– Может быть, – ответил Шатов.
Хорунжий пожал плечами и больше до самой клиник вопросов не задавал.
– Как сына назовешь? – спросил Хорунжий, когда они подошли под окна Витыной палаты на третьем этаже.
– Не знаю, – сказал Шатов.
Хорунжий достал из кармана «мобильник» и набрал номер.
– Мы твоей супружнице тоже трубу дали в палату. Так что, сможешь не орать, а поговорить интеллигентно, – пояснил Хорунжий и, заулыбавшись, быстро заговорил в телефон, – Вита, выгляни, пожалуйста, в окошко. Малыш сейчас не с тобой? Жаль, но ладно. Подходи к окну.
– Смотри, – Хорунжий поднял руку, указывая на окно палаты. – Вот она, появилась. Держи телефон.
Шатов шагнул вперед, чувствуя, как к горлу подступают слезы.
– Вита, – сказал Шатов еле слышно.
Вита молча стояла возле окна, не отрываясь, глядя на Шатова.
– Вита, – сказал Шатов громче.
– Да возьми же ты телефон, бестолковый, – толкнул его в плечо Хорунжий.
– Вита! – крикнул Шатов. – Я люблю тебя, Вита! Я люблю тебя, Вита! Люблю!
Стайка птиц сорвалась с соседнего дерева и взлетела вверх, к чистому голубому небу.
– Я люблю тебя, Вита, – шепотом повторил Шатов, не имея сил отвести взгляда от самой красивой женщины на свете.
– Я люблю тебя, Вита, – беззвучно прошептал Шатов.
Он стоял и молча смотрел на свою жену долго-долго, пока ей не принесли на кормление ребенка.
По лицу Шатова текли слезы, но он не обращал на них внимания.