уюта. Еще немного времени, впрочем, оставалось, и Борис торопился из другого города, чтобы встретиться с нами в парке недалеко от причала.
– Рад видеть тебя, Джо, – сказал он, крепко обнимая меня в тени ветвистых каштанов. Ощущение было такое же, как и при нашей первой встрече – его чарующая улыбка и стройное тело молодого хиппи. Как будто ничего не изменилось, и энергия его сразу придала мне уже почти забытое ощущение покоя и надежды. Солнце скрылось за тучей, горько подмигнув на прощание, но не в состоянии бороться.
– Борис, – сгорая от журналистского нетерпения, сразу взяла быка за рога Линда. – Почему, как вы думаете, Джоанне отказывают в визе?
Борис стоял перед нею – высокий, стройный, волосы развевались на мягком весеннем ветру.
– У меня нет объяснения. Я сам не знаю ответа на этот вопрос. По моему убеждению, то, что сделала Джоанна, – один из самых позитивных моментов культурного обмена, а тот факт, что сделала она это еще до перестройки, только говорит в ее пользу. Для меня в происходящем сейчас нет никакой логики. По всей видимости, есть люди, придерживающиеся консервативных ценностей и не желающие ничего знать о свежих идеях. Те же люди, что годами запрещали рок, теперь запрещают Джоанне въезд в страну. Я думаю, что по тем же причинам.
– Ну что ж, а я думаю, что нам не следует давать им еще и дополнительные причины, – мягко сказала мать, давая тем самым понять, что настало нам время садиться на корабль.
– Уезжать ужасно не хочется, но, боюсь, выбора у меня нет, – грустно произнесла я. – Но вы же, ребята, знаете, что я вернусь…
Один за другим они крепко обняли меня на прощание.
– Джо, мы ждем тебя, – сказал Виктор. Его взгляд соединился с моим, как мост соединяет разъединенные водой берега.
– Все будет хорошо! – улыбнулся своей лучезарной улыбкой на прощание Борис.
Я стояла, пытаясь запечатлеть в памяти эти прекрасные лица. Из-за облаков вновь выглянуло солнце, и в его лучах они стали похожими на ангелов. Наконец Юрий крепко обнял меня за плечи и повел к причалу. Мы стояли, прижавшись друг к другу целую вечность, слушая, как вода плещется о берег этой неумолимой страны.
– Бейби, все будет в порядке, – прошептал Юрий, крепко сжимая меня. Он чувствовал, что я, как голодный зверь, готова была ринуться обратно в город. – Мы будем вместе. Целую тебя, скучаю по тебе.
Спокойствие Юрия передалось мне, и, глядя на него, я больше не боялась уезжать. Я верила ему, и я знала, что, когда я уеду, обо мне здесь не забудут. Меньше, чем за день, мои друзья вернули мне три года, и я знала, что годы эти опять будут со мной, когда я приеду в следующий раз.
– Вы не боитесь, что вам больше никогда не удастся сюда еще раз приехать? – спросила меня Линда уже на корабле.
Я стояла у окна и неотрывно смотрела на удаляющийся серый берег. Где-то там на горизонте была моя стая: ребята, как обычно шутя и дурачась, шли по домам, напевая ставшие нашими общими песни. Я практически видела их взгляды, когда они, оборачиваясь, пытались сквозь густой город разглядеть то место, где я, стоя на качающейся палубе, вглядывалась сквозь даль в них.
– Джоанна? – повторила Линда. – Вы не боитесь, что вам больше никогда не удастся сюда еще раз приехать?
Все это мы уже проходили. Отчаянию поддаваться я больше не намерена. Мои волки ждут меня.
Глава 39
Никому кроме Зигги[137]
В то самое время, когда я тайком проникла в Россию на семь часов из Финляндии, точно так же скрывшись от посторонних глаз, американский госсекретарь Джордж Шульц и советский министр иностранных дел Эдуард Шеварднадзе обсуждали предстоящую встречу между президентами Рейганом и Горбачевым. Благодаря непрекращающемуся давлению со стороны сенатора Алана Крэнстона Шульц на встрече поднял вопрос и обо мне с моей злополучной визой. Что именно он сказал, я никогда не узнаю, но, что бы ни происходило на этой встрече, она в точности совпала по времени с тем, что Советы, по всей вероятности, узнали о моем тайном проникновении и повторной подаче заявления на свадьбу.
– Что это? – озадаченно спросила мать.
– Сама пока не могу поверить. Я получила визу в Россию на сентябрь!
Советские власти, видимо, поняли, что сдаваться я не намерена и что, когда на тебя мчится разъяренный бык, лучше отойти в сторону, чем стоять у него на пути. Я была на седьмом небе от счастья. Я еще не успела отойти от возбуждения после своей поездки, и теперь это! «Благодарю, благодарю Вас! – написала я сенатору Крэнстону. – Не хватит слов, чтобы выразить Вам свою благодарность». Я отправила ему в подарок крутейшие советские часы, а его жене – расписную палехскую шкатулку, но я до сих пор не уверена, поняли ли Крэнстон и его помощница Элми Беремеджо в полной мере всю ту безмерную благодарность, которую я испытываю по отношению к ним обоим. И по сей день благодарность эта переполняет мое сердце.
Казалось, лучше дела идти уже не могут. Пока не раздался телефонный звонок.
– Это Джоанна Стингрей?
– Угу, – ответила я, накручивая телефонный шнур на кольца, которыми теперь, в подражание Борису, были усыпаны мои пальцы. – Это кто?
– Я звоню из офиса Дэвида Боуи. Он едет в Лос-Анджелес и хотел бы с вами встретиться.
ЧТО??? БОУИ??? С перепугу я проглотила жвачку. Легенда, моя первая настоящая любовь, кумир моего детства и юности, на музыке которого я росла и которая вдохновила меня пойти по избранному мной пути. БОУИ! Человек, о котором я мечтала всю жизнь. Я ВСТРЕЧУСЬ С БОУИ! И ОН ХОЧЕТ СО МНОЙ ПОЗНАКОМИТЬСЯ!
– Конечно, с удовольствием, – спокойно ответила я. Повесив трубку, я заверещала так, что с ближайших деревьев попадали птицы.
Через несколько дней я сидела в номере отеля Westwood Marquee в Лос-Анджелесе и, затаив дыхание, смотрела, как к дверям отеля подъезжают роскошные лимузины. Я всячески пыталась убедить себя держаться спокойно, не превратиться в его присутствии в обезумевшую фанатку. «Не вздумай прыгать на него, Джоанна! – мысленно твердила я себе. – Не смей прыгать на него!».
– Привет, Джоанна! – вдруг услышала я мягчайший, серебристый голос. Голос, в котором соединились и освежающий дождь, и согревающий огонь. – Я Дэвид. – Он широко раскрыл руки и крепко обнял меня.
«Вот оно, – подумала я. – Так бы я хотела умереть».
– Как здорово, что мы наконец-то познакомились, – продолжал он. – То, что ты сделала с русским андеграундным роком, это по-настоящему круто. – Со своей львиной гривой и завораживающей улыбкой, он говорил легко и