стрелы. – И все падаешь… Есть ли конец у этого?»
Двери старого амбара, куда Рейнар пришел за Шаркой, напомнили ему о вчерашнем разговоре с пани Теризой. Герцог остановился перед порогом и застыл. Стражи и двое Последующих, которых послали с ним, напряглись и сжали покрепче рукояти мечей.
Тот разговор состоялся в курильне, где он вечность назад повстречал Морру.
– …Но вы же сами говорите, что они готовы были встать за меня. Простолюдины, солдаты, гильдии, даже кто-то из дворян!
– Мой наивный друг полагает, что перед лицом величайшей опасности они бросятся на защиту справедливости и чести?
Териза фыркнула. Вонь ее забористой дури щекотала Рейнару ноздри, искушала покалыванием тысяч мелких игл в пальцах. Но он держался – в буквальном смысле слова вцепился в столешницу, чувствуя, как скрипит под пальцами древесина. Рейнар уже забыл, как сильны были его руки до той роковой ночи. Как он, потешая солдат, сгибал клинки и латы в военных лагерях. Сейчас, когда руки «вернулись», Рейнар упивался их силой и не мог поверить, что с болью покончено.
– Даже если правда на стороне Истинного Короля, она не убережет город от чудовища, которое со своими великанами из мрака стучится в наши двери, – витиевато, как всегда, вещала глава Гильдии Пряностей из глубокого бархатного кресла.
Шарка сидела в другом кресле, зябко кутаясь в длинный плащ с капюшоном, и в разговоре не участвовала. С тех пор как она исцелила Рейнару руки, она едва ли произнесла и десяток слов, полностью отдавшись во власть его решений. Не то чтобы Рейнар желал ее совета. Но он уже видел ее такой после Унберка, и теперь ее молчание его тревожило.
– Если правда для них ничего не значит, то для набожного фанатика Хроуста – еще как! Редрих для него уже не человек, он – символ того, как низко пало королевство. Он успокоится, только когда с этим символом будет покончено. А меня Хроуст не тронет…
Тонкий птичий смех перебил его:
– Именно поэтому он соткал своему названному сыну королевское знамя? Чтобы посадить вас на трон после смерти Редриха? Как очаровательно! Кажется, вы слишком много времени провели с Сиротками, уж простите мою наглость, мой герцог.
Рейнар оторвался от столешницы и приблизился к креслу, утопающему в облаке дыма. Желание выхватить трубку из пальцев пани Теризы и засунуть себе в рот усиливалось с каждым шагом.
– Вы рассказывали, как людей казнили без суда и следствия прямо на площади Гарла Простака. Как женщин и детей за малейшее подозрение кидали в темницу, откуда они уже не выходили. Как он…
«Возьми же ее. Ничего страшного не случится – а твои зубы перестанут стучать. Просто чтобы соображать чуть получше, Рейн!»
– Как король отказался выслать из столицы Тернорта и Эфолу, когда сама Кришана об этом взмолилась! А теперь вы идете на попятную?
– Ах, мой герцог, – не дрогнув, отозвалась старуха, нахально выпуская клуб дыма прямо ему в лицо. Рейнар жадно втянул дым, делая вид, что глубоко дышит от ярости. – Вы, кажется, окончательно запутались. Так против кого нам бороться? Против короля или против Хроуста, который столько лет мечтал всем нам отомстить? Выбор неизбежен. Вы уже пытались служить обоим, но ничего не вышло. Теперь вы пытаетесь одолеть обоих. Тоже не выйдет. Смиритесь.
– Я смирялся достаточно! – рявкнул Рейнар.
– И все упустил! – Териза резко поднялась на ноги, звеня украшениями на шее и запястьях. Она едва доставала ему макушкой до груди, мелкая, словно болонка перед медведем. Очень злая болонка перед усталым, растерянным медведем, дрожащим от бессилия. – Сделай то, что должен был, и уйди с достоинством! Ты привел врага к нашему дому, какой бы плохой и рассыпающийся этот дом ни был. Тебе это и исправлять!
– Я убью Хроуста.
