконтролирует. Как только окажутся в ЦЕРНе, она отправит Гарри на ужин, сама возьмет ключ и влезет в его номер. Возьмет ноутбук с разработкой — и поминай, как звали.
Ей обещали в Иране пять миллионов баксов. Родви не верит в Третью мировую, зато она верит в деньги. Поэтому согласилась. Срок передачи расчетов — декабрь этого года.
Родви мечтательно жмурится и представляет, как поедет в круиз вокруг света, будет купаться в шампанском и панцирь ломать омарам.
До аэропорта осталось каких-то пять километров.
Но тут на дорогу выносится девушка. Чуть ли не под колеса.
— Куда ты поперлась, дура?! — Родви орет, выворачивая руль. Машина идет юзом. Боком идет на фонарный столб, тот вспарывает ее, как консервную банку.
Родви лежит щекой на руле, пуская кровавую пену.
Бригитта наклоняется и поднимает чайную ложку.
— Примета — к приходу девочки, — бормочет она, улыбаясь.
Слышит звонок в дверь.
— Что ты так рано?
— Мама, я просто забыла ведерко.
Гарри приходит домой поздно, с досадой бросает рюкзак на пол. Он пропустил свой рейс, не дождавшись коллегу. У той были все документы, билеты и, главное, паспорт. Пропала командировка на конференцию в ЦЕРНе.
Гарри громко сопит, дома пахнет какой-то сдобой. Он быстро идет на кухню и видит сливовый торт. Лезет в крем — прямо пальцем — потом обнимает Бригитту.
— Скучала?
— Угу, скучала, еще и дня не прошло, а я все ногти обгрызла.
— Ты будто знала, что я вернусь?
Та пожимает плечами:
— Даже не подозревала.
— Тогда почему приготовила мой любимый?
— Так, захотелось, — улыбается хитро.
….
Дети давно разошлись, только Кевин играет в грязной песочнице. Лепит кривые кексы, загребая песок ведерком.
Кевину стыдно за то, что он больно ударил Линнет.
Но в декабре точно рано, он еще не наигрался.
Сказка… о ком?
В ночь зимнего солнцестояния куда-то таинственно скрылись нырки. Сначала их становилось всё меньше и меньше с каждым днем, а тут — как сквозь воду провалились. Больше не подкрадывались из-за угла, не выныривали из монитора и не оставляли следы мокрых маленьких лап на экране телефона, радостно и неожиданно: — <!
И поэтому, пока остальной мир шумно праздновал свое Рождество, пока улицы боролись с пробками, магазины — с наплывом посетителей, а менеджеры среднего звена — с корпоративами, я применял дедуктивный метод поиска нырков.
Но, несмотря на огромное число выкуренных трубок — с вишневым табаком, высшего сорта! — и вдумчиво поглощенные литры крепкого кофе, моя цепная мысль их так и не нашла.
Самое страшное предположение о том, что нырки могли оказаться замурованными подо льдом, опровергалось теплой погодой в Крыму. Пока прохожие, чавкая по жидкой грязи, выпрашивали у природы хоть немножечко мороза и снега, я облегченно потирал руки: ледяной плен нырочьему народу не грозил. Но что же тогда могло заставить их пропасть?..
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});