не мог уснуть, но по своей деликатности не хотел меня обламывать. А может, ему даже нравилось.
Когда я окончательно проснулся, то сразу даже не понял, где нахожусь. Было уже что-то около одиннадцати, с улицы заглядывало робкое солнышко, а у винного цеха корсары уже начали разгружать ящики с виноградом. Итак, сбор Монтальчино, выходит, был уже закончен, а сегодня утром начался сбор круглолистного сорта, черт. Черт, черт, черт, как я мог об этом забыть! Но разве не я сам после того, как Джулия сказала мне «нет», своими руками отлучил себя от виноградных работ.
Я отошел от окна, решив, что было бы совсем уж бессовестно с моей стороны махать им рукой. Я чувствовал себя изменником и трусом. Я смотрел вниз на трудовой процесс, и мне показалось, что одним из корсаров был Рикардо. Я пошел глянуть на кухню, чтобы убедиться, так ли это. На столе меня ждал приготовленный завтрак, апельсиновый сок и фрукты, нарезанные как в Полинезии. Может, Рикардо там этому и научился. Меня все это сильно удивляло.
Так и есть, Рикардо отправился подменять меня на сборе винограда, поспав всего три с половиной часа и найдя время, чтобы приготовить для меня завтрак. Да уж не влюбился ли он в меня? Хотя нет, скорее это я сам, побуждаемый одиночеством, испытывал к нему утробное, первобытное чувство.
Я был настолько в хорошем настроении, что не чувствовал даже головной боли. У меня не возникало ни малейшего желания вспоминать события прошедшего вечера, поскольку и вспоминать-то было особо не о чем, оставалось только констатировать мою полную неспособность жить в этом мире так, как живут остальные люди. Должно быть, это у меня наследственное, от папаши.
Я ел с аппетитом, любуясь видом из окна, практически тем же, что открывался из моей комнаты. Впечатление портил лишь грустный антураж из мебели начала 70-х, от нее отказалась бы даже Маризела. Я направился в свою комнату, чтобы забраться поскорее под душ, и по дороге наконец-то включил телефон. Меня ждало несколько сообщений:
— от моего отца, который интересовался, когда я вернусь в Милан;
— от моей матери, которая спрашивала, как это мне могло прийти в голову заказать костюм из фиолетового бархата;
— от моего брата, который называл меня козлом и просил перезвонить Стефану;
— от Аниты, которая ни о чем меня не просила.
Перед тем как вернуться в свою комнату, я решил все же спуститься к винному цеху и поздороваться с Витторией, тем более что корсары уже уехали. Возможно, она уже знала про все мои приключения и даже гораздо больше, чем я мог себе вообразить, поэтому была скупа на слова. Было видно, что она на меня сердита, а может, просто разочарована. Разумеется, она и помыслить не могла, что виновата во всем ее милая-кузина-кинь-палку.
— Хочешь попробовать, каким стал мерло, который ты собирал в первые дни? Ферментация закончилась, это можно уже называть вином…
— С утра пораньше, даже не знаю…
— Да тебе ж сегодня на работу не идти или я ошибаюсь?
— Нет, блин, пойду после обеда. Мне совестно, что Рикардо из-за меня должен так упираться… Вчера у меня был тяжелый вечер, мне было хреново, и ночь я провел неважно.
— Я тебя видела в «Виктории», тебя пришибло основательно!
— Ты меня видела и даже не поздоровалась?
— Знаешь что, милок, я к тебе подходила, а ты мне ответил, что знать меня не знаешь… Тебе крышу снесло по полной программе. Да я особо и не обиделась, мы там все были поддатые…
Я решил, что будет лучше с ней согласиться, зашлифовав слегка тему извинениями и пояснениями. Виттория налила мне первый бокал вина с нынешней вендемии, и я жадно вдохнул его аромат, ибо в бокале была масса воспоминаний. Разумеется, все случилось совсем-совсем недавно, но для меня это были уже воспоминания.
— Ну, Леон, что скажешь?
— Отдает слегка фруктами, лесной прогулкой, кофе… и еще у него легкий терпкий оттенок, но это даже неплохо.
— Вот как… это кислотность такая… что ж, вкус обозначился, значит, у этого вина есть все шансы, только надо как следует его выдержать.
— …
— Может, расскажешь мне, что вчера стряслось с моей двоюродной сестрой?
— …
— Не хочешь рассказывать? Тогда давай допивай и вали поскорее отсюда на виноградники, и чтобы вы там с ней помирились, понял? Если ты приглашаешь девушку, нельзя ссориться с ней в первый же вечер!
— Но она же злится.
— Такой парень, как ты, без труда погасит ее гнев. Я даже не сомневаюсь.
— Почему?
— Потому что ты неглупый. А умные люди всегда умеют добиваться прощения.
Я допил вино, поставил стакан на умывальник, вытер руки об джинсы и облапил Витторию.
Я ей нравился, это было написан на ее лице, она меня хотела. А если женщина зовет, Леон отвечает.
Она встретила поцелуй враждебно, со сжатыми холодными губами, держа голову прямо, руки вообще никак не двигались. Я пытался угадать, что ей должно понравиться, я пробовал работать языком и так, и сяк, я даже чуть покусывал ее и наконец понял: она не желала со мной целоваться. Я решил, разумеется, сделать вторую попытку, этому всегда учил меня братец: «Если сопротивляются, значит, еще больше тебя хотят».
Она отвесила мне пощечину, от которой я весь почернел.
— Свинья.
— …
— Бесстыдник и свинья.
Припечатав меня двумя словами, она оставила меня сконфуженно стоять у ворот цеха. Рот наполнен вкусом молодого вина, сказать нечего. Блин, я что, уже утратил свою способность просекать, готова ли девочка или не готова? Или они резко все стали девушками «быть»? Все начали слать SMSки с пожеланиями спокойной ночи?
Ну, допустим, эта женщина в возрасте. Все равно я не понимал. Не иначе она лесбиянка. Лесбиянка, да еще и обидчивая, с ней бы даже лохнесское чудовище целоваться отказалось. Я подошел к ней, чтобы извиниться — может, смягчится или что, — но Виттория принялась мыть один из чанов, не удостоив меня даже взглядом.
38
Стефан сидел в саду среди лимонных деревьев.
Нога на ногу, как обычно, левый указательный палец на подбородке, правым придерживает страницу книги. Как же он сюда добрался? Я попытался вырвать книгу у него из рук, но Стефан сумел увернуться и спасти чтение, так что зачитать вслух последнюю строчку мне так и не удалось. В этот день у меня ни один фокус не проходит.
Я обнял его так крепко, как не обнял бы даже Пьера.
— Как ты нашел меня, засранец?
— Ты