— Эстефания, — сказала, например, Кармезина, — выложила цветными камушками ваш портрет, только мой арапчонок его разрушил, думая, что это не камушки, а леденцы.
И еще она сказала:
— Эстефания сделала четки, и в них столько бусин, сколько раз вы ее поцеловали, и когда она закончила делать эти четки, то нашла их чересчур короткими.
И еще Кармезина рассказала:
— Всякую ночь Эстефания натирает свое тело благовонными маслами и думает, что это вы прикасаетесь к ней ладонями.
А еще она поведала о том, что Эстефания хотела отрезать свои прекрасные волосы и сплести из них веревку. дабы Диафеб мог с помощью этой веревки взобраться на стену осаждаемого города и таким образом снискать себе великую славу.
Слушая все это, Диафеб распалялся все больше, и скоро постель его начала пылать, как будто он лежал не на простынях, а на раскаленных углях. И один край покрывала действительно немножко обуглился.
* * *
В середине третьего дня болезни Диафеба в замок Малвеи явился Ипполит — сын владельца. Он соскочил с коня и бросился к своему отцу, который был счастлив прижать отпрыска к груди и найти его после перенесенных испытаний возмужавшим, но ничуть не пострадавшим.
— Меня прислал Тирант Белый с важным поручением, — сказал Ипполит, посмеиваясь. — Должно быть, дело действительно важное, потому что у севастократора был такой вид, будто он вот-вот помрет, когда он рассуждал об этом.
— Как вы можете говорить о подобных вещах столь легкомысленно! — одернул Ипполита отец.
— Не знаю, — признался юноша. — Но все, что связано с любовью, представляется мне чрезвычайно забавным. Это все равно как видеть Геркулеса за прялкой! Севастократор совершает немыслимые подвиги, он рубит врага и отражает удары, и громоздит вокруг себя горы трупов; он пересаживается с одного коня на другого, потому что враги все время пытаются убить его… И вдруг такой человек краснеет, отводит глаза и принимается лгать самым детским и невинным образом!
— Дитя мое, вы не должны выражаться об особе севастократора так фамильярно!
— Я люблю его, — просто сказал Ипполит. — Мы все его любим, кроме герцога Македонского, который, благодарение Богу, уже мертв. И полагаю, что любовь позволяет мне быть искренним, не так ли?
— Какое поручение дал вам севастократор? — спросил отец, стараясь сурово нахмурить брови, но против собственной воли расплываясь в улыбке.
— Очень странное. Я должен испросить у принцессы Кармезины охранную грамоту для Тиранта Белого. Иначе он не приедет в замок Малвеи.
— Охранную грамоту? — изумился сеньор Малвеи. — Но какое же преступление совершил севастократор, если ему потребовалась охранная грамота?
— Понятия не имею! — хитро ответил Ипполит. — Но что бы он ни делал, он все делает с особым умыслом. И даже когда он выглядит глупым, подобно всем влюбленным, он не перестает быть все тем же хитрым и рассудительным Тирантом. Так что мне остается лишь отправляться к принцессе и выпрашивать у нее искомое.
— В таком случае выполните свое поручение как можно лучше, — приказал отец.
— Так я и поступлю. — И Ипполит ушел.
Принцесса Кармезина приняла его тотчас, надеясь узнать что-либо новое о Тиранте. Однако она не стала сразу заговаривать с Ипполитом о том, что ее интересовало, и сперва помучила себя и собеседника разными посторонними разговорами. Наконец она повернула голову, уставилась в окно на пустое небо и равнодушным тоном осведомилась:
— А как здоровье севастократора?
— Лучше, ваше высочество. Было совсем худо, — сказал Ипполит, втайне забавляясь, — но теперь он пошел на поправку. Он много спал и во сне бредил. Говорил о багрянце, о каком-то зареве и пожарах…
— О багрянце? — переспросила Кармезина.
— Да, о чем-то багровом, — подтвердил Ипполит. — Мы все молились о нем.
— Что ж, я рада, что ему лучше. — Кармезина поправила свои красные юбки. — Каковы его планы? Не намерен ли он явиться к своему государю и доложить обо всем лично — вместо того чтобы присылать сюда посланцев, которые и двух слов-то связать не могут, да к тому же больны и страдают от горячки!
— Кто это болен? — удивился Ипполит.
— Посланец Тиранта! — ответила Кармезина. — Вот кто! Негодный Диафеб Мунтальский, которого я, впрочем, с некоторых пор называю своим братом!
— Когда мы расставались, — сказал Ипполит, — Диафеб был совершенно здоров.
— Ну а теперь он болен, — отрезала принцесса. — Что ж, если ваш драгоценный севастократор так глуп и труслив, что не осмеливается и шагу ступить без охранной грамоты и совершенно помешался на этой чепухе, я, пожалуй, напишу для него несколько строк. А то он так и отсидится в своем боевом лагере и не удостоит нас визитом.
Она подошла к столу, где быстро начертала несколько строк. И там было написано, что лишь трусы прячутся за листком бумаги и лишь глупцы требуют странных документов, смысл которых им самим непонятен. «И если вам угодно, то вот мои собственные слова: благодаря этой грамоте вы имеете право входить в любые помещения и выходить из любых помещений и перемещаться по всей империи по собственной воле».
— Теперь, надеюсь, севастократор совладает со своими недугами и навестит нас.
И принцесса вручила бумагу Ипполиту, а тот сунул письмо в рукав. Принцесса подставила ему щеку и позволила себя поцеловать, что и было проделано с истинно братским добросердечием.
* * *
Едва лишь охранная грамота очутилась в руках Тиранта, как он сразу же просветлел лицом и сделался опять прежним, каким был до того, как глупость Диафеба и раны состарили его.
Ипполит с интересом наблюдал за севастократором.
— Неужели одна-единственная бумага способна сотворить такое чудо? — сказал наконец молодой рыцарь из Малвеи. — Еще вчера вы были грустны и никого не хотели видеть, и даже отказывались навестить моего отца, не говоря уж об его императорском величестве. А сегодня к вам, похоже, вернулись все те силы, что вы растратили на дорогах империи!
Тирант улыбнулся.
— Распорядитесь, чтобы для нас оседлали лучших коней, — только и произнес он. — Мы едем в Малвеи, и чем скорее, тем лучше.
По пути в замок Тирант постоянно подгонял коня и в конце концов обогнал Ипполита, совсем не заботясь о том, что пристойнее было бы приехать вдвоем, держась бок о бок, нежели скакать друг за дружкой, словно состязаясь..
Севастократор вихрем влетел в Малвеи, спустился с коня и стремительным шагом прошел в покои, которые, как ему указали, занимала принцесса.
Кармезина находилась там со своей нянькой Заскучавшей Вдовой и несколькими другими дамами, в том числе и с Эстефанией, герцогиней Македонской. Тирант так топотал на лестнице, пока поднимался, так грохотал в соседних залах, что не услышать его приближение было бы мудрено.