Реальность. Она всегда остается глухой к чужим молитвам.
Глава 47
— Я должна быть там, — в сотый раз упрямо повторила я, беспокойно расхаживая по гостиной.
— Нет, Злата, не должна, — твёрдо ответила Катя, держа у себя на коленях Макса.
Я опешила, когда узнала, что подруга прилетела ко мне. Она говорила о том, что отправится к родителям. А потом я увидела сообщение в мессенджере, где Катя просто констатировала факт своего прилёта в Париж.
— Подумав, я решила, что важней побыть с тобой, — заявила подруга, когда мы приехали ко мне домой. — С родителями всё хорошо. Тревожить их лишний раз я не хочу. А тебе одной оставаться сейчас никак нельзя.
В тот момент я была так благодарна Кате. Просто кивнув, я крепко-крепко обняла ее, из последних сил сдерживаясь, чтобы не расплакаться. Глаза и так уже были жутко красными и опухшими. Я почти перестала спать. Но ради сына мне было просто необходимо держаться и набираться сил, чтобы пережить всё это.
— Я должна быть рядом с ним, — я облизнула свои покусанные пересохшие губы.
— Нет, — снова твёрдо ответила Катя. — Ты должна быть здесь. Со своим сыном.
Я посмотрела на Макса. Он игрался с большим разноцветным конструктором, который ему подарила Катя. Все эти детальки здорово увлекли сына. Он уже второй день подряд только с ним и игрался. Похныкивал, когда не получалось между собой соединить детали, но всё равно упрямо продолжал гнуть свою линию, самостоятельно разбираясь с диковинной игрушкой.
— Я знаю, — я остановилась и закрыла лицо руками. — Просто, — я быстро спрятала руки в карманах тонкого кардигана. — Ненавижу неизвестность. Ненавижу неопределённость, а Вал продолжает молчать.
— А что он тебе скажет? Нужно просто дождаться его возвращения. Я понимаю твои чувства, но мы ничего не можем сделать.
Катя всё правильно говорила, и я была с ней полностью согласна. Но чувства и эмоции… Им плевать на голос разума, плевать на факты и трезвость мышления. Они просто сводят с ума. Я так сильно боялась даже в мыслях допустить возможность, что Борис умер. Всё внутри меня протестовало, не соглашалось с таким исходом.
— Может, это был обманный манёвр? — я с надеждой посмотрела на Катю. — И Боря просто заманил Германна в ловушку?
— Ну а ты сама как думаешь? — устало спросила подруга.
— Что это не так, — совсем тихо ответила я. — Перед тем, как мы расстались… Он говорил, что не верит ни в какие вторые шансы. И в целом, Боря говорил так… Знаешь, — я медленно опустилась рядом с Катей на диван. — Думаю, Борис уже тогда знал, что именно будет делать с Германном, — в переносице неприятно защипало. — Нет никаких обманных манёвров. Боря решил пожертвовать собой, потому что это был единственный способ, чтобы усыпить бдительность Германна и заманить его на свою территорию.
— Нам нужно дождаться возвращения Вала. Тогда всё прояснится. Зачем строить догадки?
— Вал давно еще сказал мне, что Борис… Что он в оковах. Физически Боря на свободе, но внутренне… нет.
— Это правда, — кивнула Катя. — Они с Германном в одном городе никогда не ужились бы.
— Кать, ты даже не представляешь, что у меня сейчас в душе творится, — я подала Максу деталь конструктора, которую он уронил на пол.
— Злата, ты должна держаться, слышишь меня? — серьезным тоном произнесла Катя. — У тебя есть ради кого держаться, — она посмотрела на Макса. — Ты выбрала сложного мужчину и его сложную жизнь. Он сделал всё, чтобы вас обезопасить. И если выяснится, что Борис пожертвовал ради вас собственной жизнью… Ты не посмеешь сломаться, понятно? Иначе эта жертва будет напрасной.
— Я не понимаю, за что мне всё это. Сначала моя семья… Теперь Борис, — я замолчала, потому что слёзы слишком больно сдавили горло.
Катя ничего не сказала, просто опустила ладонь мне на плечо и несильно его сжала. Макс повернулся к Кате, демонстрируя несколько деталей конструктора, которые он с таким усердием соединил между собой.
— Отлично! Ты молодец. Можем прицепить еще вот эту, да? Синенькую, — Катя улыбнулась Максу, затем с сожалением посмотрела на меня. — Мы просто должны жить, Злата. И идти вперед. Например, Дина. Абсолютно неунывающий человек. Не получилось с Борисом, ушла к Германну. С Германном не получилось, вообще уехала в неизвестном направлении. Иногда я даже завидую таким людям, как она. Нет ни совести, ни сочувствия. Ничего. Главная задача — занять самую выгодную позицию рядом с перспективным мужчиной.
— Не хочу даже думать о ней, — я устало помассировала виски. Головная боль почти крошила их.
— Попробуй еще раз дозвониться Валу, если от этого тебе станет хоть немного легче.
— Нет, — я отрицательно качнула головой. — Не хочу его бесконечно дёргать. Если бы Валу было что мне рассказать, он это уже давно сделал.
Последующие несколько дней прошли для меня в сплошной беззвучной агонии. Единственный, кто удерживал меня в Париже — Макс. Без него я бы давно сорвалась и улетела. Катя была права — я должна держаться. Ради сына, ради себя, ради Бориса. Он бы точно не одобрил мой поступок. Да и я сама понимала, что ничем не смогу помочь. Сердце рвалось наружу, душа болела, сгорала, тянулась к Бабаю. Я хотела ему помочь, хотела быть полезной. Но единственное полезное, что я могла сделать, так это быть рядом с нашим сыном. Оберегать его и смиренно ожидать хоть каких-нибудь новостей.
Днем еще было терпимо, а ночью… Выть хотелось и сбивать пальцы в кровь от безвыходности. Меня накрывало. Мучительно сильно. Я часами стояла на крошечном балкончике, смотрела в небо и молилась о том, чтобы с Борисом и Валом всё было хорошо.
В очередной раз, когда я ушла с балкона и постаралась максимально беззвучно закрыть задвижку, чтобы не разбудить Катю, в прихожей вдруг вспыхнул свет. У меня внутри всё словно оборвалось. Я почти бегом направилась в прихожую. Споткнулась о край ковра, почти упала, но вовремя сгруппировалась, поэтому удар пришелся только на правое колено. Выскочив в прихожую, я увидела Вала.
Он неестественно медленно снял с плеч пиджак. Под глазами пролегли тени. Лицо бледное. Аккуратная щетина заметно и небрежно отросла.
Я буквально впилась немигающим взглядом в крепкую фигуру Вала. Пальцы вжались в дверной косяк. Я словно попала в вакуум. В пустоту, в которой нет даже воздуха. Виски больно сдавило, в горле пересохло. Я слышала шум крови в ушах. Чувствовала жесткие тяжелые удары сердца. Я была здесь и в то же время — нигде.
— Скажи, — тихо потребовала я, крепко стиснув зубы,