попавшую в рот чёрную кровь. На вкус она была как ржавое железо, долго пролежавшее в соленом перегное.
Корабельщик выдохнул и выронил меч, судя по всему, он сражался из последних сил, которых больше не осталось. Сырник моментально соскочил с плеча человека и принялся отвешивать звонкие оплеухи капитану. Тот резко закричал, хватая воздух ртом, и с ужасом уставился на Сырника.
— Вставай, вставай! — подоспел Балдур, отбрасывая в стороны тела монстров, что придавили нижнюю часть тела корабельщика. — У нас, вроде как, идея появилась, будем выбираться, все вместе.
— Сил нет… — проскулил тот. — Бедро разбито, еле стоять смогу.
— Ну значит будешь ползти, бросим тебя к певчему, вдвоем может чего и наколдуете.
— Певчий жив? — удивился он.
— Жив, жив, только штаны обделал. Ты вставать будешь или нет?
— Помоги, дай руку! Ай! Ай! Ух! Бедро! Стой, дай меч заберу, не могу его потерять.
— Да брось ты его, навоевался уже.
— Нет, помру, но меч не брошу. Я с ним в руках умереть должен и сожжен на костре. С мечом.
Балдур закинул капитана в круг к Воркуту, который уже копался в своей сумочке и бурчал под нос какие-то заклинания. Сражение продолжилось, когда Балдур занял свое место.
Потоки существ не становились реже или меньше, однако поймав нужный ритм, Балдур и его отряд справлялись с ними, хоть и становилось все тяжелее. Палуба была скользкой от крови и внутренностей, от чего страдала устойчивость. Помимо битвы с противником, что в несколько раз превосходил числом, приходилось смотреть под ноги, и не спотыкаться о трупы.
Барабанящий дождь предательски заливал глаза и мешал сфокусироваться на картине происходящего, а покров тьмы и застывшие во времени волны напоминали о сложившейся ситуации. Секунды, которые уходили у певчего на его искусство превращались в часы и даже дни. Чем дольше тянулось время, тем чаще возникало чувство застоя в руках, а дыхание становилось прерывистым и тяжелым.
За спиной послышался голос Вокрута, подняв руки к небу, принялся читать заклинание. Щелчок, и глефа Миры разделилась на два клинка, которые больше подходили для тесного боя. Одним ударом, сопровождающимся небольшим треском молнии, она раздробила череп создания, и кашеобразное содержимое хлынуло в стороны.
Следующий удар не был таким удачным. От дождя, крови и слизи оружие скользило в руках и в конце концов застряло в глазнице у монстра. Она попыталась вернуть его обратно, но тот, заревев, упал и присоединился к остальной куче павших, похоронив с собой оружие меридинки. Мира оказалась с одной свободной рукой, поэтому ей приходилось обходиться простыми атакующими чарами. Для полноценного и масштабного было слишком тесно, к тому же нападающие орды не давали возможности.
Внезапный толчок, и ладья неохотно, словно продираясь сквозь болото или зыбучие пески, сдвинулась с места. Корабельщик заликовал, но уже через мгновение судно остановилось, будто напоровшись на невидимую скалу.
— Нашел! — не обращая внимания на неудачу, прокричал Воркут. — Там, далеко, под водой. Духовные корни, что сдерживают посудину и не дают сдвинуться. Они источник всего.
— Тварь какая или колдун? — сквозь шум сражения крикнула Мира.
— Не знаю, я не привык работать под таким напряжением, я ученный.
— Певчий!
— Не знаю я! Гипотетически может быть и то и то, вокруг Янтарного много каких легенд ходит.
— Балдур?
Стервятник поудобнее перехватил нож обратным хватом, пытаясь привязать его куском ткани к запястью, и рубанул наискось от пупа до плеча.
— Там подводная пещера, с мощным источником духовной энергии, нам до неё никак не добраться.
— Откуда такая уверенность?
— Слишком уж круто для сельского духа, если я прав, — он вонзил клинок существу в глотку, и оттолкнул прочь. —Единственный наш вариант — это скорее убраться отсюда, они не остановятся. Певчий, постарайся еще раз, нас надолго не хватит.
— Я попробую, — промямлил певчий, уже потеряв надежду.
Воркут вновь обратился к небесам и зачитал заклинание, которое на слух слегка отличалось от предыдущего. Заскрипела мачта, канаты тянулись, палуба полная трупов начала трещать, словно его раздирают на части с двух сторон. Можно было ощутить, как плоть самого судна трескается под давлением, топчась на месте в страхе будто напуганный конь.
— Не выходит, нас удерживают снизу, я не могу сдвинуть судно.
— Волны! — закричал Ярик. — Волны, сука!
— Что?
— Ты же певчий приливов, значит и волнами управлять можешь, вокруг нас целые стены выстроили, используй не хочу. Закрути как-нить по-певчему, чтобы они нам в зад ударили, да выплюнули, что вишневую косточку.
— Ладья трещит по швам, волны такой силы оставят после себя лишь щепки.
— Ха-ха, — раздался громкий смех Балдура.
— И какого чёрта ты заливаешься, Стервятник? Соленая вода в голову ударила?
— Нет, Мира. Я представлял свои последние минуты, но никак не мог подумать, что помру, наблюдая за тем, как Ярик наставляет ученого аноста, стоя по уши в кишках и дерьме.
— Весьма, весьма, — покачал рыжеволосой головой в ответ, замечая, что из-за усилившегося ливня, ему становится всё сложнее и сложнее манипулировать пламенем. — Во всем ищи светлые стороны, не придется тащиться к Гривастым и разгребать твою кучу с меткой и прочей хе…
Мощный удар по голове заставил Ярика прерваться на полуслове, а сам он повалил спиной Певчего. Корабельщик, изнывая от боли, схватил свой меч, и превозмогая раны, широким клинком разорвал брюхо одной из тварей, спасая жизнь ошеломленному Ярику.
Они сжали круг, возвращая колдуна на ноги, что, зарычав от ярости, заглянул в оскудевшие закрома внутреннего духа и выдал пламя настолько сильное, насколько смог. Это на несколько секунд сбавило темп атаки врага, но было далеко не достаточно, чтобы перевесить чашу в обратную сторону.
Ярик сплюнул кровавую юшку, и улыбнувшись прокричал:
— Эх, помирать так помирать, Балдур доставай свой револьвер, не жалей патронов, чего уж тут. Дэйна, мы с тобой расходились во мнениях часто, но я всегда тебя уважал, даже любил в каком-то смысле. Ты для нас как мать, которой…
— Заткнись, Ярик.
— Дай договорю, так, о чем я? Ах, да, Мира. Женщина, ты, конечно, видная, но могла бы и найти кого получше чем Балдур. Он тоже, конечно, мужик неплохой, но чёрт возьми…
— Ярик, во имя Рода, заткнись мать твою.
— Балдур, красный стервятник. Я тебя знаю столько лет, что и сам уже не помню. Ты мне всегда был хорошим