устроили пир на и без того изломанных останках женщины.
До деревни отсюда оставалось примерно четверть мили, но Мэтью заметил справа от себя некрашеную деревянную лачугу, почти скрытую окружающими деревьями. Окна были закрыты ставнями, а дом выглядел заброшенным и старым. Однако можно ли было с уверенностью сказать, что там никто не живет? Скажем, какой-нибудь отшельник, презирающий деревню, мог спрятаться здесь, как краб в своем панцире.
Вскоре Мэтью увидел вырубленный участок леса, на котором собралось целое сообщество хижин, сохранившихся гораздо лучше, чем первая. Навстречу ему выбежала собака и с озорством залаяла на него. Вскоре к ней присоединилась и другая. Они заливисто голосили до тех пор, пока Мэтью не остановился, чтобы тихо обратиться к ним с мягкими предостережениями. Животные несколько раз обошли вокруг него, удовлетворили свое любопытство и последовали за ним дальше, несколько раз тявкнув.
Вскоре показалась гавань, также защищенная от капризов моря изгибом лесистого мыса. Здесь находился причал с пришвартованными лодками, которые Мэтью видел еще с балкона, а на солнце сушились сети. Вероятно, кто-то из рыбаков ушел еще до рассвета и уже успел вернуться с уловом.
Выкрашенное в белый торговое судно представляло собой двухмачтовую шлюпку, затмевающую своими размерами более мелкие суденышки. Мэтью заметил нескольких мужчин, стоявших у длинного серого деревянного строения рядом с причалом, которое, должно быть, было солеварней. Они оборвали свой разговор, чтобы посмотреть, как Мэтью проходит мимо.
Он пожелал мужчинам доброго дня, но ответа не последовало. Все лишь продолжили настороженно за ним наблюдать. Мэтью рассудил, что незнакомцев здесь немного, поэтому жители наверняка догадались, что он как-то связан с поместьем Тракстонов. Несмотря на то, что строительство этой каменной громады вдохнуло в деревню жизнь, оно также погубило восемь человек, которые вполне могли быть друзьями или родственниками тех, мимо кого Мэтью только что прошел. Он повернулся, чтобы снова взглянуть на утес, и увидел, что отсюда поместье напоминает ему темную хищную птицу с плотно сложенными крыльями — возможно, стервятника, примостившегося у самого края утеса и нависающего над Браунс-Харбор. Мэтью полагал, что жить с таким чудовищем прямо над головой особенно неприятно темными и ненастными зимними ночами.
Он намеревался найти торговый пост среди скопления небольших зданий вдоль участка, который можно было назвать деревенской площадью. Его взгляд привлекла грубо написанная вывеска с красными буквами, сильно потрепанная временем и непогодой. Таверна «Красная Клешня» — по сути своей, еще одна серая ветхая хижина. Из каменной трубы поднимался дымок.
Мэтью решил, что глоток эля ему этим утром не помешает. Вдобавок ему как раз нужно было найти место, где можно посидеть и поразмышлять. Его вопрос к самому себе звучал так: «если бы я мог купить темный фонарь, как бы я пронес его через лужайку в дом так, чтобы меня никто не обнаружил?».
Мэтью вошел в таверну через потрепанную непогодой дверь, которую навес на крыше совершенно не уберег от штормов. Внутри он обнаружил полдюжины маленьких столиков, за тремя из которых сидели несколько мужчин с отросшими бородами, барную стойку с дощатой столешницей, а за ней — полки с разнообразными глиняными чашками. В камине приятно потрескивал манящий огонь.
При появлении Мэтью все разговоры разом стихли, и все внимание семи грузных посетителей и крепкой седовласой женщины за стойкой обратилось к нему. Воздух буквально зазвенел от напряжения, и Мэтью стоило больших усилий идти твердой походкой и не спотыкаться о собственные ноги. Он ощущал враждебность, нацеленную на него, всей кожей.
— Доброе утро, — как можно беззаботнее поздоровался Мэтью, подойдя к женщине за стойкой. — Могу я попробовать кружку вашего эля?
— Не знаю, — фыркнула женщина. Ее сверкающие голубые глаза прожигали в Мэтью дыру. — Можешь ты или нет?
Это вызвало смешки у наблюдательной аудитории.
Мэтью собрался с духом для еще одной попытки.
— Я бы выпил кружку эля.
— А че сразу так не сказал? Промямлил что-то там себе под нос. Тьфу!
Последовал очередной взрыв деревенского веселья. Мэтью подумал, что знакомство этих людей с комедией, видимо, было весьма ограниченным.
Женщина взяла с полки чашку и повернулась к нему.
— Чего хочешь-то? «Экстра-стаут», «Квакушку» или «Горячее пушечное ядро»?
Казалось, весь мир замер в ожидании ответа.
— Дай мальчишке «Пушечное ядро», Бесс! — раздался резкий голос, который звучал так, словно завтрак его обладателя состоял исключительно из квакающих лягушек. — Сделай из него настоящего мужика!
Мэтью оглянулся и увидел, что непрошенным оратором оказался широкоплечий чернобородый мужчина, сидевший за столом в одиночестве. Ему составляла компанию лишь кружка. Грива спутанных черных волос дикаря ниспадала ему на плечи, а лицо с приплюснутым носом и низкими бровями разрумянилось, сообщая о том, насколько «Пушечное ядро» уже укрепило его дух.
— Хорошо, — сказал Мэтью, — я попробую «Пушечное ядро».
— Ты в этом уверен, сынок? — ехидно спросила женщина. В ее улыбке мелькнуло почти детское озорство. Казалось, она подсказывала ему, что все эти недружелюбные соглядатаи предлагают ему не самый лучший вариант. Однако Мэтью почувствовал, что именно такой выбор он должен сделать. Если ему удастся расположить к себе этих людей (особенно женщину за стойкой), он может найти клад.
— Я уверен.
— Что ж, это твои похороны. Йейтс! Готовь гроб!
Чернобородый в ответ стукнул своей кружкой по столу, и все увидели, как Бесс сует руку под стойку, достает черный глиняный кувшин с красными прожилками и наливает темно-коричневую жидкость в кружку Мэтью. Он взглянул на кружку почти с отчаянием, когда Бесс наполнила ее до краев, и пена слегка стекла на стойку со звуком, напоминавшим шипение бекона на сковороде.
— Ну вот, — протянула Бесс. — Пей. За счет заведения, сынок. Ребятам нужно развлечение.
— Что ж, рад услужить, — ответил Мэтью, задумавшись, не следует ли ему придумать что-то более остроумное в качестве последних слов. Но назад дороги не было. Он собрался с духом, как будто отправлялся на собственный расстрел, затем поднес кружку ко рту и начал пить.
Первые несколько глотков были горькими и крепкими, но ничего такого, с чем он не смог бы справиться.
Сынок. Тоже мне!
После четвертого глотка в горле начало покалывать от жара. Еще один глоток — и он ощутил пламя Преисподней, вспыхнувшее у него во рту и горле. Глаза у него заслезились и выпучились, а из