Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В этот день у него все летело из рук. Работа не клеилась. Мерзкое предчувствие не давало покоя. И, не выдержав, решился поговорить с председателем, чтобы тот вернул документы, отпустил из колхоза.
Багров и слышать не захотел о том. Посмотрел на Земнухова удивленно:
— Чтоб мы — колхозники — бандитов испугались? Да ты знаешь, какой у нас народ? Самый бедовый! Уж если о наших в области знают, то кто те бандиты, чтобы их Звягинки не одолели?
— Иван Степанович, я сам фронтовик! С немцами воевал! Но эти — покруче! Семен войну прошел, а и его сумели достать! Его оперативники — не колхозники. Да и кто у нас? Женщины! Ну, старики! Они — никто перед малиной! Зачем впустую говорим? — доказывал Седой.
— Наши бабы ни одной милиции не уступят. А бандюгам и шагу не дадут ступить в Звягинки! Это как Бог свят! — не уступал председатель.
— Зачем вам лишние расходы на мои похороны? Отпустите.
— Ты иди! Работай! Я сам все обдумаю! Дай мне время до затрашнего дня. Если я не найду хороший, надежный вариант, завтра верну тебе все документы.
Седой вернулся в дом Акулины. Та по случаю дня рождения стол накрыла, купила вина. Ждала Земнухова.
Слово за слово и рассказал он бабе о себе все без утайки И о последнем случае.
— Вот потому, Акулина, нельзя мне семью заводить. Не могу я свое горе на другие плечи взваливать. Нет такого права у меня — рисковать еще чьею-то жизнью…
— Горемычный! — пожалела баба. И Седому показалось, что прощаясь с ним, обняла его за плечо.
— Чего ж ты сразу душу не облегчил, не рассказал все? А я-то думала, военное горе по ночам беспокоит, кричать и материться заставляет? Оказалось, сущий пустяк!
Земнухов воздухом подавился, услышав такое. Думал, напугает бабу до смерти, прогонит она его из дома навсегда, закажет порог забыть. Акулина стояла перед Седым улыбаясь:
— С этой бедой сладим! Главное, что ты от воров ушел. Сам убежал. И человека сыскал в себе. Вот это трудней было б воротить. Мы ж немцев пережить сумели. Ворогов. Их вона сколько было. Они нас с землянок выковыривали. А ить живы! Нас и вешали, и стреляли! Но мы живучи! И тут переживем. Не турбуйся! Коли так оно у тебя сложилось, всем миром поможем!
На следующее утро к Земнухову пришел участковый. Ему Багров все рассказал. И теперь попросил описать внешность тех, кто может заявиться к Седому в Звягинки.
— Такое кто предположит? Я не знаю, кого пошлют убрать меня, — сознался Седой.
— Короче, друзей, как я понимаю, у вас не осталось. И кто бы ни спросил — все из малины?
Земнухов кивнул согласно.
— А теперь спокойно живите! И пусть ничто не беспокоит вас. Я отвечаю за все, — сказал негромко. И добавил, будто невзначай:
— Я, еще мальчишкой, в войну, был в разведроте. Не буду говорить о наградах. Но после войны меня в органы безопасности звали работать. Я не согласился. Из-за арестов. Моих друзей забрали ни за что! А вот в милиции уже третий десяток дослуживаю. Если бы грамотешки побольше было… Ну да мне и моего званья хватает. И теперь от меня не ускользнут фартовые. Приходилось с ними сталкиваться, — потемнели глаза человека.
— Семен покрепче был. А и то взяли на гоп-стоп. И замокрили, — вырвалось невольное.
— Что ж, посмотрим, кто кого попутает? — улыбнулся участковый, словно речь шла о вечеринке.
За один день каждый деревенский житель был предупрежден о том, что никто из них не должен указывать, где живет и работает Седой. Что в случае появления в селе чужих людей срочно сообщать о каждом — участковому, либо двоим оперативникам, или председателю сельсовета.
— Мороки из-за меня прибавилось. Куда как проще было бы отпустить на все четыре! — обронил Земнухов Багрову.
— Мужиков в деревне и так нехватка. Баб замордовали в работе. Куда ж отпускать? Да если мы своего защитить не сумеем, значит, не выжить нам! Всю жизнь бояться бандюг? Ну нет! Пусть они нас стороной обходят и забудут тебя! — пробурчал человек.
Акулина, после услышанного, решила помочь Александру. И привела как-то вечером деревенскую знахарку, старую бабку-Волчиху, какую Земнухов помнил с самого детства.
— Ты, бабуля, все умеешь. Так о тебе по деревне сказывают. Всем помогала. Теперь и Саньке подсоби, — просила Акулина бабку Волкову.
Та оглядела Земнухова, недоуменно на Акулину посмотрела:
— А он — здоровый кабан! На што я ему сдалась?
— Не по здоровью нужда! Лицо его изменить надо. Внешне! И вот с руки наколку эту убрать! Волосам прежний цвет вернуть.
