Читать интересную книгу История Крестовых походов - Жан Жуанвиль

Когда нам пришло время получать pax, таблетку с изображением креста, я заметил, что клирик, который помогал во время службы, был высок, смугл, худ и волосат. Я испугался, что он может быть одним из этих зловещих асасинов и, подойдя к королю, способен убить его. Поэтому, встав, я перехватил таблетку и сам преподнес ее королю.

По окончании мессы мы снова оседлали коней и через поля направились к легату. Король подъехал к нему и, подозвав меня, сказал папскому посланцу: «Я должен вам пожаловаться на моего сенешаля, который поднес мне таблетку, не дав это сделать бедному клирику». Я объяснил легату причину, по которой так поступил, и он сказал, что действовал я правильно. «А вот и нет!» — возразил король. Между ними начался горячий спор; я же, со своей стороны, хранил молчание. Я рассказал вам эту историю, чтобы показать великую смиренность короля.

Что же до чуда, которое Господь сотворил с дочерью вдовы, оно упоминается в Евангелии, где говорится, что в это время Господь наш был в Тире и Сидоне. Ибо в те дни город, который я называю Сур, был известен как Тир, а город, о котором я говорю в этой книге как о Сайде, назывался Сидоном.

Пока король был занят укреплением Сайды, к нему прибыли послы от вельмож из самой глубины Греции, которые представляли великих Комнинов, властителей Трапезунда (совр. Трабзон). Они одарили короля различными драгоценностями и, кроме того, преподнесли несколько луков из кизилового дерева. Стрелы к этим лукам были очень острыми и тщательно выделанными.

Эти послы попросили короля прислать одну из молодых незамужних дам его двора, чтобы выдать ее замуж за их властителя. Людовик IX ответил, что не взял с собой за море ни одной из таких женщин. Тем не менее он посоветовал послам отправляться в Константинополь и попросить императора, его кузена, предоставить им будущую жену для их владыки, даму, которая была бы в родственных отношениях и с императором (Латинской империи. — Ред.), и с Людовиком IX. Король дал им такой совет, чтобы император Константинополя мог заключить союз с этим достойным и богатым властителем против нынешнего императора Греции (императора Никейской империи, вскоре, в 1261 году, освободившего Константинополь. — Ред.).

Королева, которая наконец оправилась от родов, давших жизнь принцессе Бланш в Яффе, прибыла морем в Сайду. Как только я услышал о появлении королевы, то поднялся со своего места рядом с королем и вышел встретить ее, чтобы проводить в замок. Когда я вернулся к королю, которого нашел в часовне, он спросил меня, все ли в порядке с его женой и ребенком. После моего рассказа он заметил: «Когда ты встал и оставил меня, я понял, что ты отправился встретить королеву, и поэтому попросил отложить проповедь до твоего возвращения». Я рассказываю вам это потому, что за все пять лет, которые я провел рядом с королем, он никогда не упоминал о своей жене и ребенке ни при мне, ни, насколько я знаю, при ком-то еще. По моему мнению, это не очень хорошо и правильно для человека, разъединенного со своей семьей.

В День Всех Святых я пригласил в свое жилище, расположенное у моря, всех командиров из лагеря. Когда мы сидели за обедом, на судне прибыл бедный рыцарь с женой и их четырьмя детьми. Я принял их у себя и угостил обедом. Когда мы покончили с ним, я созвал всех своих именитых гостей и сказал им: «Давайте сделаем доброе дело и освободим этого бедного человека от забот о своих детях. Пусть каждый из вас возьмет под свое попечение одного из них, и я тоже возьму одного ребенка». Все согласились и заспорили только о том, кто кого возьмет. Видя это, бедный рыцарь и его жена заплакали от радости.

Когда после обеда с королем вернулся граф д'О, он остановился и увел отобранного мной ребенка, которому было примерно двенадцать лет. Этот парень так истово и преданно служил графу, что после нашего возвращения во Францию хозяин организовал его брак и посвятил его в рыцари. Каждый раз, когда мне доводилось бывать в обществе графа, этот рыцарь почти не отходил от меня и постоянно повторял: «Пусть Господь вознаградит вас, мессир! Всей честью, которая выпала на мою долю, я обязан вам». Что же до его трех братьев, я не знаю, что стало с ними.

