Читать интересную книгу Ересь - С. Пэррис

Руки у меня затряслись, и я чуть было не выронил документ — самый опасный документ для англичанина. Я сразу узнал его: булла, изданная папой Пием V лет тринадцать тому назад, провозглашавшая королеву Елизавету Английскую еретичкой и отлучавшая ее от Католической церкви. Булла заканчивалась прямым приказом подданным королевы не признавать ее власть и не подчиняться ей. Иными словами, папа призывал к свержению королевы.

Некоторые горячие головы в католических семинариях Европы толковали эту буллу даже как санкцию на убийство королевы ради вящей славы Господней; переправить этот текст в Англию означало совершить измену, то есть преступление, которое влекло смерть на эшафоте.

Я медленно выдохнул — и замер: мне послышалось какое-то шарканье под окном. Снова в ловушке? Возможно, это тот, кто разгромил комнату в поисках документов, но не обнаружил потайного дна? Быть может, он следил за комнатой и заметил мой огонек? Я задержал дыхание, и вновь снаружи явственно послышалось какое-то движение, странные звуки, похожие на крик младенца. Я сел на пол, все еще дрожа, но уже смеясь над собственным страхом: это всего лишь пара лис подралась при лунном свете.

Но по крайней мере испуг помог мне опомниться. Времени терять было нельзя. Я завернул пачку писем в одну из рубашек, хранившихся в сундуке, там же отыскал дорожный плащ, которым прикрыл ноющие плечи (мой собственный плащ остался в «Колесе Катерины»), нашарил наконец среди всяческого мусора на столе Норриса перо и чернильницу и поспешно набросал записку Сидни.

Покончив с этим, я достал клочок бумаги с копией шифра из ежедневника Мерсера, вложил его в письмо к Сидни и, как мог, запечатал сургучом Норриса. Схватив эту пачку, я задул коптящую свечу, отодвинул задвижку двери, которая выходила на лестницу, и тут обнаружил, что дверь заперта на замок. Тот, кто обыскивал комнату в отсутствие Норриса и Аллена, видимо, отпер дверь своим ключом и запер ее за собой. Или же он, как и я, проник через окно. Чертыхнувшись в очередной раз, я открыл окно, выходящее во двор, влез на подоконник, но в последний момент зацепился плащом за шпингалет и рухнул на больную руку, едва сдержав крик.

Я замер, молясь, чтобы мое падение никого не потревожило. Цвет неба уже менялся с черного на темно-синий. Светлеет, подумал я, надо закончить свое дело и убраться из города до восхода. Пока еще было слишком темно, и стрелок на башенных часах разглядеть не удавалось. Квадратный двор словно одеялом окутывала тишина ночи. Никакого движения, лишь вдали залаяла, зарыдала лиса.

Я хотел было подняться и бежать, как вдруг где-то вспыхнул свет фонаря. Свет быстро приближался ко мне с другой стороны двора, и я уже отчетливо различал фигуру в плаще с капюшоном. Фигура склонилась надо мной и посветила мне прямо в лицо.

— Так-так, доктор Бруно! Опять чем-то поживились? Интересная у вас привычка. Какие объяснения вы предложите на этот раз? Любопытно будет послушать. Прямо-таки не терпится.

Лица я не видел, но ядовитый тон Уолтера Слайхерста не узнать было невозможно.

Глава 18

Слайхерст грубо схватил меня за руку, но я отодвинулся от него, изогнувшись так, чтобы своим телом прикрыть бумаги.

— На этот раз вам придется все объяснить, Бруно, — злобно заговорил он, забыв свой обычный сарказм.

Я вырывался, но он явно вознамерился отобрать у меня документы. Замечательное совпадение: с чего это Слайхерст бодрствует и бродит по университету в такой час? Конечно же он следил за окнами Норриса.

— Что вы забрали из комнаты? Я должен проверить. Я требую, чтобы вы передали бумаги мне. — Голос его был требовательный, глаза тревожно блестели. Он уставился на пухлую пачку писем у меня в руках: очевидно, и он знал им цену.

— Требуйте себе на здоровье, — сказал я, отбиваясь от него свободной (то есть больной) рукой. — Бумаги я вам не отдам.

— Я старший член колледжа, — напомнил мне Слайхерст, с трудом пытаясь вернуть себе достоинство. — Вы обязаны подчиняться мне, пока вы на этой территории. Если вы забрали нечто ценное из комнаты студента, об этом следует поставить в известность ректора.

Голос Слайхерста становился все пронзительнее, казначей паниковал. Он в очередной раз попытался выхватить бумаги, а я в очередной раз не дал ему это сделать. Он решительно был настроен завладеть добычей, но я-то понимал, что бумаги нельзя отдавать ни ему, ни ректору — они оба уничтожат любые улики, бросающие тень на колледж. А то, что я обнаружил в комнате Норриса, вообще добьет ректора, если об этом станет известно.

