Мне больно даже говорить об этом вслух!
Судя по тому, как вздулись вены на висках, Редрих не врал – ему и вправду было больно. На лице Рейнара оседали брызги королевской слюны.
– Ты убедил себя, что я готов убить своих внуков. Ты наслаждался прозвищем Истинный Король. О, поверь, мне все рассказали!
– Иначе я бы не подступился к Хроусту…
– Ты убил моего кьенгара!
– Не я, а хинн. Я видел, что битву у Унберка не выиграть, и лишь пытался оставаться у Дара как можно дольше, не вызывая подозрений.
– Ты столько раз мог прикончить Хроуста, но вместо этого притащил его ко мне кьенгаром!
– Нет, не мог. Его никогда не оставляли со мной наедине, и вы знаете, что я уже не тот воин, что прежде. Я ждал подходящего момента. Я заставил их поверить в предательство Митровиц. Я почти настроил против него Ла…
– Ты – моя самая большая ошибка! Никто не принес мне столько боли, как ты, слабый, лживый, лицемерный кусок дерьма! Ненавижу и проклинаю тебя, Рейнар из рода Митровиц!
Нет, король не кричал. Последние слова он прошипел, слабеющий, как угасающая свеча. Двое гвардейцев подхватили его под локти и помогли усесться на трон. Даже в сияющем доспехе он напомнил Рейнару того Редриха, что, прикрыв длинными пальцами веки, осел в кресле на похоронах Свортека, раздавленный, содрогающийся от рыданий.
Это воспоминание Рейнар гнать не стал: оно вдохнуло силы в его немеющие ноги и руки и едва не заставило ухмыльнуться.
– Отошлите Эфолу и Тернорта в Митровицы, и я сразу приведу Шарку. Она поможет уничтожить Хроуста. А дальше делайте со мной, что хотите.
– Ты даже не представляешь, что я с тобой сделаю, – отозвался Редрих.
Рейнар промолчал, упрямо глядя в тень под забралом.
– А девчонка… Думаешь, я такой дурак, что подберу оружие Хроуста, которое тот выбросил, и подпущу ее к себе?
– Хроуст мучил ее все это время, кидал в пекло, убил ее брата и жениха, – подала голос Морра.
– Она хочет мести, – добавил Рейнар.
– Плевать! Принеси мне ее труп!
«О да, – подумал Рейнар, глядя на Последующих, – идея с Трофеями тебе понравилась». Для него по-прежнему оставалось загадкой, где Редрих взял Трофей для этих четверых несчастных, которые в своих доспехах раскачивались и дрожали, словно могли в любую секунду потерять сознание. Но тут Морра снова заговорила, и голос выдал ее волнение:
– Мой король, прошу, не убивайте Шарку! Пусть отдаст Дар добровольно. Я уговорю ее…
– Четыре месяца ты уговаривала деревенщину – и в итоге притащилась ни с чем, побитая, как шавка с помойки!
– Она сама попросила привести ее к вам после того, как Хроуст убил ее брата и забрал Дар, – заметил Рейнар.
– Кретины! Вы действительно думаете, что я допущу ее сюда после всего, что она сделала?! – взревел Редрих. – Она была подстилкой Сироток! Даже если все так, как вы говорите, она все равно тупая шлюха. А вы хотите, чтобы я доверил ей судьбу королевства? Заткнитесь! Я приказываю! – Его вопли эхом отдавались от каждого доспеха и витража. – Я хочу, чтобы ее тело превратили в Трофей, а голову насадили на пику и выставили на площади Теобальда Великодушного! А рядом, Рейнар, будет твоя голова!
– Она беременна, мой король! – закричала Морра, перебивая крики Редриха. Удивленный ее наглостью, тот замолчал, глядя, как она падает на колени у его ног. Гримвальд попытался поднять ее, но Морра оттолкнула старика. – Умоляю, пощадите ее! Боги не простят: убийство нерожденного ребенка – самый тяжкий из грехов!
– Ты просишь меня сохранить отродье ублюдка Латерфольта? Да я вырежу его из ее утробы, и пусть…
– Не Латерфольта, мой король! – Рейнар подошел ближе, не сводя глаз с Редриха, почти наступая на полы платья Морры. – Хинн хотел взять ее в жены, поэтому не обесчестил. Он кичился своим благородством и набожностью. А вы знаете, как фанатично хинны чтут свои дурацкие традиции.
