носа потекло. Мэтью показалось, что помещение крутанулось вокруг него, а зрение сузилось до темного туннеля. Жар все еще усиливался, оставляя после себя жгучую боль, и он понял, что «пушечное ядро» только что попало в цель.
— Ты и наполовину не осушил кружку, — проскрипела Бесс. Как будто он и сам этого не знал!
Мэтью покрылся липким потом. Языки пламени плясали у него перед глазами. Он боялся, что у него подкосятся колени, потому что таверна «Красная Клешня» вдруг накренилась вместе с остальной землей. Может ли от кружки эля остановиться сердце? Сердце Мэтью колотилось, как бешеное. Ему пришлось прислониться к стойке, чтобы удержаться на ногах. В жгучем тумане Мэтью понял, что единственное, на что его хватит, это допить кружку одним большим глотком, который распалит в его внутренностях лесной пожар.
Когда он с трудом проглотил остатки пойла, то хотел, как настоящий мужчина стукнуть кружкой о стойку, но вместо этого промахнулся. Кружка угодила ему в ботинок и чуть не сломала ему ступню. Мэтью уставился на женщину за стойкой. Глаза у него слезились. Он намеревался сказать: «С меня хватит, мэм» голосом, которому позавидовал бы Хадсон Грейтхауз, но не издал ничего внушительнее мышиного писка.
— Уж пожалуй! — ответила Бесс, едва сдерживая улыбку.
Но, по крайней мере, сынком его больше не называли.
Хотя «Пушечное ядро» продолжало гореть в его внутренностях, и Мэтью едва не подпрыгивал от взрывов жара, реакция деревенских не заставила себя ждать. Они вскочили со своих мест и довольно захлопали в ладоши, поддерживая решимость молодого решателя проблем. Мужчины подошли к нему, улюлюкая, и утянули его в какой-то бешеный танец. В воспаленном мозгу Мэтью промелькнула мысль, что он желает этому адскому карнавалу скорейшего окончания, но высказать это вслух он не смог.
Бесс перегнулась к нему через стойку и узкой рукой выдернула его из танца деревенщин. Притянув его к себе, она протянула ему стакан.
— На вот, выпей это! — приказала она. Тон был командирским, оставался лишь небогатый выбор: подчиниться или умереть.
Мэтью выпил.
Это оказалось молоко.
— Ну все, ублюдки, — бросила Бесс мужчинам, пока они скакали вокруг Мэтью, который продолжал тушить внутренний пожар молоком. — Хорош паясничать! Проявите хоть немного уважения к мужеству! — Когда они не ответили, Бесс достала из-под стойки полый бычий рог, поднесла его ко рту и дунула в него. Раздался гул, от которого Мэтью подскочил.
В зале тут же воцарилась тишина.
— Уже лучше, — сказала Бесс и посмотрела на Мэтью. — Этот эль варится с «Шотландской шляпой»[32]. Это такой перец. Слегка тепленький, не так ли?
Мэтью сумел только кивнуть, утирая слезы.
— Кто ты, черт возьми, такой? — заговорил чернобородый верзила, который, в отличие от всех остальных, не поднялся со своего стула. — Ты приехал на той карете, которая проезжала мимо прошлой ночью?
И еще один кивок. Возможно, когда его голосовые связки оживут, он снова сможет говорить, но пока он мог только кивать.
— Ты из Тракстонов? — спросила Бесс.
Мэтью покачал головой и попытался заговорить. Голос звучал не громче шепота, однако вымолвить пару слов удалось.
— Друг семьи… — прошептал он.
— Жуткая история вышла с хозяйкой. Она была прекрасной леди. А старина Уиттон повесился в собственном доме. Ужас! — проскрипела Бесс.
— Этот дом проклят, — сказал один из посетителей.
— Проклят — это еще мягко сказано, — прокомментировал другой мужчина. Вся веселость испарилась, когда разговор зашел о Тракстон-Мэноре. — То, что случилось с миссис Мэри, было происками дьявола!
— Да, дьявол точно приложил к этому руку, — последовало третье замечание после глотка эля. — Я ведь участвовал в строительстве этого жуткого дома. Скажи ему, Бесс.
— Да оставьте вы его в покое, — протянула женщина. — Он едва дышит.
— Тогда я сам ему скажу, — заявил сердитый джентльмен. — Ты друг семьи и все такое. Посмотри на эту женщину, стоящую перед тобой. Этот чертов дом убил ее мужа и сына. А еще моего хорошего друга Филиппа Магуайра. Он сорвался с крыши. Ему и девятнадцати лет не было. А муж Бесс…
— Да хорош уже! — оборвала Бесс, снова прибегнув к своему генеральскому тону. Ее колкий взгляд обратился к Мэтью. — Строительные леса рухнули. Вот и все. Тракстоны заплатили мне немного, и я открыла эту берлогу. Моя семья погибла, а я все еще топчу ногами землю, вот и вся история.
Она сложила руки на стойке бара и наклонилась к Мэтью.
— Тэээкс, — протянула она. — Как-то раз вечером сюда заполз Найвен Тракстон. Подвыпил мальца, и вывалил нам историю, как на духу. Точнее, сначала он проблевался на улице, а потом у него язык развязался. Он рассказал нам про Мэри. Про Блуждающую Мэри. Скажи-ка мне, друг семьи, Форбс все еще видит ее?
— Простите, я не могу сказать.
— Он все еще видит ее! — объявила Бесс всем остальным, решив, что скрытность Мэтью говорит сама за себя. Получив вздох вдохновленной публики, она снова склонилась к Мэтью. — Трудно вытянуть что-то из Харриса, когда он заходит пропустить кружечку-другую. Но, я так поняла, он решил своего братца в бедлам упечь. Не хочу лезть не в свое дело, но, знаешь ли, у прямой дороги нет изгибов. Ты здесь, чтобы забрать Форбса туда?
— Я здесь как друг семьи, только и всего.
— У Форбса, может, и не все ладно с башкой, — сказала Бесс. — Но может, призрак Мэри и правда бродит по этому дому. А ты — ты выглядишь, как молодой пастор или кто-то в этом роде. Ты из Бостона приехал? Чтобы благословить гроб? Тебе нужно открыть склеп, чтобы добраться до тела, ты в курсе? Нам Найвен это разболтал. Мэри поместили в склеп.
— Единственный способ упокоить призрак, — деловито заявил один из местных мудрецов, — это благословить гроб. Не так ли, Йейтс?
— Йейтс Джонси — наш плотник, — пояснила Бесс для Мэтью. — И гробы тоже он делает, когда надо.
Мэтью повернулся к Джонси с возобновившимся интересом.
— Это вы делали гроб для Мэри?
— Тебе же Бесс только что сказала, — буркнул Джонси,