Слайхерст с минуту присматривался ко мне, плотно сжимая губы, затем поставил фонарь на землю и ринулся на меня, действуя уже обеими руками. Он оказался неожиданно сильным, хотя казался заморышем, и чуть не сбил меня с ног, пытаясь выхватить бумаги. Но я, обеими руками сжимая свое сокровище, изо всех сил лягнул его и угодил ему ногой в живот. Слайхерст согнулся, и прежде, чем он собрался с силами, я врезал ему в челюсть правой забинтованной рукой — ох и больно же мне стало! Слайхерст начал было запрокидываться назад, но потом, наоборот, неожиданно пригнулся, бросился вперед, ухватил меня за ноги и повалил. Я основательно треснулся спиной о камни, но исхитрился сунуть сверток с бумагами под себя. Однако теперь все преимущества были на стороне Слайхерста — он оседлал меня, прижал к земле и так и вцепился в бумаги. Я испугался, что они порвутся, а его это вовсе не заботило, и он выдирал их у меня. Однако злость добавила мне сил.

— Отдайте, Бруно, вы влезли в дела, которых не понимаете, — шипел он сквозь зубы, обдавая меня запахом несвежего дыхания.

— Вы даже не знаете, что здесь у меня, — возразил я, крепче прижимая бумаги к груди.

— Все, что найдено в комнате студента, является собственностью колледжа до тех пор, пока это не востребует сам студент, — торжественно процитировал он устав, царапая мне ногтями руки.

— Да зачем они вам? — упирался я. — Сами-то не смогли найти, хотя разгромили комнату. Привыкли воровать ключи у привратника?

— Не в том дело, Бруно, а в том, откуда вы знали, что и где надо искать? И ответ напрашивается сам собой: вы — соучастник папистского заговора. Чего еще ждать от итальянца! Ректор — наивный глупец, но я-то вас сразу раскусил.

— Ничего вы не раскусили, — пыхтел я, пытаясь сбросить с себя тощего казначея. — Я не папист, и те, кому следует знать, это знают.

— Вы мне отдадите бумаги. — Он почти лег на меня, ткнулся носом мне в нос. — Отдадите, или я весь колледж на ноги подниму. Трое уже мертвы, и вас отправят в замковую тюрьму прежде, чем вы успеете сочинить очередную ложь.

Выходит, Слайхерст против папистов, размышлял я, в то время как он пытался придавить коленом мне грудь. Если так, почему он хочет уничтожить улики? Зачем ему эти бумаги? Но как бы то ни было, я твердо знал одно: бумаги должны попасть прямиком к Уолсингему. Значит, надо отдать их Сидни. Пачка уже почти выскальзывала из моей раненой руки, но тут я, собрав остатки сил, откинул голову и нанес ею резкий удар ему в нос. Слайхерст громко взвыл и обеими руками ухватился за нос. Этого было достаточно, чтобы сбросить его с себя и откатиться в сторону. Голова от удара заболела, перед глазами все расплывалось, но утешала мысль, что противнику досталось основательнее — когда он решился наконец отнять руку от носа, я увидел, что из него ручьем хлещет кровь. Но тут над нашими головами вспыхнул свет, и послышалось неторопливое шарканье.

— Что такое, во имя Господа?.. — начал было Коббет, поднимая повыше фонарь.

Но тут он осекся: еще бы, два почтенных доктора валяются, точно пьяницы, с расквашенными мордами посреди университетского двора.

В одной руке привратник нес фонарь, в другой — увесистую дубинку.

— Доктор Бруно? Что это с вами? Ну и видок!

— Долго рассказывать, Коббет, — отвечал я, с трудом поднимаясь на ноги. — Мне нужна ваша помощь.

— Хватайте его, Коббет! — заорал Слайхерст; крик его отчасти заглушала прижатая к сломанному носу ладонь. — Хватайте, он украл чужое имущество! Как член колледжа я приказываю вам задержать вора!

Коббет смущенно переводил взгляд со Слайхерста на меня. Я схватил привратника за руку и оттащил в сторону, где Слайхерст не мог нас услышать.

— Коббет, поверьте, дело не терпит отлагательства. Я знаю, кто убийца и где он, и, если я не поспешу, еще многие погибнут в эту ночь. — Старик все еще колебался, и я шепнул ему в самое ухо: — София в опасности! Я должен ехать немедленно. Где мой конь? Мне говорили, в конюшне ректора?

— Коббет, заприте ворота! Нельзя допустить, чтобы этот человек ушел с бумагами!

Слайхерст впал в отчаяние, он вскочил на ноги и попытался снова броситься на меня. Но я, хотя голова еще кружилась, ринулся на него, ощерившись, как хищный зверь.