Севастократор вихрем влетел в Малвеи, спустился с коня и стремительным шагом прошел в покои, которые, как ему указали, занимала принцесса.
Кармезина находилась там со своей нянькой Заскучавшей Вдовой и несколькими другими дамами, в том числе и с Эстефанией, герцогиней Македонской. Тирант так топотал на лестнице, пока поднимался, так грохотал в соседних залах, что не услышать его приближение было бы мудрено.
— Что бы это такое могло быть? — спросила Эстефания, откладывая рукоделие. — Уж не враги ли пытаются завладеть замком?
— Нет, — отвечала принцесса. — Я была, можно сказать, в настоящей битве и даже ворвалась первой в неприятельский лагерь, где захватила пленника, так что мне не в диковину звуки сражения. И я всегда отличу их от всяких других звуков. То, что мы сейчас слышим, заставляет меня предполагать худшее.
— Худшее? — удивилась Эстефания. — Но что может быть хуже врагов в том месте, которое ты до сих пор считал вполне безопасным?
— Возможно, из зверинца вырвался единорог, — предположила принцесса.
— В таком случае здесь имеется довольно девственниц, чтобы укротить его, — заметила на то Заскучавшая Вдова.
— Но это не тот единорог, которого мы вышиваем на гобеленах, — странный кроткий зверь, похожий на белого коня, но с витым рогом на лбу, — пояснила Кармезина. — А ужасный толстый зверь с короткими ногами, покрытый кожистыми складками. У него тяжелый рог на носу, и этим рогом он подкапывает деревья и убивает добычу.
— Это, скорее, носорог, нежели единорог, таково мое мнение, — вставила Эстефания.
Занавес в дверном проеме отлетел в сторону, и перед дамами предстал Тирант Белый.
Кармезина быстро поднялась, но осталась стоять на месте, хотя, видит Бог, больше всего на свете ей хотелось бы броситься к нему навстречу и обвить его шею руками.
Он стал суше, похудел. Византийское солнце сделало загорелым его бледное лицо, а в глаза добавило синевы.
Губы Кармезины шевельнулись, но даже Эстефания, внимательно наблюдавшая за подругой, не сумела рассмотреть то слово, которое произнесла про себя принцесса.
А Тирант вдруг скорчил обиженную гримасу и громко закричал — так громко, что во всем замке его, наверное, было слыхать:
— Я требую, чтобы со мной поступали согласно охранной грамоте! Слышите? Вы дали мне охранную грамоту, так выполняйте ее условия! Принцессе не пристало нарушать договор, коль скоро она сама подписала охранную грамоту!
Он кричал еще некоторое время, повторяя слова «охранная грамота» на все лады, так что в конце концов у всех зазвенело в ушах.
— Довольно! — прервала его Кармезина. — Что это вы тут кричите? Чем вы так недовольны, севастократор, что позволяете себе повышать голос?
— Охранная… — начал было Тирант, но Кармезина подняла руку, приказывая ему замолчать.
— Там говорится, что вы вольны перемещаться по империи, как вам вздумается, — сказала принцесса. — Что ж, никто и не чинит вам препятствий. Если вы возжелаете покинуть нас в сей же миг, я не стану падать вам в ноги и умолять о продолжении вашего визита.
— Нет, — возразил Тирант, — вы удерживаете меня насильно. — Он выдернул из рукава листок, подписанный Кармезиной, и тряхнул им в воздухе. — Вы заключили меня в крепкие оковы, вы заперли меня в тюрьме, ваше высочество! Таким образом, вы — лгунья, потому что нарушаете собственные обещания.
Принцесса вспыхнула и, подбежав к Тиранту, вырвала из его руки охранную грамоту.
— Ну так оставайтесь же в тюрьме, если вам так охота, жестокий человек! — воскликнула она, разрывая листок на тысячу клочков. — Я сделала ошибку, написав все это!
И она прихлопнула обрывки туфелькой, а Тирант смотрел на нее с обожанием.
— Хотите вы сейчас пообедать? — преспокойно осведомилась принцесса, когда с охранной грамотой было покончено.
— Да, — ответил Тирант.
— В таком случае предложите руку герцогине Македонской и проводите нас в обеденный зал, — велела Кармезина.
— А где же Диафеб? — удивился Тирант.
Тут Эстефания залилась слезами и сказала, что Диафеб чрезвычайно болен и даже не может вставать с постели, как бы ему того ни хотелось. А Кармезина строго спросила, неужели сеньор севастократор настолько невежлив, что не желает подать руки герцогине Македонской.
Тирант опустил глаза и покорился, а Эстефания повисла на его локте и принялась щекотать его ухо губами: она как будто нашептывала ему что-то, но на самом деле ничего связного не произносила, а просто дула ему в шею.
За обеденным столом Тиранта окружили всеобщим вниманием. Император, сеньор Малвеи, прибывший через полчаса после Тиранта Ипполит — все они пребывали в полном забвении. Дамы смотрели только на севастократора, наперебой подкладывали ему на тарелку лучшие куски и говорили с ним все хором.
— Сеньор севастократор, нам даже боязно сидеть рядом с вами.
— Говорят, вы убили голыми руками двух свирепых турков, просто подбросив их в воздух!
— Это ведь правда, что вы снесли головы девяносто четырем врагам, а еще сто одиннадцать разрубили на части?
— Я разрубил девяносто четырех турок на сто одиннадцать частей, — сказал Тирант, жуя.
Это возымело волшебный эффект: дамы немного попритихли, и только одна прошептала в благоговейной тишине:
— Он ест от того кусочка, что подложила ему я!
Тотчас на эту даму напустились другие, обвиняя бедняжку в самозванстве.
— Вы, кажется, желаете приписать себе мои заслуги? — язвительно спросила одна из дам. — Это был тот кусочек, что выбрала я!
— Я съем все куски, — заверил их Тирант.
И он набивал живот, не желая никого обидеть.
— Я хочу служить в вашем войске, севастократор! — сказала дама, сидевшая напротив Тиранта. — Возьмите меня, я стала бы носить щит и служить вам покровом, если бы вам вздумалось пострелять из лука.
— И мне дайте должность! — взмолилась другая дама. — Я бы могла надевать на вас доспехи. Мы, женщины, обладаем ловкими, проворными пальцами. Я бы сумела завязывать все эти завязочки и тесемочки куда лучше, чем любой паж.
— А я согласна сделаться конюхом, — молвила третья дама.
— Я претендую на звание копьеносца! — воскликнула еще одна. — Возьмите нас с подругой; мы вдвоем носили бы за вами рыцарское копье!
— Я хочу быть барабанщиком!
— А я — носить штандарт!
— Я стала бы вести переговоры с врагами.
— А я умею карабкаться по лестницам и берусь взять штурмом первый же город, который встретится нам на пути.
— Что ж, а я могла бы стрелять из бомбарды.
— Для того чтобы стрелять из бомбарды, много ума не требуется, — язвительно заметила одна из дам-соперниц. — Лично я намерена следить за тем, чтобы на оружии севастократора не появилось ни пятнышка ржавчины.