Читать интересную книгу Статьи из газеты «Известия» - Дмитрий Быков

Его пятитомник вышел в родном Курске год назад. Главную свою вещь — «И всему роду твоему» — он не закончил, работы в Москве не получил, половину написанного напечатанным не увидел, государственных наград, кроме грамот от военкомата за поездки в воинские части, не имел. В 2001 году Солженицын наградил его своей премией — посмертно.

Есть, однако, и в этой судьбе высшая логика. Захваленных и чтимых — забывают, а вина перед теми, кому недодано, саднит долго. Со всех сторон получается — живой.

24 сентября 2009 года

Крутые

По решению Международной яичной комиссии с 1996 года во вторую пятницу октября отмечается Всемирный день яйца. Страны-яйцепроизводители откликнулись на эту инициативу восторженно. О реакции яйцекладущих ничего не известно, но думается, что и они приветствовали решение дружным кудахтаньем.

Это праздник приятный, потому что веселый. Яйцо и само по себе смешно, что анфас, что в профиль. Намеренно не касаюсь всяких неприличностей: яйцо забавно вне всякой связи с мужской анатомией. Оно такое округлое, оно так катается. В нем есть самодовольство, смешное при его хрупкости. На этом сочетании построена английская смешилка про шалтая-болтая, humpty-dumpty. Вот он сидит на стене, такой важный, в галстуке (или в поясе — ведь не поймешь, где шея, где талия!) и рассказывает, что король посылает ему подарки ко дню нерождения, а день нерождения у него 364 раза в году, но Алиса-то понимает: если он шмякнется со стены, вся королевская конница, вся королевская рать не сможет put humpty-dumpty together again. Так кончают во всем мире все, кто слишком близок к королю.

О яйце написано немало смешного, что обосновал еще Чехов в культовом для всякого журналиста рассказе «Два газетчика»: «Во-первых, когда ты видишь перед собой выеденное яйцо, тебя охватывает негодование, ты возмущен!! Это яйцо дало бы курицу, курица в течение всей своей жизни снесла бы тысячу яиц… — вот тебе, как на ладони, подрыв экономического строя, заедание будущего! Во-вторых, глядя на выеденное яйцо, ты радуешься: если яйцо съедено, то, значит, на Руси хорошо питаются… В-третьих, тебе приходит на мысль, что яичной скорлупой удобряют землю, и ты советуешь читателю дорожить отбросами. В-четвертых, выеденное яйцо наводит тебя на мысль о бренности всего земного: жило и нет его! В-пятых… Да что я считаю? На сто нумеров хватит!» В гениальном «Триумфе яйца» Шервуда Андерсона (сборнике, где юмор автора приобрел вовсе уж сардонический оттенок) был прелестный рассказ о том, как отец главного героя открыл закусочную и пытался развлекать единственного посетителя фокусами с яйцом, но только лишний раз опозорился. В финале яйцо становится символом дурной бесконечности, тщетности попыток: «Я размышлял о том, почему должны быть на свете яйца и почему из яйца выходит курица, которая снова кладет яйца. Вопрос этот отравил мне существование». Я уж не говорю о великой духовной роли яйца, ореоле пасхальной мифологии, о словах недальновидного Тиберия «Скорей яйцо покраснеет, чем мертвый воскреснет!» — и яйцо немедленно покраснело, и Магдалина вручила его потрясенному императору. А как де Ниро пожирал эти яйца в паркеровском «Сердце ангела» — Люцифер, глотающий символ души! Ведь яйцо и есть символ жизни вечной — вот оно перед нами, твердое, белое и неодушевленное, а вот из него и цыпленок, так же и вечная жизнь из нынешней… «Мы появляемся из белых шаров, которые появляются из нас, но это вполне может быть и метафорой» (Виктор Пелевин, «Затворник и шестипалый»).

У каждого из нас есть смешная история, связанная с яйцами, поручик-молчать. У меня их целых две. Первая — из детства. С яйцом можно проделать множество фокусов, но самый распространенный — втягивание крутого яйца в бутылку типа кефирной. Яйцо варится. На дно бутылки бросается горящая бумажка. Яйцо сажается на горлышко. Дальше происходит физическое чудо: по мере сгорания бумажки в бутылке истребляется воздух и образуется вакуум, в который и всасывается несчастное. Мы с моим дачным соседом Лехой Сидорцевым поставили данный опыт в 1979, чтобы не соврать, году. Мне было 12, Лехе 10, мы страстно увлекались естественными науками, ловили головастиков, наблюдали звезды, поджигали магний, короче, жизнь наша была увлекательна. Яйцо было сварено вкрутую, облуплено и усажено на бутылку, тетрадный лист внутри горел, ничего не происходило. Яйцо всем своим видом говорило: вы, жалкие люди, хотите втиснуть меня, такое большое, такое надменное, в этот ничтожный формат, ай, что это! В этот момент огонь погас, бутылка наполнилась дымом и если бы у яйца были ручки, оно взмахнуло бы ими. Оно стало медленно, но неумолимо, в полном соответствии с законами физики, протискиваться в бутылку. Сначала оно вытянулось, заполнив собой все бутылочное горло, потом громко чпокнуло и наконец повалилось внутрь на хлопья пепла, не в силах смириться с таковым своим положением. Но против факуума не попрешь.

