в себя только спустя какое-то время. В его ушах, во рту, в носу — запекшаяся кровь. Он обхватывает руками голову, тщетно пытаясь унять разрывающую её боль. Встаёт.
— Мама, мамочка…
Он бродит среди стремительно остывающих тел, зовёт убитых по именам. Всех своих домочадцев, которых он прежде никогда не считал родней, лишь боялся и ненавидел, всех, кому он и сам нередко желал смерти, он сейчас отчаянно хочет воскресить, вернуть. Прижимается к их ртам, чтобы почуять живое дыхание. Тщетно. Все кроме него мертвы. Он один.
…Убили мать, их хозяина, его жену, детей, слуг — всех — а он выжил. Он и сам не знал, как так случилось. Какое-то время бродяжничал, потом прибился к отряду наемников — не то чтобы они пожалели Гэрэла, скорее, решили, что мальчик со странной внешностью сможет их позабавить. Он научился обращаться с мечом. Записался в армию. Он командовал сотней воинов, когда слухи о нем дошли до императора Токхына.
Джин-хо, выслушав его историю, какое-то время молчала, потом сказала:
— Если бы я была тобой, я бы захотела убить всех кочевников Юга.
— Я пытался, — равнодушно ответил он, — но быстро понял, что это ни к чему не приведет.
— Да… — и Джин-хо опять замолчала. В ее черных глазах плясали блики от огня светильника.
Потом она через силу улыбнулась:
— Происхождение у тебя и впрямь… не для престола.
Она подтрунивала над ним, не желая оскорбить жалостью. Это тронуло его. Гэрэл опять удивился, когда это она успела стать такой взрослой — возможно, взрослее, чем он сам.
— Я не стыжусь своего происхождения, — сказал он.
— Тебе и незачем. Скорее это мне стоит стыдиться своего: у меня никогда не было людей, о которых я думала бы с таким теплом, с каким ты говоришь о матери…
— Я думаю, что семьи вообще не стоит стыдиться, какой бы она ни была. Но, по крайней мере, мы можем сами выбирать друзей.
Джин-хо кивнула. Она, видимо, на время забыла про попытки стать благородной дамой: сидела, подтянув колени к груди и обхватив их руками — будто в той, прежней своей военной и походной жизни, когда выдавалась особенно холодная ночь и она пыталась согреться у костра.
— А что, если она не была сумасшедшей — твоя мать? — вдруг спросила она. — О чем она говорила? Вдруг она могла видеть будущее, например?
Он отрицательно покачал головой.
— Иногда она говорила о том, что должно произойти, но могла как угадать, так и ошибиться. Но чаще она просто рассказывала о каком-то своем мире, который она якобы помнила: мире, где все устроено хорошо и справедливо, где нет ни бедности, ни зла. Такого мира, конечно, не может существовать.
— Ммм, — сказала Джин-хо, не возражая, но и не соглашаясь. — А ты не знаешь, где именно ее нашли?
— Не знаю, но больше всего Чужих было в племенах, которые жили на самом юге — далеко от моря и от границы с Чхонджу, там, где начинаются…
— …Пустоши, — закончила Джин-хо.
— Да.
— Я думаю, что ответы там. На Юге. Может быть, Господин Лис тоже что-то знает, но все самое важное — там, в землях Феникса. Или за ними — в Пустошах, где край земли…
Когда Гэрэл был маленьким, мать рассказывала ему, что яогуай рождаются не как все нормальные люди, а где-то прямо в Пустошах, среди травы, и что они приходят в мир уже взрослыми, хотя случается, появляются и яогуай-дети — в общем, как повезёт; поэтому у них и нет пупка. И перед тем, как появиться на свет, они видят странные сны. Почти никто этих снов не помнит, но с ней они почему-то остались на всю жизнь — как неуместно яркое напоминание о другом, лучшем мире…
Гэрэл всегда думал, что это сказка, выдумка.
Сейчас он уже не был в этом так уверен.
Он собрался в дорогу быстро. Дела в Синдзю были более-менее улажены, и в любом случае от него тут, как бы неприятно ни было ему это признавать, было мало толку.
Он решил взять с собой только Тень. В Рюкоку по-прежнему было множество людей, которые мечтали его убить, и если бы он ехал с большим отрядом, их передвижение точно заметили бы. Так что у него было два варианта: или тащить с собой пол-армии, чтобы обеспечить безопасность путешествия, или не брать никого. А два всадника вряд ли привлекут к себе внимание — а от несерьезных угроз, как разбойники, они с Юкинари уж как-нибудь сумеют защититься. К тому же он не хотел, чтобы весть о его отсутствии в Синдзю разнеслась слишком быстро.
Удобнее всего до Чхонджу было добраться морем, но на корабль им садиться было нельзя все по той же причине: обоих бы узнали в мгновение ока. Для путешествия по суше в Рюкоку было слишком неспокойно — повсюду дорожные заставы — и в итоге он выбрал длинный кружной путь через север, через мирный Юйгуй.
Они с Джин-хо попрощались у городских ворот. Гэрэл и Юкинари были одеты по-дорожному и держали под уздцы лошадей.
Смуглое лицо Джин-хо было спокойным, но именно эта нехарактерная для нее бесстрастность выдавала множество тщательно сдерживаемых эмоций.
Он передал ей свой титул наместника — в его отсутствие Джин-хо становилась правительницей Рюкоку. Он надеялся, что все, что они придумали, хоть немного пригодится ей в управлении страной.
Гэрэл глядел на нее, зная, что, скорее всего, видит ее в последний раз, и хотел запомнить ее как следует. Он вдруг подумал, что она слишком маленькая и худенькая для своих неполных восемнадцати лет; заметил, что она вся дрожит — день выдался холодный, ветреный. Он накинул ей на плечи свой плащ, сказал:
— Простудишься…
Она зябко передернула плечами, но бодро ответила:
— Вот еще.
— Выше нос, — сказал он, — я не собираюсь умирать.
— Уж постарайся. Если с тобой что-то случится, кому останется эта страна?
— Тебе, — сказал он, и не шутил.
Джин-хо бледно улыбнулась.
— По-моему, ты забыл, что мне семнадцать лет и я всего лишь нелюбимая жена императора чужой страны.
— Ты справишься.
— Я знаю, — вздохнула она.
Они все это знали. Джин-хо была создана для того, чтобы править, как рыба для моря. Из них троих она оказалась сильнее всех — поэтому они уходили, а она оставалась.
В начале пути они с мертвецом общались редко и по делу — так же было и в Синдзю, когда они еще не уехали. Обсуждали маршрут и погодные условия. За исключением этого, за первые несколько дней дороги они едва