Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кажется, парижане забыли тот налет. Прохожие продолжают бродить без дела по улице – ни у кого нет страха перед бомбежкой. Царит великое искусство всеобщего наплевательства на возможную опасность. Лишь пара трусишек спешит в направлении расположенной неподалеку станции метро. Полицейские останавливают велосипедистов, которыми кажется, кишит улица. Происходит короткий разговор, велосипедист проходит пешком несколько метров, катя в руках велосипед, а затем вспрыгивает в седло и мчит дальше. On s’en fiche …
В офицерской столовой в Faubourg Saint-Honor;, которую Йордан предложил в качестве места встречи, я еще никогда не бывал. Пока Йордана нет – осматриваюсь и поражаюсь увиденному: стою в середине настоящего собрания из высших чинов советников различных ведомств и служб: от юристов до медиков. Которые словно в шутку напялили на себя все эти блестящие погоны: павлинья стая Парижа. Перед сверкающими на их плечах плетенками погон хочется превратиться в мышку, но, успокаивая себя, решаю представить их всех, в чем мать родила: вот была бы умора!
Не могу смотреть на то, как эти расфуфыренные засранцы хорохорятся друг перед другом. Весь их вид преувеличен, как в гротесковом фильме – по-петушиному вздернутые головы смешны: ротмистр Хольм словно повторяется здесь как в сотне зеркал. Вдобавок понимаю, что все они это всего лишь примитивисты – лизоблюды, заносчивые дураки. И, наверное, нельзя подсчитать, сколько среди них настоящих живодеров…
Сожалею о том, что не совсем разбираюсь в этих званиях и рангах военных советников. Наверняка здесь, среди всех этих высших военных чиновников находятся всякого рода судьи, штабные задницы и тыловые крысы разного рода. И едва ли среди них нашелся хотя бы один кто не стер бы меня в порошок за эти мои мысли.
Какая издевка – эти расфуфыренные, живущие как у Бога за пазухой паразиты: наутюженные бриджи, наглухо застегнутые воротнички, блестящие сапоги – оказываются такими же военными, что и грязные, завшивленные в окопах солдаты.
Ожидая Йордана, размышляю: скоро будет покончено с этой роскошной жизнью во французской столице. И мы все получим добрый пинок под зад. Близится неминуемый крах нацистского правления. Но что же будет с нашими войсками? Едва ли они могут рассчитывать на дружеское к себе отношение: придется за все платить кровью.
Когда Йордан наконец-то появляется, с обычной на его лице полупрезрительной улыбкой, бормочу: «Весь аппетит отбило!». Йордан окидывает взглядом собравшихся и с плохо скрываемым удивлением бросает: «Да ты что!», и тут же подзывает вестового с меню.
Вечерняя заря расцвечена теплыми тонами между серебром и золотом со следами розового. Воздух не теплый, но и не прохладен. Здания излучают накопленное за день тепло, а по ущельям улиц уже гуляет прохладный сквозняк. Прохлада и прогретый чад улиц сменяют друг друга. Все дышит миром.
Buvette заполнен народом. Искусный свет делает прекрасными безвкусные поделки, куклы и сувениры. Скоро клиентура изменится.
Вокруг Chansonnier с губной гармошкой, образовался широкий круг людей. Его жена продает ноты песен, две девушки нерешительно исполняют танцевальные па.
Весенний вечер в Париже: легенькие платьица, цветение каштанов, люди-бутерброды, вечерняя заря – все небо окрашено в пастельные тона – как девичьи трусики.
Йордан провожает каждое встреченное нами женское существо жадным взглядом. При этом он иногда забегает им на траверз или почти врезается в корму. Меня бы совсем не удивило, если бы он при этих своих маневрах внезапно врезался в одну из мадемуазелей.
Он пользуется популярностью у женщин и мне остается лишь удивляться, как быстро он вступает в разговор с одной из девушек. Ее зовут Ginette, и она соглашается показать нам Pigalle. Понимаю, что теперь-то мы уже точно сотрем ноги до задницы: от Rue Montmartre до Pigalle топать и топать.
На Ginette такая облегающая юбчонка, что отчетливо подчеркивает ее формы. Едва мы направляемся к Pigalle, как к нам присоединяется подружка Ginette. Она как раз вышла из бара, где – так она нам рассказала – долго разговаривала с Ginette.
Обе голодны и хотят сначала перекусить. Им очень жаль, что МЫ уже пообедали, но своего желания они не изменят. Девушки ведут себя как пьяные и то и дело постреливают в нас блестящими глазками. Очевидно, хотят составить конкуренцию местным потаскушкам.
Йордан решает прояснить ситуацию: блондиночка Ginette для него, а брюнетка Colette – для меня. Я был готов к такому делению, но так ловко, как это сделал Йордан, я бы не сумел сделать. Ginette целеустремленно направляется к открытому еще ресторану. Не привычно: чистые пестрые скатерти, между сверкающих бокалов чистые сколотые застежками салфетки. На столах белый хлеб и красное вино.
