— Ты не думаешь, что все еще может наладиться?
— Теперь? Ни за что!
— Слишком поздно?
— И слишком поздно, и слишком ужасно, и слишком невозможно! — Ее мягкий хрипловатый голос задрожал. Она откашлялась. — Слишком все страшно!
Он повторил за ней, потрясенный:
— Страшно?
— Да! Это то, что я думаю о жизни! В ней нет ничего, кроме глупой надежды. Затем крах — и одиночество.
— О Джой! Джой! — воскликнул он с раскаянием, самым искренним, на которое был способен. Никогда раньше Джеффри Форд не казался себе более влюбленным в это прекрасное дитя, которому несколько месяцев назад он предлагал такую изысканную любовь. Где же сейчас эта невинно-пылкая нимфа, которую его воображение романиста наделило шаловливым очарованием полотен Фрагонара и любовной лирики эпохи Возрождения?
Брак ли, Траверс ли или что-то еще превратило девушку в вызывающего сострадание ребенка, стоящего здесь, поникшего, изнемогающего от усталости, говорящего бессвязно и возмущенно об одиночестве? Джой была на пределе. Никогда раньше не подавляла она в Джеффри Форде так сильно инстинкт коллекционера. С другой стороны, никогда так не будоражила в нем обычное, глубоко затаенное чувство порядочности и человечности.
Слишком обеспокоенный тем, чтобы не показаться грубым, резким, нетактичным, он вдруг выпалил:
— Ах, вот в чем дело? Причина, значит, в том, что ты несчастлива со своим мужем?
— С Рексом? Счастлива!
Джой угрожающе засмеялась. Форд, бросив быстрый взгляд вокруг себя, сделал шаг к ней. Рой, лежавший большой грудой возле ее ног, навострил свои волчьи уши, издав предупредительное рычание, встал и выжидательно посмотрел на молодую хозяйку. По-видимому, в ней что-то сломалось, ибо она выкрикнула:
— Счастлива! — и громко засмеялась, не заботясь о том, где сейчас находится, не думая о времени, о Мелани и Мери, о том, что скажет Джеффри Форд… — Неужели ты не видишь? Я считала, что каждому видно! Но теперь с этим покончено, больше это не может продолжаться.
— Это? Что ты имеешь в виду? Джой, моя дорогая! Могу ли я что-нибудь для тебя сделать?
— Остается только одно! — воскликнула она вызывающе и более твердо. Когда эти слова вырвались наружу, на какой-то миг ее охватило чувство облегчения. — Я знаю, что делать. Мне надо все оставить, все бросить, расчистить завалы и начать все заново. Займусь другим, пересмотрю свои отношения. Каждый должен через это пройти в какой-то момент своей жизни. Для меня он наступил. Я слишком много значения придавала всему, я была слишком ранима. Но можно начать все сначала… Я не хочу никого видеть из прежних знакомых! Не хочу хранить в памяти ничего, что напоминает мне о прошлом. Пусть все будет совершенно новым. Может быть, тогда?.. Но только не здесь. И не в Лондоне. Возможно, в Париже. Я больше не могу вынести здесь ни одной минуты! Не могу оставаться здесь. В Париж!.. Я уезжаю прямо сейчас.
И тут раздался голос. Но отнюдь не Джеффри. Он прозвучал уверенно, глубоко и спокойно на фоне ее страстного крика.
Это был голос человека, открывшего дверь и вышедшего к ним на балкон. Он сделал шаг вперед и посмотрел на них.
Та же белая куртка поверх костюма, тот же самый балкон, тот же час, что и в ту ночь, когда все, казалось, достигло самой вершины. То был Рекс Траверс.
Глава двадцать первая
ОШИБКИ ТРИО
Все люди острова, кричащие друг другу ложь через моря непонимания.
Киплинг
1
Рекс Траверс появился на вилле не десять минут назад, а раньше. Он поставил свою автомашину и поспешил в комнату Мелани сообщить ей радостную весть, что у нее появился еще один маленький племянник и что все в порядке и с малышом, и с матерью. Затем он прокипятил какие-то свои инструменты в маленькой темной комнате для проявления фотоснимков, находящейся справа от ванной комнаты, и тут услышал лай Роя. Закончив дело, он поспешил на балкон.
Траверс застал парочку в тот самый момент, когда Джой так шумно разразилась — «я не могу больше этого вынести… уехать прямо сейчас».
Сцена, которая последовала затем, связана с непониманием друг друга, вся троица, двое мужчин и девушка, не в состоянии была разобраться с чувствами.
Так как Рекс не включал света, он подумал, с горечью глядя на луну: «Слишком похожа на фонарь полицейского, пропади оно все пропадом». Но тут облако заслонило луну. Они стояли в сумерках той благоухающей южной ночи, которая никогда не бывает полностью темной и всегда дает неверное освещение, при котором каждый знакомый предмет выглядит не таким, как на самом деле. Пожалуйста, представьте себе этот тенистый сад, эту виллу, бледным ликом проглядывающую сквозь темную листву, и этот чуть освещенный балкон, где расположилось трио. Девушка (по ее светлой фигуре пробегали легкие узоры теней от колеблющейся листвы) и двое мужчин (их более высокие темные фигуры местами были покрыты продолговатыми пятнами света). Каждый находился в состоянии возбуждения, и никто не пытался заглянуть в душу другого.
Рекс Траверс заговорил первым. Следы сильного душевного потрясения никак не проявлялись в голосе. В подрагивании теней, в случайных отблесках лунного света он звучал решительно, как часы с боем.
— Простите! Я слышал, что сказала Джой.
Он повернулся к бледной сжавшейся фигурке. Она застыла, точно жена Лота, превратившаяся в соляной столб. Веретенообразный силуэт мужчины в вечернем костюме был также неподвижен. Именно к нему обращался Рекс, продолжая разговор с Джой:
— Я только хочу напомнить тебе то, что сказал сегодня утром. Все, что зависит от меня, я выполню. Все будет в полном порядке.
Стройная фигурка, задрапированная в шаль, подняла темную голову и, лихорадочно сжав два маленьких кулачка, выдохнула:
— Все в порядке?
Настолько тихо прозвучал голос, что ни один мужчина не был уверен в произнесенных словах. Ни один из них не догадывался, что спасительная надежда вспыхнула в ней на мгновение. Но только на мгновение. Через минуту она погасла.
— Этим утром, помнишь, ты дала мне знать, что желаешь свободы. Я сказал, что не буду мешать тебе. Так знай, ты свободна и можешь уйти.
Джой слушала холодея. Уйти? Ей не верилось. Это не может быть правдой… Нельзя же в действительности так…
Скептически настроенный Джеффри Форд подумал: «Что здесь происходит? Что случилось между этими двоими? Для чего мы здесь?» Его темный силуэт оставался неподвижным.
Траверс продолжал сдержанно и спокойно говорить что-то о честной игре… никакой попытки удержать Джой против ее воли.
«О Боже, — размышляла Джой, — происходят странные вещи…»
Застывшая Джой не могла произнести ни слова. Казалось, она во власти одного из тех ночных кошмаров, когда ты пытаешься закричать, но страшное фантастическое чудовище крепко зажимает твой рот могучей лапой.