Прошло много дней. Они перестали делать зарубки и потеряли им счет. С небес на них смотрели звезды, незнакомые и равнодушные. Настал штиль.
— Мне конец, Ральнар эм Дорфар, — произнес как-то Таллат, обращаясь к нему по имени, которое сам изобрел для него. — Вся еда вышла, ветер утих. Этому синему морю нет конца. Мы упокоились в аду. Наше путешествие было проклято с самого начала.
— Вы везли проклятие с собой, — сказал Ральднор. — Разве у вас не говорят, что брать на борт преступника, которого разыскивают, — к беде?
— О, это просто морские байки. Большинство наших людей были преступниками, Ральнар. Думаю, они заплатили за это. У нас принято заключать договор со смертью. Это наш способ добраться до богов.
— В этом путешествии было слишком уж много смертей, — заметил Ральднор.
— Я знаю, Ральнар. Элон был моим отцом. Он тебе не говорил? Он завел меня от одной девушки в Ханассоре — по неосторожности, в Застис, но позаботился о том, чтобы я получил образование, и купил мне должность на этом корабле. Проклятый корабль! Я слишком много унаследовал от него. Он был хорошим человеком, но мне досталась его слабость.
— Я догадывался о твоем горе, — мягко сказал Ральднор, — хотя ты очень хорошо скрывал его. Мне тоже однажды пришлось сдерживать свое горе, чтобы никто о нем не догадался. Мужчине не зазорно плакать.
— Да, Ральнар. Но у нас другие обычаи. Как вышло, что твои волосы побелели после огненной горы? Я слышал, что такое бывает от страха или потрясения, но ведь ты храбрый человек. Куда храбрее, чем этот ублюдок Джарл.
— Это след другого страха, — медленно произнес Ральднор. — Куда более старого. Страха признаться, кто я такой.
Таллат взглянул на него, но ничего не сказал, лишь дружески пожал его руку.
— Что ж, поступай, как пожелаешь, Ральнар. И Яннул тоже, а Реша поступит так же, как он, в этом нет никаких сомнений. У каждого из нас свой путь. Очень надеюсь, что удача повернется к вам лицом. Но очень в этом сомневаюсь.
Он спустился в трюм вместе с остальными закорианцами, и больше они наверх не поднимались.
Корабль смерти неподвижно покоился на волнах. На закате над его мачтой пролетели три птички.
— Земля близко! — воскликнул Яннул. — Может, она окажется лучше, чем предыдущая.
На небо всплыла холодная луна, принеся с собой холодный ветер. Он дул всю ночь, а в воде сверкали серебром большие рыбы.
Реша заснула под боком у Яннула. В конце концов остался бодрствовать один Ральднор — и увидел, как из океана, точно гигантский зверь, поднимается черная туша земли.
Когда взошло солнце, вершины окрасились кармином, а долины остались черными, точно не желая отпускать ночь.
Он подумал о Таллате.
«Ожидание не бывает слишком долгим, — пронеслось у него в голове. — Боги или судьба — всем им нужно время». И, со всех сторон окруженный смертью, он ощутил, как в его душе пробивается росток надежды. Он наклонился и разбудил Яннула.
17
Пригнав корабль почти к самой земле, ветер покинул их. Побережье, изрезанное узкими бухточками и окаймленное темными лесами, щерилось скалами. Пейзаж казался суровым и безлюдным.
Дневная жара упала с небес и поднялась с поверхности океана.
Ральднор, в одиночестве сидевший на палубе, заметил в воде какое-то движение, сперва решив, что это играют рыбы. Но эта рыба резвилась на поверхности, не уходя в глубину. Вскоре он понял, что это узкая лодка вроде рыбачьих челноков Закориса, сделанная из выдолбленного ствола какого-то черного дерева. В ней сидела одна фигура — мужчина, без усилия двигающий веслами. Когда он приблизился, явно направляясь к кораблю, Ральднор увидел его загорелое лицо, на котором не было ни удивления, ни любопытства, странно замкнутое, но при этом умиротворенное. У мужчины были очень длинные волосы, рассыпающиеся по плечам, груди и спине.
Они были пшенично-желтого цвета.
Кровь бешено застучала в жилах. Ральднор поднял руку, приветствуя гребца. Тот в ответ тоже поднял руку, но ничего не крикнул.
Узкая лодочка подошла вдоль борта корабля к трапу, волочащемуся по воде. Мужчина поднялся на палубу и встал, глядя на Ральднора. Они были одного роста, но тело незнакомца, хотя и мускулистое, было таким худым, что казалось почти костлявым. На нем была одна набедренная повязка, все остальное было обнажено и загорело, но тем бледным загаром очень светлокожих людей, который сходит с наступлением холодов.
— Ты с Равнин, — сказал Ральднор. Мужчина засмеялся. Он явно не понимал его речь и не пытался говорить сам. Указав на лодку, он дал понять, что Ральднор должен идти за ним. Ральднор покачал головой, махнул рукой в сторону надстройки и позвал Яннула и девушку.
Незнакомец не выказал никакого беспокойства. Лодка казалась недостаточно просторной, но каким-то образом он уместил в ней всех троих и взялся за весла, работая ими с той же легкостью, что и прежде. Перед ними, словно играя, плыли островки синего огня. Корабль остался позади — обглоданный скелет, чернеющий на фоне голубого неба. Суша все приближалась. Похоже, лодка направлялась к выдающемуся далеко в море скалистому мысу, поросшему густым лесом. Там не было видно никаких признаков жизни, но над лесистыми склонами наверху курились голубоватые дымки.
Мужчина так ни разу и не заговорил, даже не шевельнул губами. Его губы казались какими-то неуловимо странными, как будто не привыкли выговаривать слова. Возможно, он был немым. Немой мужчина с Равнин, удивленно раздумывал Ральднор.
Челнок пристал к берегу. Незнакомец направился к первой линии деревьев, где в тени стоял глиняный сосуд. Он напоил их водой, потом повел в лес.
Это был деревянный дом — высокое и просторное сооружение с каркасом из жердей, обмазанным глиной, и опорами, сделанными из стволов гигантских деревьев. Крышу покрывал толстый слой листьев и птичьи гнезда, обитатели которых то и дело роняли на пол помет, издавали нежные переливчатые трели и беспрестанно носились туда-сюда сквозь высокие окна. Лесной народ жил в этом доме, купаясь в чистых ручьях и греясь у бесчисленных костров на ближней поляне. Они не ели ни мяса, ни рыбы, в основном употребляя пищу, не нуждающуюся в готовке: фрукты и ягоды, корни и листья растений, а также молоко, которое давало небольшое стадо черных коз. Все они были желтоволосыми и светлоглазыми. И ни один из них не говорил. В конце концов, лежа перед закатом в тени дома, Ральднор осознал, что они не говорят, ибо не имеют в этом нужды. Как и обитатели Равнин, они общались мысленно, а поскольку их жизнь была более спокойной и больше удовлетворяла их, они не видели необходимости изъясняться друг с другом какими-либо иными способами. Его охватило яростное разочарование при мысли, что этот способ общения, который должен принадлежать ему по праву рождения, недоступен для него. Он снова ощутил себя калекой, глухонемым среди слышащих и говорящих.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});