Ginette и ее подружка быстренько знакомятся с меню: артишоки для всех. Еще: мы ведь уже пообедали! Ничего, они охотно съедят наши порции. Чудны дела твои, Господи!
За артишоками следует охотничья песенка, вырывающаяся из масленно блестящего чавкающего ротика Ginette: достав из сумочки песенник французских солдатских песен, она с важным видом старается исполнить номер а-капелло. А затем начинается: меню то закрывают, то открывают. Йордан буквально онемел от увиденного. Кажется, что обе девушки целую неделю ничего толком не ели. Чтобы еще больше раздразнить Йордана, низко кланяюсь каждой новой тарелке появляющейся на нашем столике и бубню: «Надо запомнить этот ресторанчик!»
Наконец обе девушки легонько промакивают свои губки салфетками, хватают сумочки и исчезают, чтобы «сделать пи-пи». Сидим с Йорданом, листаем песенник и между делом тренируем свой французский.
Мало-помалу до меня доходит нелепость нашей ситуации. Украдкой смотрю на официанта, своей неподвижной фигурой в спускающемся до пят фартуке скорее напоминающем соляной столб, чем живого человека. Поймав на себе мой взгляд, он ехидно улыбается.
Йордан никак не хочет верить тому, что дамы нас просто «кинули», уйдя из этого чудного ресторанчика через черный ход на параллельную улицу.
- Я потрясен, – заикаясь, произносит Йордан, и его удивленные глаза чуть не вылезают из орбит.
– Девчонки хотели лишь горяченьким перекусить. – произношу смотря ему прямо в глаза.
- Я так и понял! – отвечает Йордан и этот ответ звучит так двусмысленно, как только можно представить. И тут до его доходит, что наши карманы еще и облегчатся на кучу монет. Я же шепчу: «Дзинь – дзинь!»
- Неужели смиримся с этим? – Так точно, смиримся. Но и не только с этим…
- А что еще?
- Надо оплатить счет и сохранить выдержку. Ничего другого не остается. Мы просто лопухнулись: наши подружки смылись, не оплатив наших затрат. – Выдержав паузу, добавляю: – Чтобы не ударить лицом в грязь, нужно, думаю, спокойно заказать в завершение обеда кальвадос. В этой забегаловке хоть есть что выпить. Подавая нам кальвадос, гарсон ехидно улыбается. В ответ изображаю нечто похожее.
Оказавшись вновь на улице, Йордан жалобно обращается ко мне с укоризной в голосе: «И нужно же было этому со мной случиться!» – «Со мной тоже!» – пытаюсь его успокоить. Помолчав, Йордан шепчет: «На обычных потаскушек они совсем не были похожи» – «Так точно, сэр! Просто воробышки!» – «Больно уж дорогие воробышки оказались!» – не уступает Йордан.
- Haut les mains! – слышу вдруг крик за спиной и поворачиваюсь как ужаленный.
- Ого! – вырывается у меня, когда вижу крикуна. А тот орет во все горло: «Хорошо отдохнуть, господа офицеры!» Тут я замечаю, что мы находимся уже на Rue de Li;ge – и как раз напротив дома под номером 13. Здесь находится кабаре Sh;h;razade, управляемое, как говорят, тремя бывшими русскими офицерами.
- Может, эта забегаловка еще открыта? – обращаюсь к Йордану. – Иначе бы от союзничков пошел поток негативной информации.
- С чего бы это? – интересуется Йордан. И добавляет: «Это же всего-навсего бордель?»
- Не так резко. Скажем проще: «Интимный ночной ресторан», особенно для людей с трясущимися от страха задницами.
- Это ты обо мне так?
- Нет, сэр, это просто обобщающее понятие. Скажу прямо: не сердись. Это больше смахивает на кабак с так называемыми «русскими Великими княгинями» в качестве шансонеток, с цыганским оркестром, конечно же, и все во фраках!
Идем дальше, и я продолжаю просвещать Йордана: интимные ночные рестораны подобные этой Sh;h;razade или Jockey или Venus работают в обычном режиме. И все они крайне необходимы. Например, Sh;h;razade был и остается до сих пор настоящим гнездом шпионажа. Не один командир подлодки был заложен командующему по поводу своих интимных якобы разговоров в этом борделе. А все эти сбежавшие сюда бывшие принцессы и княжны прикидываются не понимающими по-немецки.
- Откуда тебе это известно?
- От самих проштрафившихся. Об этой забегаловке давно говорят. Ну, есть для тебя что-то ценное в этой информации?
- Траектория краба - Гюнтер Грасс - Историческая проза
- А было все так… - Юрий Чирков - Историческая проза
- Крепость Рущук. Репетиция разгрома Наполеона - Пётр Владимирович Станев - Историческая проза / О войне