….Он произносит очень много слов: "Извозчик", "Мест нету", "Вечерняя газета", "Лучший подарок детям" и все бранные слова, которые только существуют в русском лексиконе.
Вид его странен. Шерсть осталась только на голове, на подбородке и на груди. В остальном он лыс, с дрябловатой кожей. В области половых органов — формирующийся мужчина. Череп увеличился значительно, лоб скошен и низок".
Чтобы окончательно представить себе появившегося на свет Полиграфа Полиграфовича Шарикова, стоит вспомнить его облик после "заступления на должность" в подотдел отчистки: "…Прозвучал уверенный звонок, и Полиграф Полиграфович вошел с необычайным достоинством, в полном молчании снял кепку, пальто повесил на рога и оказался в новом виде. На нем была кожаная куртка с чужого плеча, кожаные же потертые штаны и английские высокие сапожки на шнуровке до колен. Неимоверный запах котов тотчас расплылся по всей передней".
Какое отношение Полиграф Полиграфович Шариков из "Собачьего сердца" имеет к "Белой гвардии"? А вот какое: представьте себе Киев начала 1918 года, заполоненный шариковыми и швондерами. Что, сложно представить? Тогда мы чуть-чуть в этом поможем.
Февраль 1918 года выдался в Киеве очень снежным и холодным, а еще — кровавым и страшным. В городе царствовала третья власть, большевики, принесшая киевлянам безудержную вакханалию, кровавую бойню и Варфоломеевскую ночь по-русски. На улицах долгое время шли отчаянные бои между частями Центральной Рады и большевиками. Шла борьба между второй и третьей властями. Большая часть Киева оставалась равнодушной к этим боям. Жители считали, что являются третьей стороной в этом конфликте. Масса офицеров, не снимая погон, шаталась по городу, в некотором роде сочувствуя большевикам, как "своим" — русским. Правда, последние, в основном состоящие именно из шариковых и швондеров, не разделяли этого мнения.
Отряды большевиков, сильно поредевшие в боях с украинскими войсками, полностью вышли из подчинения и грозили расправой своему руководству. Чтобы утихомирить злобу подчиненных, в большинстве своем — дезертиров, спившихся рабочих, выпущенных из киевских тюрем уголовников, унизанных золотыми кольцами балтийских матросов и просто любителей легкой наживы, командующий большевистскими войсками левый эсер полковник Муравьев еще во время боев отдал такой приказ: "Войскам обеих армий приказываю беспощадно уничтожить в Киеве всех офицеров и юнкеров, гайдамаков, монархистов и всех врагов революции". Большевистские части после полного окончания уличных боев, 9 февраля 1918 года, с радостью и воодушевлением бросились выполнять приказ Муравьева.
На улицах Киева пролилась кровь тех, кто еще несколько дней назад считал себя "нейтральным". Но разве существуют во время войны "нейтральные"? Как известно, они погибают первыми. Самый ощутимый удар был нанесен по киевскому офицерству, вернувшемуся с русско-немецкого фронта. Франты-офицеры считали ниже своего достоинства ходить без погон. За это от третьей власти по приказу бывшего полковника русской армии Н. Муравьева они получили кровавые погоны, вырезанные штыками на плечах, а некоторые, самые ретивые — и эполеты с лампасами — пытку, к которой и в Средневековье не прибегали. Впрочем, об этих дьявольских и полных скорби днях было много написано оставшимися в живых свидетелями, как, например,
известным киевским общественно-политическим деятелем Н.М. Могилянским:
"Зеленые, изможденные голодовкой, безсоницей и пережитыми волнениями, лица обывателей исказились ужасом безумия и тупой, усталой безнадежности.
Началась в самом прямом смысле этого слова отвратительная бойня, избиение вне всякого разбора, суда или следствия оставшегося в городе русского офицерства, не пожелавшего участвовать в борьбе против большевиков на стороне украинцев. Из гостиниц и частных квартир потащили несчастных офицеров буквально на убой "в штаб Духонина" — ироническое название Мариинского парка — излюбленное место казни, где погибли сотни офицеров русской армии. Казнили где попало: на площадке перед Дворцом, по дороге на Александровском спуске, а то и просто, где и как попало. Так мой двоюродный брат, полковник A.M. Речицкий, был убит на Бибиковском бульваре выстрелом в затылок, при сопротивлении, оказанном им четырем красноармейцам, хотевшим сорвать с него погоны. Герой Путиловской сопки, трагедии под Сольдау, Прасныша, много раз тяжело раненый и контуженый — он даже пред лицом верной смерти не хотел, не смотря на все убеждения, снять с себя воинскую форму: так трагически пресеклась 37-летняя молодая жизнь, полная героического исполнения долга.
Кроме офицеров казнили всякого, кто наивно показывал красный билетик — удостоверение принадлежности к украинскому гражданству. 'Казнили куплетиста Сокольского, за его злые куплеты против большевиков; казнили первого встречного на улице, чтобы снять с него новые ботинки, приглянувшиеся красноармейцу. Начались повальные избиения "буржуев", обыски и вымогательства, с избиением недостаточно уступчивых и покорных судьбе. Так подвергся избиению известный городской деятель В. Демченко. Кто и когда еще расскажет о всей циничной пошлости этой разнузданной вакханалии произвола, насилия, глумления и издевательства над личностью мирного обывателя?! — "Пойдем с нами щи хлебать, буржуйка!" — говорит солдат-красноармеец почтенной даме, в присутствии всех членов семьи, расставленных у стенки с приказанием не шевелиться во время обыска — "У! Тебе бы все шампанское лакать!…" продолжает он, угрожая револьвером, приставленным к самому лицу несчастной жертвы надругательства.
Из обывательских квартир тащили все, что попало, сначала наиболее ценное: деньги, золото и серебро, всякого рода ценности. Богатые заведомо дома, конечно, были ограблены в первую очередь. Я зашел к старому другу, профессору К. Человек спокойный, уравновешенный, сидит в кресле совершенно подавленный, молчит и наконец, с трудом вытягивает из себя такие слова: "Я на все смотрю равнодушно и спокойно… Кажется, если придут и скажут, что перебили всех моих детей — я не двинусь с места". К К. заходил почтенный земской деятель, бывший полковник гвардии С. Я никогда в жизни не забуду этой безнадежности на окаменевшем лице, в глазах, из которых почти безумие глядит из опустошенного сознания".
Город полностью вкусил радости жизни при большевиках. Еще бы, ведь досталось не только "буржуям", монархистам, офицерам и гайдамакам, но и "врагам революции", а таковыми считались все киевляне, которые не разделяли мнения Муравьева относительно расправы над городом. В результате всякие шариковы и швондеры останавливали, обыскивали и во многих случаях убивали всех, кто был одет более-менее прилично. Вот как это выглядело по воспоминаниям некоторых свидетелей:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});