— Нет. — Она тут же возненавидела себя, но ничего не могла поделать. Он продолжал мять ее, и Эмма стала вырываться: — Нет, Дрю, пожалуйста.
Она была уже готова расплакаться, когда ей наконец удалось оттолкнуть его.
— Извини, — начала она. — Мне очень жаль, я просто еще не готова.
Дрю молчал. Не видя в темноте его лица, она сжалась на постели и лежала молча, пока немного не успокоилась.
— Наверное, это нечестно. — Эмма с досадой вытерла слезы. — Не знаю, то ли монашки сделали свое дело лучше, чем смели надеяться, то ли из-за папы. Ты имеешь право сердиться, но я просто не могу сделать это. Пока.
— Ты не хочешь меня? — Голос прозвучал тихо и как-то безучастно.
— Ты же знаешь, что хочу. — Схватив руку Дрю, она стыдливо поднесла ее к губам. — Полагаю, я немного боюсь. Я не хочу потерять тебя, пожалуйста, дай мне еще немного времени.
Эмма почувствовала, как его рука расслабилась, и у нее вырвался давно сдерживаемый выдох.
— Ты не можешь потерять меня, Эмма. У тебя будет столько времени, сколько потребуется. Я подожду.
Дрю привлек ее к себе. Одна рука гладила Эмму, другая была сжата в кулак.
Глава 28
Как странно жить летом в Лондоне. В детстве она проводила здесь последние недели каникул. Но сейчас все по-другому. Эмма уже не ребенок. Она больше не останавливалась в доме отца. И она любила.
Дрю обиделся на ее отказ поселиться с ним. Дело было не в морали… или, возможно, не только в морали. Просто Эмме хотелось, чтобы романтика продолжалась еще какое-то время: букеты, которые присылал ей Дрю, смешные записки, приходящие по почте или подсунутые под дверь. Она желала вдоволь насладиться всем этим. Восторгом влюбленности. Ужасом влюбленности. Легкомысленной потерей рассудка, которую хотя бы раз имеет право пережить каждая женщина.
Но больше всего Эмма хотела убедиться в том, что наконец-то перестала жить в тени своего отца.
Нет, ее любовь к отцу не уменьшилась, и вряд ли это когда-нибудь случится. Но Эмме требовалось уже нечто большее, чем фотография, чтобы самостоятельно встать на ноги. И еще Бев.
Эмму несправедливо лишили матери, поэтому в последние I недели лета, катящегося в осень, она осуществила давнишнюю мечту, переехав к Бев.
Когда Дрю проявлял нетерпение, Эмме приходилось сдерживать его. Ей нужно было время. Также ей требовалось время на то, чтобы снова сблизиться с Бев.
Город, где провел детство отец, пленил ее воображение. Она часами бродила по улицам и паркам в поисках новых сюжетов. Пожилая женщина, которая день за днем приходила в парк кормить голубей. Ультрамодные парочки, разгуливающие по Лабрадору или толкающие коляски по Кингз-роуд. Крутые ребята, завсегдатаи баров.
И Эмма осталась, сначала на месяц, затем еще на два. Альбом Дрю обосновался на двенадцатом месте в хит-параде «Биллборда», и они отпраздновали это событие. Эмма забавлялась, наблюдая, как леди Аннабель безжалостно наседала на ошарашенного Пи Эм, срезала астры и хризантемы в саду Бев и наконец сделала шаг вперед: предложила издателю проект своей книги.
— В семь я встречаюсь с Дрю, — сообщила она Бев, натягивая замшевый жакет. — Мы поужинаем, а затем пойдем в кино.
— Желаю приятно провести время. А куда сейчас?
— К Стиви.
— Я думала, он приболел.
— Судя по всему, дело уже пошло на поправку. — Эмма быстро оглядела себя в зеркале. Синяя замша подчеркивала цвет ее глаз. — Я сделала последнюю серию снимков турне. Мы с папой встретимся у Стиви и отберем лучшие.
— А у меня встреча с леди Аннабель, — обреченно вздохнула Бев. — То ли она желает, чтобы я помогла ей оформить гостиную, то ли попытается выведать у меня, каков Пи Эм в постели.
— Думаешь, она еще не знает?
— Скоро я это выясню, — усмехнулась Бев и, чмокнув Эмму | в щеку, заторопилась к выходу.
Через несколько минут Эмма уже садилась в «Астон-Мартин», безуспешно представляя себе милого бескорыстного Пи Эм вместе с разодетой леди Аннабель. Впрочем, ей никогда не удавалось представить его и с Энджи Парке.
По-британски мрачно она боролась с транспортным потоком. Хорошо, что Дрю и его группа подписали контракт с Питом Пейджем. Только он способен помочь «Дороге в ночлежку» подняться наверх. Достаточно вспомнить, чего добился с его помощью Блэкпул. Этот человек заработал целое состояние на рекламе. А Брайан отказался участвовать в рекламных проектах и запретил использовать свою музыку в рекламных роликах, отшвырнув мировую известность и миллионы фунтов стерлингов, чем привел в ярость Пита. Но Эмма гордилась отцом. «Пусть этим занимается Блэкпул», — с неприязнью подумала она, сворачивая к особняку Стиви.
Эмма обрадовалась, когда тот купил старый викторианский дом с большим садом. Он даже заинтересовался цветоводством и постоянно ходил к Бев с книгами по розам, почвоведению и садоводству. Ни для кого уже не было тайной состояние здоровья Стиви, но Пит умудрялся скрывать от газетчиков причину.
Эмма опасалась, что турне окончательно изнурит Стиви, но тот выдержал и теперь вернулся к своему саду. Он был полон желания поддержать Брайана в его благотворительных начинаниях.
Да, отец снова оказался на своем месте. В Европе и Америке музыканты объединялись, чтобы использовать свои таланты в новых целях. Благотворительные концерты по сбору средств в помощь выжженной засухой Эфиопии или разорившимся американским фермерам стали такой же неотъемлемой частью восьмидесятых, какой в шестидесятые были политические марши. Гордыня и самолюбие, как в дни Вудстока, канули в прошлое. Рок-музыканты прониклись бедами всего человечества. Эмма была счастлива, что в какой-то степени помогает им и запечатлевает происшедшие в них перемены.
В конце дорожки поникли на солнце фиалки в горшке. Покачав головой, Эмма переставила их в тень. Судя по всему, Стиви читал книги не очень внимательно.
Не увидев машины отца, Эмма понадеялась, что у Стиви, возможно, появится настроение провести ее по саду.
— Доброе утро, миссис Фримонт, — сказала она появившейся на звонок домработнице.
Тусклые русые волосы миссис Фримонт были собраны в чопорный, строгий узел, а крепкое тело упрятано под добротное бесформенное платье из черной шерсти. Она приходила к Стиви ежедневно уже более пяти лет, вытирала за ним кровь и блевотину, выносила пустые бутылки и отводила взгляд в сторону, обнаруживая подозрительные ампулы и пузырьки.
Возможно, кто-то решил бы, что миссис Фримонт любит своего хозяина. Но преданная домработница любила только щедрое жалованье, которое платил ей Стиви за то, что она не вмешивалась в его дела.
Фыркнув, миссис Фримонт отворила перед Эммой дверь:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});