Териза удивленно заглянула Рейнару за спину. Тот тоже обернулся. Шарка так и не подняла головы, словно говорила сама с собой:
– Сделаю то, что Свортек не смог. А затем разбирайтесь с королем сами. Когда мой ребенок подрастет, он отдаст Дар, кому вы выберете. Я не хочу ему такой судьбы…
И вот он снова входит в ненавистный тронный зал, сжимая в руке маленькую, как у ребенка, потную ладошку. Глаза Шарки были крепко завязаны плотной тряпицей, руки скованы цепью, и целая армия тащилась за Рейнаром, наставив в спину девушки копья и алебарды, целясь из арбалетов и ружей. Ему все казалось, что он должен что-то ей сказать, но за весь путь Рейнар так и не понял, что крутилось у него на языке. Благодарность – но что Шарке с ней делать? Утешение? Тоже мне, Рейнар-утешитель! Ободрение – к чему оно той, кого снова будут использовать как оружие?
– Шарка, – выдохнул Рейнар, наклоняясь к ее голове, когда уже можно было рассмотреть Редриха на троне за спинами гвардейцев и Последующих. Она слепо подняла голову на голос. – Не пей и не ешь ничего из его рук.
Он проговорил это быстро, воровато и сам удивился своим словам. Кажется, он уже говорил об этом раньше, но не знал, поняла ли его охваченная скорбью Шарка. Хорошо, что она не видела людей вокруг. Редрих снова позволил дворянам присутствовать в зале, и все они брезгливо морщились при виде девчонки, превратившей их мир в хаос. Они скалились, как свора собак при виде котенка. И имя – не ее, Свортека! – шелестело по рядам.
Рейнар и Шарка остановились, когда глава гвардейцев остановил их вытянутой пикой. Король, подняв забрало, не спеша рассматривал Шарку с ног до головы, но не проронил ни слова. Вслед за его молчанием утихли и шепотки. Маленькая ладонь бессильно обмякла в руке Рейнара. Наконец Редрих кивнул куда-то в сторону, и к Шарке вышла Морра. Ведьма никак не могла ее видеть сквозь ткань, но Рейнар почувствовал, как ладонь выскользнула, чтобы лечь уже в руку Морры.
– Не бойся, Шарка, – услышал Рейнар шепот баронессы, – он не причинит тебе вреда. Он отпустит. Он пообещал мне, я все устроила…
– Свортек!
Король поднялся с трона, раскинув руки, словно готовясь принять гостью в объятия. Морра подхватила Шарку под локоть и повела ее к трону медленными шагами, чтобы не тревожить народ и гвардейцев. Впервые за день о Рейнаре забыли: все взгляды были прикованы к двум наследницам Свортека, черной и рыжей, той, которой ничего от него не досталось, и той, которая получила все, хотя никогда этого не хотела.
– Боги вернули тебя мне, Свортек! – возвестил Редрих со всей торжественностью, на какую был способен. Его правый кулак взлетел в воздух; все, кто не держал в руках оружия, последовали примеру короля, и Рейнар запоздало вскинул руку. – Я вижу тебя, брат мой, пусть ты в другом теле! Я знаю, что ты здесь, и ты вернулся, чтобы защитить Бракадию…
– Я Шарка, мой король, – произнесла вдруг девушка, опускаясь на колени, и Редрих потрясенно умолк. Впервые в жизни его перебила простолюдинка, на которую были направлены острия пик и взгляды четверых кьенгаров-воров. Появись здесь Хроуст прямо из воздуха, король удивился бы меньше.
Скулы Рейнара свело от смеха, и он, не сдержавшись, прыснул. Но никто этого не заметил: Шарка завладела всеобщим вниманием.
– Да, Шарка, – собрался Редрих, опуская руки. – Прости меня, девочка.
– Это вы простите меня, ваше величество.
Плечи Шарки вздрагивали, заставляя цепи на ее запястьях греметь: она говорила сквозь громкие сухие всхлипы. Слишком громкие: уж он-то знал, как она плачет по-настоящему.
– Я не знала, что творю. Я не хотела. Я лишь…
Морра склонилась