Мы долго хохотали, вспоминая, как оно не хотело туда лезть, такое важное, а потом — чпок! — и всосалось. Но самое удивительное, что эту картину я вспоминаю по самым разным поводам. Например, когда какой-нибудь гордый нонконформист кричит на всех углах, что никогда не впишется в буржуазную жизнь и скучный мейнстрим, но потом что-то случается, раздается громкий чпок, и он прекрасным образом втискивается в горлышко, а все потому, что слишком крутой. В последнее время такие опыты проделываются особенно часто, и всякий раз я мысленно поздравляю физику. Кстати, наше яйцо в бутылке быстро стухло. Видимо, климат был не очень располагающий.

Вторая история была сугубо лингвистического свойства. Небольшая журналистская группа отправилась в чудесную европейскую страну в пиаровский тур — в 90-е такое часто практиковалось. В нашей компании было много публицистов, ставших сегодня знаменитыми, и красивых девушек, которые почему-то все как одна ушли из профессии. И был один мальчик изумительной крутизны, постоянно рассказывавший, как много и успешно он занимается спортом, какие у него исключительные аксессуары, в каких роскошных кругах он по этому поводу вращается… На второй день это стало утомлять, на третий — смешить, а на четвертый сделалось невыносимо. Жертвой его пиар-усилий чаще всего становилась самая красивая наша девушка, на которую он недвусмысленно нацелился. Когда на пятый день мы пошли смотреть теннисные соревнования и Женя завел волынку о том, что все играют неправильно, девушка не выдержала.

— Женя! — воскликнула она патетически. — Ты круче яйца! Ты его превзошел. Забудем о нем! Что оно нам далось, в самом деле! Кто оно такое, что оно себе позволяет?! Хватит, довольно, не будем больше говорить о яйце!

Женя уставился на нее в крайнем недоумении, он даже слегка приоткрыл рот, но девушка уже не могла остановиться.

— Что это мы, действительно, все о яйце да о яйце! Вот оно катается где-то вдали, печальное и бессмысленное, и тщетно пытается привлечь наше внимание. Оно побеждено, оно раздавлено, яйцо потеряло лицо! Оно позиционировало себя как крутое, но оказалось всмятку. Довольно, забыли, хватит, оно похерено, посрамлено, всеми плюнуто! Женя! Ты победил яйцо. Ты победитель яйца, яйцеборец, яйцевержец!

Кажется, он что-то понял. Еще пару раз, когда он порывался похвалить себя за очередное достижение, группа начинала хором скандировать «Яйцо потеряло лицо!», но в дальнейшем Женя сделался отличным товарищем. Я и сейчас с радостью слежу за его успехами — правда, он уже в Штатах, но профессию не бросил. Иногда шутка умной девушки меняет человека эффективней и милосердней, чем долгая грустная жизнь.

В общем, слава яйцам, как говорит веселый русский народ. Станем подражать им в калорийности и питательности, но никогда — в хрупкости, надменности и крутизне. И постараемся, чтобы наш фас не совпадал с профилем, а шея — с талией.

8 октября 2009 года

Эразм крепчает

28 октября этого года исполнится 540 лет со дня рождения Эразма Роттердамского и соответственно ровно 500 лет с того момента, как он, проводя осень у Томаса Мора в Англии, чуть не за месяц написал самое популярное свое сочинение, поныне широко цитируемую «Похвалу глупости».

В отличие от большинства средневековых текстов, читаемых главным образом из уважения к прошлому либо по соображениям сугубо школярским, «Похвала» может доставить массу удовольствия и сегодня. В большинстве интерпретаций отчего-то утверждается, что перед нами сочинение откровенно пародийное, на деле прославляющее ум; на этом фоне приятно выделяется анализ великого знатока Средневековья Леонида Пинского, утверждающего, что Эразм из Роттердама в своих похвалах вполне искренен, а глупость для него лишь синоним природности, естественности, всегда побеждающей хитросплетения пустого ума. Все великое — женская любовь, воинская храбрость, даже и самый альтруизм, самопожертвенная помощь ближнему, — суть порождения глупости, если рассматривать их с точки зрения банальной житейской сметки. С точки зрения ума лучше было бы не делать ничего, а в идеале так даже и не родиться; Эразм подводит к этому тонко и доказательно, и вся жизнь его — храбрая и веселая, несмотря на всю ученость, — была живой иллюстрацией к «Похвале».