— А на что ему — мужику, такое сподобилось? Чай, не баба! Мужика не морда красит. А руки и душа его! Ну и сугревность! Это от тебя зависит. Приласкай! И твоим станет, — советовала бабка.
— Надо! Не от прихоти! Жизни для, прошу, бабулечка! Сделай доброе!
Волчиха, пожевав губами, пронзительно разглядывала Седого.
— Покажь руки! — потребовала твердо. Оглядев ладони, пальцы и запястья, велела спину и грудь показать.
— Ладно, Акулина. Спробую я из ворона сокола слепить, если Господь даст мне подмогу и силы! — согласилась бабка и велела Земнухову пожить с неделю в ее избе.
Земнухов не одобрял затею Акулины. И отмахивался от бабки. Но… Та оказалась настырной, и Александру пришлось на время перебраться к старухе. Тем более, что работ в колхозе поуменьшилось. Выпавший глубокий снег сразу перекрыл дороги на поля. И те, какие не успели перепахать под зиму, остались до весны, до тепла.
Теперь трактористы развозили на поля навоз. Сбрасывали на ближних участках, на парниках. И лишь два колесных трактора управлялись на фермах. Отвозили в Орел молоко и яйца. Подвозили корма.
Земнухов уже не вскакивал чуть свет из постели. Возвращался с работы, когда темнеть не начинало. Отвозил пару раз навоз от ферм на поля и глушил трактор.
Волчиха получила Седого в полное распоряжение. Правда, Багров и участковый посмеивались в глубине души над затеей Акулины, не верили в возможности старухи, какая, правда, вот уже лет сорок заменяла в Звягинках, и не без успеха, врача и фельдшера, какие не соглашались ехать в деревню.
Но одно дело — принять роды у сельской бабы, заговорить грыжу, больные зубы, избавить от глистов детей. Умела Волчиха не без успеха справиться с младенческой, какую врачи называли эпилепсией и не знали, как с нею справиться. Лечила чахотку медведками и собачьим салом. Лишаи и экземы убирала навсегда. Но это болезни! А вот лицо, его изменить сумеет ли? Да и к чему? — пожимали плечами мужики.
А Волчиха, имени ее в Звягинках никто не знал, кроме сельсовета, едва возвращался Земнухов с работы, кормила человека и садила под икону. Молилась горячо, истово, прося Господа очистить человека от греха, исцелить его сердце и душу.
Под эти чистые молитвы бабки, сам не зная, как это получалось, Александр вытирал слезы со щек, а потом засыпал безмятежно.
Вокруг его головы горели свечи, теплым светом согревали глаза.
На третий день он не обнаружил на руке наколки, сделанной Черной совой. Ни следа от нее не осталось. Словно и не было никогда. Земнухов глазам не верил. Знал по зонам, что многие кенты хотели избавиться от похабных татуировок и наколок. Но это не удавалось никому. Тут же словно смыла ее бабка, без следа и боли.
Исчезла татуировка и с плеча, сделанная еще в зоне — по первой ходке. Седой поневоле подошел к зеркалу. Волосы его и не его… Не сверкают морозным инеем. Словно оттаяли. И не походили на колымский сугроб.
Земнухов подошел ближе. Глянул на прямой пробор…
Волчиха стояла за спиной, наблюдала за человеком.
— Бабка! Да ты — волшебница! Вот это отмочила номер!
— Чего? Иль не по душе? Не угодила чем? — удивилась Волчиха.
— Глазам не верю!
— Погоди! Это только начало! Вчерась тебя двое искали по селу. Шарамыги какие-то! Их участковый схватил за шиворота! Ночью! Сказались, что воевали они вместе с тобой на фронте. А документов при них не было. Зато ножи и наган имелись. Их враз схомутали и в Орел, в тюрьму повезли. Там разберутся с окаянными! Ишь, прохвосты! К нам — в Звягинки— с ножами! Иль мало мы под немцем натерпелись, чтоб и теперь нас убивать? — негодовала бабка.
— А ты их видела?
— То как же? Конешно! У одного ушей не было. Как обрезаны. У другого — морда, как у сушеной лягушки. Вся зеленая и в морщинах. Вояки выискались! Ни одного слова путного не сказали. Только срамное. Все детвору спрашивали
про тебя. Так у нас в деревне дураков отродясь не было. Я ж всех на свет принимала — под иконами, с Божьей помощью! — похвалилась старуха.
Седой сразу понял, кто искал его. Фингал и Заноза! Бывшие кенты. О них он слышал от Семена. Знал, к кому они прикипели. А значит на его след вышла Черная сова! С нею, он знал, шутки плохи. Эти законники достанут любого из-под земли. Выходит, на него началась охота по большому счету. И уж куда там маскарад? От этой малины никто не спрячется даже на погосте…
- Пресс-хата для Жигана - Сергей Иванович Зверев - Боевик
- Выживальщики 8. Реактор - Константин Владимирович Денисов - Боевая фантастика / Боевик / Героическая фантастика
- Гнев смотрящего - Евгений Сухов - Боевик
- Багровый переворот - Тамоников Александр - Боевик
- Записка самоубийцы - Шарапов Валерий - Боевик