Ущелье взорвалось криками. Сверху на головы солдат полетели стрелы и дротики. По шлемам и поднятым щитам застучали камни размером с кулак. Воины, перегораживающие проход, бросились вперед. За ними, сквозь потоки песка, сыплющиеся сверху и застилающие глаза, Ромка разглядел многие сотни красных плюмажей, неожиданно запрудивших узкое горло расселины. Прежде чем стрелки успели сделать хоть один выстрел, индейцы навалилась на первый ряд конкистадоров.
Проткнутые остриями копий и разрубленные серпами алебард туземцы снопами валились под ноги своих товарищей, которые хватались за древки, рвали их из рук, подкатывались под острия, целя утыканными острыми осколками дубинками по коленям и ступням.
Ромка поддел на шпагу набегающего воина. Принял на щит удар палицы. Отбил эфесом направленное под козырек мариона копье. Боднул гребнем шлема в лицо, ударил. Дернул на себя застрявший в мягком клинок. Над ухом пропел меч Мирослава. На лицо полетели горячие красные капли. Латунным яблоком, венчающим рукоять, ударил в висок индейца, навалившегося на солдата рядом. Получил удар копьем в открывшийся бок. Обсидиановый наконечник хрустнул на кирасе, но сила удара отбросила назад и чуть не повалила. Сзади толкнули обратно. Ромка с силой рубанул. Наугад. Не видя из-за щита цели. Клинок застрял в мягком — попал. Рука в кожаной перчатке ухватила за древко направленное в его голову копье и тут же дернулась в сторону, подбитая упавшим сверху камнем. Доброе ведро песку высыпалось Ромке на голову, нос и рот забило, глаза защипало.
— Поверху, поверху стреляй!!! — заорал он, хрипя и отплевываясь.
Словно проснувшись, стрелки открыли огонь. Поток камней и песка ослаб. Сверху, ломаясь об острые камни, скатилось несколько тел. Рявкнули фальконеты Месы, снося с кромки ущелья лучников и копейщиков и осыпая градом отбитых камней задние ряды врага. Сверкающий палаш Мирослава одним движением расчистил несколько локтей пространства перед линией испанцев. Кто-то из стрелков просунул ствол аркебузы над Ромкиным плечом и выпалил. В правое ухо капитана словно засунули целый туземный панцирь. Косой рот и дико блестящие глаза замахивающегося палицей индейца лопнули кровавыми брызгами, под ноги подкатилось обезглавленное тело.
Сзади напирали, Ромка подпрыгнул, чтобы не насупить в лужу крови. По ногам что-то ударило, опрокинуло молодого человека, и он упал, больно ударившись плечом. В голове загудело. Крики, топот и лязг мечей остались где-то далеко-далеко вверху. Подбитый гвоздями сапог наступил ему на запястье, пальцы разжались, и шпага откатилась за частокол голых ног. Реальность вынырнула из-за темной, окутывающей мозг завесы. Перекатившись и вырвав из-под спины щит, он вздернул его вверх и попытался черепахой втянуть под него голову и ноги. Сверху градом по черепице посыпались новые порции камней.
Десяток индейцев бросились вперед, на мечи и копья, продавили строй, оттеснили двоих испанцев к стене. Третий упал под ударами дубинок, превращающих его шлем в мятый тазик цирюльника. Еще один конкистадор, раскинув руки, упал куда-то под ноги стрелков. Прорыв?! Ромка вскочил на ноги, увернулся от падающего тела и, подхватив с земли разрисованную узорами дубинку, бросился туда. Наткнулся на катающегося по земле огромного индейца и вцепившегося ему зубами в щеку худого, жилистого солдата. Выцелив черную голову с обрывками перьев на золотом ободе, махнул дубинкой. Послышался хруст, но Ромка не видел, чем кончилось дело. Перескочив через тела, он со всех ног бросился к насмерть стоящим солдатам, с трудом удерживающим лавину разъяренных врагов. Несколько копий ударило в щит, крупный камень обдал ветром скулу. Успел.
Подпрыгнув, молодой человек всем телом навалился на одного из туземцев, прижавших к стене солдата. Тот неловко качнулся, стал падать, ухватился за соседнего и потянул его за собой. Над головой просвистело и грохнуло, каменная крошка бичом хлестнула по лицу. Острый камень сверху попал в своего, рассек бровь ухватившемуся за Ромкино плечо воину. Арбалетный болт отбросил к стене еще одного врага в двух локтях от головы молодого человека. Стрела цокнула по камню. Ткнув дубинкой, как рапирой, Ромка заставил согнуться пополам еще одного и едва успел прикрыться щитом от десятка копий.
Демоном битвы появился рядом Мирослав. От взмахов его меча враги шарахались в стороны и валились наземь, чтоб больше никогда не подняться. Где-то в дальнем уголке опустошенного битвой Ромкиного сознания мелькнула мысль, что именно про такое говорили сказания: направо махнет — станет улица, налево — переулок. И полтора ведра зелена вина за единый дух.
— Почти отбились, — заорал Мирослав.
— Рано радоваться, — крикнул Ромка.
— А мы поднажмем! — заорал Мирослав, пуще раскручивая меч.
— Аделанте! — крикнул Ромка что было мочи в уставших легких. — Сантьяго!
— Сантьяго! — подхватили его клич солдаты.
— Сантьяго! Сантьяго! — понеслось над рядами.
Земля содрогнулась от перекатов эха, запертого в ущелье, в котором с трудом различался топот копыт. На подмогу шла кавалерия. Помня, что Кортес приказывал держать свободным проход, Ромка метнулся влево.
Топот нарастал, стал различим звон уздечек. Пахнуло едким запахом конского пота, и индейцы, оказавшиеся в проходе, вмиг исчезли, сметенные потоком кавалерийского навала. Засверкали в воздухе мечи, заиграли красные флажки, подвязанные под наконечники пик.
Битва выкатилась из расселины на поле, перепаханное тысячами ног. Кавалерия вырвалась на простор и пошла на боевой разворот.
Индейцы отошли, но сразу же атаковали вновь. Тут, на просторе, они могли напасть большим числом. Небо наполнилось криками, дротиками и стрелами, вмиг превратив землю в спину дикобраза. К темной линии испанских меченосцев поползли красные и белые ручейки свежих туземных воинов.
Но и испанские стрелки смогли развернуться в несколько шеренг и открыть ураганный огонь. Каждая пуля, каждая стрела, направленная в сторону врага, уносила жизнь, иногда и не одну. Артиллерия палила навесом, через головы. От этих гостинцев задним рядам талашкаланцев стало совсем не сладко. Кавалерия подбривала правый фланг. Кровь потоками стекала с мечей и копий. Попоны, укрывавшие бока коней от вражеских наконечников, превратились в лохмотья, поножи всадников были помяты, а незащищенные части ног изрезаны чуть не до кости, но они раз за разом налетали на врага и уходили на боевой разворот, оставляя после себя кровавые просеки. Индейцы стали пятиться. Птица победы уже билась в силках конкистадоров, оставалось ее только приручить.