Я попросил короля отпустить меня в паломничество к Богоматери Тортозской. Ее усыпальница была глубоко почитаема пилигримами, потому что там был первый храм, воздвигнутый на земле в честь Матери Божьей. И здесь Она совершила много великих чудес, пример которых я здесь приведу. Один человек совершенно потерял рассудок, и им владел дьявол. Когда его друзья, которые привели его в это святое место, молили Богоматерь вернуть ему здоровье, враг рода человеческого, угнездившийся в его теле, кричал им: «Нет тут Богоматери! Она в Египте помогает королю Франции и христианам. В этот день они высаживаются на берег, чтобы пешими сразиться с конным воинством язычников!» Эта история записана, и документ был доставлен легату, который сам рассказывал мне о ней. Могу заверить вас, что Богоматерь в самом деле помогла нам в тот день и дальше помогала бы нам, если, как я рассказывал вам, мы бы не разгневали Ее и Ее Сына.

Король отпустил меня в Тортозу и, как ему подсказали советники, попросил меня купить для него пятьдесят кусков камлота разных цветов, чтобы одарить францисканцев, когда мы вернемся во Францию. Я приободрился, потому что просьба короля дала понять, что мы еще недолго будем оставаться за морем.

Когда мы прибыли в Триполи, мои рыцари попросили объяснить, что я собираюсь делать с этими отрезами камлота. «Может быть, — сказал я, — я украл их, чтобы выгодно продать». Принц Триполийский — да благословит его Господь! — принял нас со всем почетом и оказал нам все почести, которые только мог. Он одарил бы и меня, и моих рыцарей ценными подарками, если бы мы согласились их принять. Но мы отказались брать их, кроме нескольких реликвий, которые я преподнес королю вместе с камлотом, который я купил для него.

Также я передал четыре куска камлота ее величеству королеве. Рыцарь, который преподносил их, завернул камлот в белую льняную ткань. Королева, увидев, как он входит в ее покои, встала перед ним на колени, а он, в свою очередь, преклонил колени перед ней. И королева сказала ему: «Встаньте, мой благородный рыцарь, не подобает вам преклонять колени, когда вы несете реликвии». — «Мадам, — ответил рыцарь, — это не реликвии, а куски камлота, которые вам шлет мой сир». Услышав это, королева и ее дамы начали смеяться. «Скажите вашему сиру, что я желаю всех бед на его голову, — сказала королева моему рыцарю, — потому что он заставил меня встать на колени перед его камлотом».

Во время пребывания короля в Сайде кто-то принес ему камень, который расслоился на пластинки. Это был самый удивительный камень в мире, потому что между двумя пластинками было изображение морской рыбы. Она вся сплошь была каменной, но у нее все было на месте — форма, глаза, кости, расцветка, — так что она выглядела как живая. Король дал мне один из этих камней. Внутри я нашел линя; он был коричневого цвета, но со всеми подробностями, которые вы предполагали бы найти у линя.

Будучи в Сайде, король получил известие о смерти своей матери.[20] От скорби он впал в такую прострацию, что два дня никто не мог заговорить с ним. Затем он прислал за мной одного из слуг. Когда я предстал перед Людовиком IX, он в одиночестве сидел в своей комнате и, едва только увидев меня, простер ко мне руки и сказал: «Ах, сенешаль, я потерял мать!» — «Сир, — сказал я, — это не удивляет меня, потому что она должна была умереть. Но я удивлен, что вы, мудрый человек, так скорбите из-за этого. Ведь, как вы знаете, один мудрый философ сказал, что, какую бы печаль человек ни испытывал в сердце своем, на лице его ничто не должно отражаться, потому что, показывая свою скорбь, он радует своих врагов и огорчает друзей». За морем король провел много торжественных служб в честь королевы-матери и отослал во Францию целый короб писем ко всем церквам с просьбой молиться за ее душу.

Мадам Мари де Вертю, очень добрая и благочестивая женщина, пришла сказать мне, что королева погружена в печаль, и попросила меня прийти к ней и успокоить. Явившись к ней, я застал королеву в слезах. «Женщина, — сказал я ей, — которая так ненавидела вас, мертва, а вы так печалитесь». Она ответила, что льет слезы не по королеве Бланке, а из-за той скорби, которую испытывает король, узнав о ее кончине, а также потому, что ее дочь — потом она стала королевой На-варрской — осталась на попечении одного мужчины.

Королева Бланш (Бланка) относилась к королеве Маргарите настолько нетерпимо, что даже не позволяла своему сыну находиться в обществе своей жены, пока вечером он не отправлялся спать с ней. Дворец, в котором молодой король и его жена больше всего любили находиться, стоял в Пон-туазе, потому что в нем покои короля находились на верхнем этаже, а королевы — под ними. Им приходилось встречаться и разговаривать на спиральной лестнице, которая вела от одной комнаты к другой. И как только швейцарцы видели, что приближается королева Бланка, они стучали в дверь древками своих алебард, и королю приходилось быстро бежать в свою комнату, чтобы мать застала его там. Постельничий королевы Маргариты делал то же самое, когда королева Бланка являлась к своей невестке, чтобы она могла застать молодую королеву в одиночестве.