Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но дело обстоит еще гораздо более странно. Справедливость задохнулась бы, если бы осталась наедине сама с собой. В чем заключалась бы тогда подлинная справедливость? Очевидно, в том, что каждый получал бы по заслугам. Значит, не всеобщее равенство, а живой порядок в соответствии с различиями людей и вещей. Но чтобы знать, чего же заслуживает данный человек, я должен разглядеть его во всей неповторимой индивидуальности, а это я могу сделать только глазами любви. Лишь на просторе, открывающемся ее взгляду, образ человека получает возможность выявиться полностью... Таким образом, справедливость никак не может обрести завершение собственными силами – только любовь создает предпосылки, необходимые для того, чтобы справедливость исполнила свое назначение. «Высшее право – тягчайшая несправедливость», – гласит древнее изречение. Справедливость, живущая только сама по себе, превращается в свою недобрую противоположность.
Таким образом, возвращение младшего брата становится для старшего судьбоносным часом. Притча не говорит о нем больше ничего, но он, несомненно, стоит перед важнейшим решением. Если он останется только при справедливости как таковой, то впадет в такую узость, которая уничтожит свободу духа и сердца. Все зависит от того, поймет ли он, что означают слова отца, что, собственно, значат прощение и обращение, и войдет ли он этим путем в то царство творческой свободы, которое выше справедливости.
Вероятно, эта притча была рассказана по какому-то определенному поводу. Может быть, Иисус встретил какого-то сомнительного человека, увидел его добрую волю, привлек его к Себе, а «праведные» сочли это предосудительным. Это мог быть Закхей, который, как все сборщики налогов, считался изменником, и притча могла служить ответом на это негодование.
Должно быть, повод такого же рода вызвал и притчу о хозяине и работниках (Мф 20.1-15). Утром хозяин отправляется к месту сбора тех, кто ищет работу, нанимает их и уславливается о поденной плате в один динарий. В течение дня он еще несколько раз заглядывает туда же, нанимает также и других незанятых и обещает им соответствующую плату. Вечером он рассчитывается и сначала дает по динарию пришедшим последними. Видя это, начавшие работать раньше надеются получить больше и разочаровываются, когда и они получают только по динарию. Они начинают роптать. Тогда хозяин отвечает их представителю: «Друг! я не обижаю тебя; не за динарий ли ты договорился со мною? Возьми свое и пойди; я же хочу дать этому последнему то же, что и тебе. Разве я не властен в своем делать, что хочу? Или глаз твой завистлив оттого, что я добр?» (Мф 20.13-15).
И опять наша первая реакция: работники правы! может быть, не с точки зрения закона, так как они получили столько, сколько было условлено, но с точки зрения справедливости. Ибо если те, кто работал лишь короткое время, также получают по динарию, то заработок первых этим обесценивается. Ответ же хозяина на жалобу нисколько не удовлетворяет их. Напротив, он прямо-таки провоцирует возмущение: «Имею я право делать с моими деньгами, что хочу? Нет, не имеешь! Есть закон, который выше твоих денег, выше твоей власти, и это – закон справедливости. Ты сам вместе со своим имуществом подчинен этому закону. К нему мы обращаемся против тебя!»...
И все же вся притча подчеркивает именно этот ответ хозяина. Сдвинуться с мертвой точки мы можем, только осознав, что под хозяином подразумевается Бог. Притча означает: хозяин бытия, дающий работу и награду, распределяющий различные судьбы, – это Бог. Он – Творец, Всемогущий, Первый. Все принадлежит Ему. Выше Его нет ничего. Что он решает, то и правильно. Согласно ли наше сердце? Нет. Мы и от Бога требуем справедливости. Мы предъявляем претензии Его могуществу с точки зрения справедливости. Этот протест не противоречит благочестию. Есть целая книга Священного Писания, которая посвящена утверждению чувства справедливости и спору с Богом, это – книга Иова. Иов знает, что он не согрешил – не согрешил так, чтобы быть наказанным такой судьбой. Поэтому он может видеть в ней только несправедливость по отношению к себе. Друзья Иова выступают защитниками справедливости: он наверно согрешил, ибо такую судьбу он мог получить только в наказание. Но под конец долгой беседы Сам Бог презрительно заставляет их замолчать. Перед Иовом же Господь предстает во всей Своей живой тайне, и всякий протест смолкает...