– Это правда, мой король! – подхватила Морра. – Шарка сама рассказывала мне. Она хотела с ним близости, но он боялся своих варварских богов и ждал свадьбы. Как все хинны…
В глазах Редриха мелькнуло сомнение, но, кажется, он клюнул. Откуда ему было знать, что никаких таких традиций у свободолюбивых хиннов отродясь не было? Короля не интересовали обычаи такого отребья, как хинны, пусть даже они и были частью его королевства. И уж точно ему в голову не пришло разузнать, каким человеком был сам Латерфольт… Рейнар не сдержался, ухмылка тронула его рот, но Редрих ее не заметил, пока смотрел на Морру.
– Да, мой король! Это его ребенок! – ответила Морра на немой вопрос. – Я думаю, именно поэтому Дар остался у Шарки даже после того, как Хроуст заполучил часть его себе. Шарка носит ребенка Свортека.
– Еще лучше! Сын кьенгара, который…
– Это невинное дитя великой силы, которое вы воспитаете так, как вам нужно, мой король, – произнес Рейнар.
«Уж в этом-то ты знаешь толк!» – добавил он мысленно.
– Только вы можете спасти детей Бракадии. А дальше наши судьбы в ваших руках. Мы примем любое наказание за то, что натворили, пытаясь выполнить ваш приказ. А я убью Яна Хроуста для вас.
Он не смог удержать яда в голосе. Но Редрих был погружен в свои мысли и ничего не заметил. Он рассеянно глядел то на Последующих, то на Морру, которая стояла перед ним на коленях, то скользил презрительным взглядом по Рейнару и быстро его отводил, словно видел что-то глубоко отвратительное.
Рейнар запоздало сообразил, что среди присутствующих нет ни одного из троих советников. Видимо, они ушли вслед за шутом. Шобьяс Дох, один из самых смелых людей, кого Рейнар встречал в жизни, никогда не боялся королевского гнева и, видимо, дошутился. Теперь Редрих сам принимал решения, потому-то пауза так и затянулась. Сложенные в мольбе руки Морры опустились, а Гримвальд, кряхтя, пытался незаметно размять спину. Рейнар и сам был не прочь присесть, когда наконец прозвучало королевское слово:
– Приведи ее. Я хочу поговорить со Свортеком сам.
– А дети?
– Я увижу, врете вы мне или нет. И если…
– А дети? – надавил Рейнар, перебив короля. Он ощутил прилив наслаждения от своей наглости: никто никогда не смел перебивать его величество на полуслове.
Редрих сощурился, но отозвался ровно:
– Как прикажешь, герцог Митровиц. – Он повернулся к своим гвардейцам: – Вы отведете герцога Рейнара к моим внукам, когда он приведет ведьму. Пусть потешит свои фантазии, пока я защищаю королевство от человека, которому он присягнул. При живом короле, давшем ему все!
Не оборачиваясь, король пошел обратно к фальшь-стене. Рейнар успел обменяться взглядом с Моррой, но снова не понял, что именно пытались сообщить ему сапфировые глаза. А может, ничего? Может, там, среди врагов, в стане Сироток она искала его взгляд, потому что знала, что только он может защитить ее. Здесь, во дворце, как все последние шесть лет, у нее была защита получше. Та ли это Морра, что плакала о Мархедоре? Сейчас она стояла среди новых Последующих, бывших когда-то ее друзьями в Гильдии, и ее лицо было непроницаемо, как у статуи. Оставшись одна, она пошла к королю, не к Рейнару. После всего увиденного на Изнанке только боги знают, что она замышляла на сей раз.
Ухмыляться больше не хотелось. Рейнар плелся, окруженный гвардейцами, за ведьмой, бедной беременной дурочкой, в очередной раз ставшей охотничьим трофеем. Каждый шаг давался тяжело, словно на сапоги накинули железную цепь.
«Как низко ты пал, – подумал он, выходя из дворца наружу, где к нему снова устремились сотни взглядов, острых, точно