Ацтека лишили поощрений за спортивные достижения и вычеркнули их всех списков на повышение в звании, что он принял особенно близко к сердцу.
После того случая группа участвовавших в драке стала еще плотнее, даже по отношению к другим, абсолютно преданным Ацтеку бойцам. Это никого не настораживало и не удивляло, в том числе и офицера Мороза, что теперь можно смело засчитать ему в проступок… Мы как раз были в долгой экспедиции дальше Серова, никакого другого общения, кроме как со своими, не было. Мне кажется, это во многом ускорило развитие событий.
Штрафники всякий раз, как появлялась возможность, уединялись и много говорили – мне не удавалось подобраться поближе, чтобы выяснить, о чем именно. Затем в их компанию начали вливаться другие бойцы, и здесь я получил шанс разговорить их. Выяснилось, что Ацтек всерьез планирует подстроить аварию в бараках гарнизонных бойцов, и помимо того собирается организовать покушение на Мороза – таким образом, чтобы было похоже на несчастный случай.
Сам Ацтек планирует каким-то образом на всем произошедшем поправить свою репутацию и быстро получить офицерский чин. Он не слишком сообразителен, но далеко не туп, и, скорее всего, у него действительно есть хороший рабочий план. Здесь меня почти раскрыли. Были очень сложные разговоры, еле-еле получилось отбрыкаться, но… моя миссия здесь завершена. Последнее что, удалось выяснить – в четверг вечером у заговорщиков будет очень важная сходка. Уверен, что можно будет взять с поличным. Информация эта поступила еще вчера, но за мной сейчас внимательно наблюдают, поэтому пришлось потратить время, чтобы симулировать язву, и улизнуть через медсанчасть. Сообщить офицеру я не мог, это привело бы к… нежелательным последствиям как для него, так и для меня самого.
-Вот такая ситуация – прервал воцарившееся молчание Томми – О серьезной угрозе говорить не приходится, но прецедент нехороший. Что делать будем? Как считаешь, Монгол?
Монгол разжал пальцы и на стол со стуком выпали две половинки сломанного карандаша. Его лицо кривилось, будто от сильнейшей изжоги. Поборов волнение, он встал, походил взад-вперед по зале, потом развернулся лицом к собранию и сказал:
-Ну а какие тут могут быть варианты? Я своей вины в этом бардаке не отрицаю, хотя мы все понимаем, что эта каша могла завариться в любом корпусе. Мое мнение как генерала такое, что нужно брать их, а затем казнить, публично. В уставе у нас это четко прописано.
-Поддерживаю – поспешил вставить Ерш.
-Кого именно казнить? Весь отряд или только зачинщиков? А что делать с остальными? И сколько их, этих остальных?
Все взгляды устремились к Палычу, вывалившему сразу столько вопросов. Опершись на трость, он тоже встал, но выходить к центру залы не стал, продолжив с места:
-Вы понимаете, к каким последствиям это может привести? Устраивая массовые репрессии, мы, во первых, открыто признаем, что в нашей армии могут случаться серьезные мятежи. Во вторых, показываем, что серьезно боимся их. И в третьих, даем будущим смутьянам идола, погибшего борца против системы Ацтека.
Бред? Для всех нас, собравшихся сегодня здесь за этим столом – безусловно. Но для рядовых бойцов, многие из которых еще прошлым летом за коровой кизяки убирали, это может стать красивой романтической идеей. Сами ж были молодыми, вспомните, сколько дурного энтузиазма вызывали всякие разговоры о сопротивлении, о бунте как таковом. Я готов спорить, что половина из вас превратилась, в свое время, в атаманов, очень вовремя сбросив с насиженного места своего поселкового князька. И сделали вы это вместе со своими сторонниками, которых сначала было тоже совсем немного.
Сейчас кучка беспредельщиков не может представлять для нас опасности, но она может подать пример другим горячим головам, в которые пока еще слишком часто ударяет подростковая моча.
Уничтожим один очаг, но сколько их может появиться в дальнейшем? Пацаны поймут, что под них копает разведка, и оттого станут более осторожными. Чтобы опережать их, нам придется все больше и больше сил тратить на внутреннюю безопасность -но кто знает, как долго мы сможем заниматься этим?
Нам нужно бороться с самим явлением бунта, предвидеть и отсекать все его метастазы, понимаете?
Нельзя принимать вот эту дурную игру, нужно перевернуть стол и швырнуть карты в морду сдающему! Я закончил.
-Дело говоришь, Палыч – заметил Томми. Его глаза снова начали сужаться в сверкающие хитростью щелочки -На корню проблему решать надо. Любезные судари, вы согласны?
Собрание одобрительно загудело. Монгол нахмурился и взгляд его заметался по лицам присутствующих. Палычпо своему обыкновению смотрел прямо в стол и поглаживал бороду, которая стала уже совсем белой, с отдельными прядями мышиного цвета. Томми схватил чью-то чашку, опрокинул в себя остатки плескавшегося в ней жидкости и громко хлопнул ею о блюдце: -Что ж, отлично! В кои-то веки по первому же замечанию у нас образуется полное единодушие взглядов. Я так понимаю, что вас уже распирает от замечательных идей. Давайте, кто первый оккупирует наше внимание?
Удивительным образом каждый из присутствующих нашел с кем переглянуться.
-Ты же к чему-то ведешь, да? – пробасил с другого конца стола Велес.
-Веду, конечно. У нас есть замечательная абстрактная мысль, а конкретики не хватает. И кажется мне, что ранее никто обо всем этом не задумывался, верно? На одном благоразумии Палыча далеко не уедем.
-Так ведь и задумываться раньше не с чего было…
-Конечно не с чего. И вот смотрите какая ситуация получилась – меньше двух дней в запасе, а мы, оказывается неготовы!
-Томми, при всем уважении, ты перегибаешь палку – снова подал голос Ерш – Мы, конечно, понимаем твою нервозность. Но, черт побери, мы обычные люди, а не какие-нибудь ясновидящие.
И ничего странного в том, что никто ничего не придумал по вот этой, только что всплывшей, теме нет! Может, хватит срывать злость?
-Знаешь, я недавно вычитал одну мысль – Томми снова взялся за чашку с чаем, на этот раз за мою
– Не ахти какая свежая, но точная. Так вот: «Любое обобщение является ложью, и всякий, кто произносит слова “все, всегда, никто, никогда” и так далее, лжет вам в глаза». И хрен с ним, что это утверждение противоречит само себе… Так вот, судари, если вы расписались в своей беспомощности, то послушайте, что скажут те, кто думал раньше и видел дальше вашего. Феликс!
Я поднялся со своего места, испытывая жуткое неудобство. Со стороны Томми было очень грубо вот так противопоставить меня всему коллективу, он явно распалился. Быстрее и неожиданнее, чем раньше. Ну да: ночь, стресс. Надо будет потом с ним об этом поговорить. Ни с кем другим командор свои психологические сложности не обсуждает…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});