Что это означает? Мы взываем к Божиему всемогуществу, к Его справедливости и отказываемся заранее считать справедливым то, что Ему угодно, только до тех пор, пока не проникаемся живым сознанием того, кто Он. Как только Бог хоть немного постигается нами в сути Его святого бытия, это возражение становится беспредметным, ибо все начинается с Бога. Справедливость не закон, стоящий над всем, даже и над Богом: Бог Сам есть справедливость. Как только мы принимаем ее таковой, перед нами происходит как бы кристаллизация живого Божественного бытия. Таким образом, она не особый пункт, на котором человек мог бы утвердиться в противостоянии Богу; напротив, тот, кто утверждается на ней, стоит в Боге и должен от Него, Который больше справедливости, учиться тому, что она означает в жизни.
Этого нельзя доказать путем логических рассуждений. Что Бог «имеет право делать со своими деньгами что хочет» – не только «может», но и «имеет право», и что это правильно, безусловно правильно само по себе, вопреки всем возражениям на это рассудка и сердца человека, и что право вообще только и начинается с Божией воли, являясь не чем иным, как воплощением смысла этой воли, свидетельствующим о себе самом, – это невозможно понять, этим можно только проникнуться в той мере, в какой человек встречается с Богом. Бог есть Тот, у Которого это так. А все это вместе составляет тайну доброты. Кульминация притчи в словах: «Или глаз твой завистлив от того, что я добр?» Свобода Бога, никакому суждению не подвластная суверенность Его решения, тот факт, что над Ним нет ничего, к чему можно было бы обращаться – все это вместе и есть доброта, любовь. В Новом Завете для этого есть особое название: благодать. Человеку уже адресуется призыв не замыкаться в справедливости, но открыться этому Божественному мышлению и деланию, которое есть доброта, отдаться благодати, стоящей над справедливостью, и в ней стать свободным.
При этом происходит нечто странное: человеку, ссылающемуся на справедливость, говорится, что он в действительности «завистлив». Собственно, довольно обидно услышать, что ты завистлив, потому что с тобой поступили несправедливо и ты заявляешь претензию! Ты указываешь на неоспоримость права, а тебя укоряют в неполноценности твоих собственных побуждений! Но если мы вдумаемся в Писание как в Слово Божие, то воспримем тот урок, что, когда мы ссылаемся на самую непререкаемую ценность, на самый ясный довод, а именно – на «справедливость», она часто, а может быть и всегда, служит маской, за которой скрываются совсем другие побуждения.
Справедливость человека, как нас учат, очень сомнительна. Он должен к ней стремиться, но не должен на нее опираться. Может быть, мы понимаем смысл Нового Завета так, что истинная справедливость находится не в начале, а в конце. Напротив, та справедливость, которую патетически кладут в основу понимания вещей, двусмысленна. Подлинная справедливость проистекает из доброты. Только когда человек научился в школе Божьей любви объективно смотреть на других людей и на самого себя, он становится способным к справедливости. Чтобы быть справедливым, надо научиться любить.
8. «ЕСЛИ НЕ БУДЕТЕ КАК ДЕТИ»Однажды ученики Иисуса пришли к своему Учителю и спросили: «Кто больший в Царстве Небесном?» «Иисус, призвав дитя, поставил его посреди них, и сказал: истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное. Итак, кто умалится, как это дитя, тот и больше в Царстве Небесном. И кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот Меня принимает; а кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской... Смотрите, не презирайте ни одного из малых сих; ибо говорю вам, что Ангелы их на небесах всегда видят лице Отца Моего небесного» (Мф 18.1-6 и 10).
В этом рассказе мы соприкасаемся с повседневностью, в которой жил Иисус. Мы наблюдаем нечто человеческое, глубоко человеческое, что там происходило, и видим, как из краткого мгновения рождалось учение и наставление для всех времен. Ученики ревнуют друг к другу. Они считают, что скоро придет царство Израильское, хотя и воздвигнутое Богом, но в человеческом величии. Поэтому они и размышляют о том, какую роль будут в нем играть. У Марка это проявляется с еще большей силой: Иисус «пришел в Капернаум; и когда был в доме, спросил их: о чем дорогою вы рассуждали между собой? Они молчали; потому что дорогою рассуждали между собою, кто больше. И, сев, призвал Двенадцать, и сказал им: кто хочет быть первым, будь из всех последним и всем слугою. И, взяв дитя, поставил его посреди них и, обняв его, сказал им: кто примет одного из таких детей во имя Мое, тот принимает Меня; а кто Меня примет, тот не Меня принимает, но Пославшего Меня» (Мк 9.33-37).