я отберу тебя у той проклятой твари!
Встречая дочь, Маири сказала:
– Джанет, пора домой. Нам нужно отдохнуть. А заодно расскажем твоему отцу, что там с нами происходило. – Она поглядела на мужа. – Из рассказов нашей дочери я поняла: у тебя есть возможности помочь найти Томаса и спасти его от незавидной участи, которая ему сейчас грозит. Я права, Джон?
Рэйвенскрофт чуть сжал ладонь жены, а затем поглядел на Джанет. Наслоения вины от множества прошлых конфликтов отпали, оставив лишь глубокую, безусловную любовь к дочери. Джанет же, вспоминая те самые ссоры, прикусила язык, оставляя все свои смешки и колкости при себе. Но обе женщины улыбнулись в ответ на слова Джона:
– Безусловно. Все, что у меня есть, принадлежит вам.
Пристально посмотрев на отца, Джанет задала вопрос:
– Папа, как же ты подгадал оказаться именно здесь и сейчас, к нашему приходу?
– Ох… я вспомнил ту историю насчет тролля, стерегущего этот мост. И мне подумалось, что лучше места для ожидания не найти. Что же до подгадываний… Я просто приезжал сюда и ждал вас каждый вечер, все последние шесть месяцев.
– Ого! Нас носило целых полгода?
– Получается, так.
Это признание как ничто другое говорило, насколько ее отец преобразился из некогда порывистого, нетерпеливого властолюбца.
Видно, это удивление настолько явственно проступило на лице Джанет, что он тихо произнес:
– Назови это покаянием или чувством вины, или как тебе больше нравится, но я хочу начать все сначала. Если такое возможно.
– Я думаю… Я надеюсь, что да.
Маири взялась за руки со своим мужем и дочерью.
– Ну так идем, я хочу снова увидеть мой дом.
* * *
На пути к небольшой парковке сразу за мостом, где стояла машина, Джон взглянул на жену и заметил ношу, которую она все это время безропотно несла.
– Ой, милая. Твой рюкзак, наверное, тебе все плечи оттянул. Давай я его понесу.
Маири лишь со вздохом перекинула лямку с одного усталого плеча на другое.
– Ничего, я справлюсь.
Открывая дверцу машины, Джон оглянулся на дочь, которая стояла возле громоздкого мотоцикла, и спросил:
– Ты, я так понял, сама доберешься?
Джанет, седлая «лайтнинг», задорно улыбнулась:
– Ага, пап. Ну что, голубки мои, увидимся дома?
И, включив передачу, выехала со стоянки и помчалась по шоссе в сторону Инвернесса.
Мать задумчиво посмотрела на Джона и вздохнула:
– Наша дочь выросла в прекрасную девушку. Жаль, я не видела, как она растет!
Джон попытался развеять ее мрачное настроение:
– Садись быстрее. Мы еще поглядим, кто кого обскачет!
* * *
Под каменным мостом, уютно свернувшись на широких коленях у тролля, улыбчиво переглянулись две серебристые лисички.
– Ах как мило!
– Воссоединение семьи…
– … всегда…
– … греет душу.
– Точно.
39
С той ночи, как у его парадных ворот лютой смертью погибло столько людей, все, кто работал на Джона Рэйвенскрофта, разом уволились, оставив его одного обретаться в своем огромном пустом особняке. Так что прекрасный голос, доносившийся из коридора в кабинет Джона, где тот крепко спал, уткнувшись головой в сложенные руки, приятно нарушил тишину, так долго царившую в поместье.
По возвращении накануне ночью Джанет, сославшись на усталость, сразу же ретировалась в свою комнату. Но Маири была так взволнована тем, что наконец вернулась домой, что примеру дочери не последовала и прошлась рука об руку с мужем по большому дому. За этим занятием она немного рассказала о том, что с ними произошло в чужой стране.
Джон шесть долгих месяцев провел в одиночестве в огромном пустующем доме, разбирая последствия той ночи хаоса. Однако именно гнетущее чувство вины за исчезновение жены и дочери доставило ему столько бессонных ночей. Решив целиком посвятить себя поиску семьи, Рэйвенскрофт ушел с поста генерального директора своей компании и перестал появляться на бесчисленных совещаниях, которые отнимали у него уйму времени.
Позднее, после того как и Маири, сраженная усталостью, заснула в спальне, Джон после столь долгой разлуки не решился лечь с ней, а прошел в свой кабинет и сел за стол, где начал обдумывать все, что увидел и услышал этой ночью.
Он понял, что время в потустороннем мире течет гораздо быстрее, чем здесь. Заметная перемена в Джанет и ее отношении к нему наглядно об этом свидетельствовали. Тем не менее Джону стоило больших усилий отбросить свои давние сомнения и просто принять рассказанную женой историю на веру. А что ему еще оставалось? Как ни пытайся убедить себя в обратном, но он видел, как его дочь поглотила некая потусторонняя сила и как лютовали в ночь резни те хищные звери. А затем, буквально вчера, он стал свидетелем ее общения с каким-то огромным существом – предположительно, троллем – на мосту.
Усталость в итоге сморила и его, и Джон заснул прямо за столом, под ярким светом лампы.
Проснулся он под мягкие переливы мелодии, которую душевно выводила его жена. Голос будил воспоминания, столько лет дремавшие под спудом памяти. Джон встал и на слегка затекших ногах двинулся по коридору, на теплый голос с очаровательно иноземным акцентом.
Луна сияет этой ноченькой,
Приходи – мы потанцуем, попоем.
Под баньяновым под деревом
Мы помилуемся вдвоем.
Под баньяновым под деревом
Мы помилуемся вдвоем.
Дамы с реверансами, господа с поклонами —
Она чечетку бьет, а он поклон.
Под баньяновым под деревом
Мы помилуемся вдвоем.
Под баньяновым под деревом
Мы помилуемся вдвоем.
Маири он застал в уютном кресле, лицом к саду, что раскинулся за кружевными занавесками. Она пела, прикрыв глаза, и ее кроткие черты омывал утренний свет.
Джон молча стоял в блаженстве от того, что эта женщина вернулась в его жизнь.
Давай-ка за руки возьмемся мы
Да потанцуем, попоем.
Под баньяновым под деревом
Мы помилуемся вдвоем.
Под баньяновым под деревом
Мы помилуемся вдвоем.
Дойдя до последнего куплета, Маири открыла глаза и увидела, как на нее с задумчивой нежностью любуется муж.
Она ответила теплой улыбкой:
– Вот ты где, любовь моя.
– Маири, я что-то не припомню эту песню. Ты ее раньше, кажется, не пела?
Жена рассмеялась.
– Может, и нет. Это старая ямайская мелодия, которую мы с мамой напевали вместе. Ее слова всегда так живо вызывают память о моих родителях – наверное, потому я так редко и пела ее в прошлые годы… Но надеюсь, это скоро изменится.
Лицо