Читать интересную книгу Ожоги - Сара Парецки

Но надо было вытащить Элину, она начала копошиться под ним. Это заставило меня двинуться к трупу. Даже на расстоянии нескольких ярдов от края меня зашатало. Я закрыла глаза и сбросила труп Рона с тела Элины. Потом оттащила ее к центру площадки.

Над нами высился кран, его металлический крюк чуть поблескивал в свете луны. А под ним, я это знала, был колодец шахты глубиной в тридцать этажей. Я содрогнулась.

Оказывается, Эрни был жив, я лишь раздробила ему плечо. Но он потерял много крови, и ему нужна была срочная помощь. Он не очень-то охотно отвечал на мои вопросы. Сказал лишь, что поднять подъемник наверх без посторонней помощи мне не удастся. Я попыталась выяснить, почему они с Роном так ревностно служили Бутсу и Макдональду, но он заявил, что я дотошная дрянь, и посоветовал заняться своими собственными проблемами, пока еще не поздно. Правда, посоветовал сползти на землю по веревочным лестницам — они их укрепили в тех местах, где должны быть потом установлены пожарные лестницы.

— Могла бы в конце концов привести кого-нибудь мне на помощь. Ты меня продырявила, ты и обязана помочь.

— Эрни, радость моя, я в тебя выстрелила только потому, что ты собирался скинуть меня с тридцатого этажа. В темноте мне по этой лестнице не спуститься, к тому же я в наручниках.

Тут Вунш снова начал сыпать проклятиями, на этот раз в адрес своих сообщников. Как выяснилось, ключ от наручников Фери отдал Крею. Предполагалось, что он снимет их с меня перед тем, как столкнуть вниз: они не хотели рисковать — вдруг какой-нибудь случайный прохожий подбежал бы к моему телу раньше, чем они.

— А теперь этот подонок сбежал и оставил нас здесь подыхать.

— Да… А я-то считала вас крутыми ребятами. Джон Уйан[34] никогда не стал бы распускать сопли и писать кипятком только из-за того, что схлопотал пулю, а его вонючие дружки разбежались, — укоризненно произнесла я.

Он опять грубо выругался, на этот раз на меня, потом попросил, чтобы я сняла свою рубашку и перевязала его — ему становилось холодно от потери крови.

— Эрни, ты что забыл — у меня же руки в наручниках. И потом, я не собираюсь торчать всю ночь на этом ветру в одном лифчике.

Эрни отпустил еще несколько эпитетов в мой адрес и замолчал. Но на смену ему пришла Элина. Один-разъединственный раз в жизни сыграв главную роль, тетушка почувствовала себя героиней, и ее как будто прорвало. Рассказы о детстве, о ссорах с моей матерью, о том, что сказал Тони, обрезав волосы ее кукле — ей тогда было восемь, — лились бесконечным потоком.

Через некоторое время я подумала, что сейчас закричу. Эрни тоже не выдержал и потребовал, чтобы «старая идиотка заткнулась»!

— Она сведет меня с ума своей болтовней.

Я сразу представила себе, какую реакцию это вызвало бы у него дома: Ле Анн хихикнула бы, сказала что-нибудь вроде: «Ну, Эрни, ты такой остроумный» — и стала бы выпроваживать из гостиной детей, или подруг, или собственную мать — в общем, всех, кто раздражал Эрни своей болтовней. Интересно, что они теперь станут делать — Ле Анн и Клара.

— Она же тебе ничего плохого не делает, Эрни. Лучше послушай ее, может, отвлечешься от своих бед. — И попросила Элину повторить тот захватывающий рассказ про дядю Питера, собаку и соседский цветник.

Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем я услышала звук подъемника — он возвращался. Должно быть, все это длилось не очень долго, но в темноте в обществе раненого и что-то бормочущей старухи мне показалось, что миновали часы.

— А теперь помолчи, тетечка. Может, они снова идут убивать нас. Не будем облегчать им задачу, — сказала я, увлекая ее за какую-то плиту.

— Да-да, Вики, как ты скажешь. Знаешь, я так испугалась, когда этот молодой человек с потрясающими глазами поймал меня в винном магазине и…

Я закрыла ей рот рукой:

— Заткнись, дорогая, расскажешь попозже.

Подъемник застонал и остановился. Руки у меня окоченели. Я с трудом соображала, какая рука левая, какая правая, и лихорадочно пыталась сосчитать, сколько пуль осталось в обойме. Нужно унять дрожь в правой руке, чтобы ни одна пуля не пропала даром.

Я ждала, когда откроется дверь и послышатся шаги. Прошла минута… По-прежнему ни звука. Я выглянула из-за колонны и напрягла слух, но ничего не услышала, кроме свиста ветра в балках и нервного шепота Элины. Тогда, игнорируя все ее сетования, я пошла вперед.

Слева от меня вдруг мелькнул свет. Я двигалась осторожно, на цыпочках, стараясь не провалиться в какую-нибудь дыру.

Свет мигнул снова и погас. Эрни упоминал о лестнице в лестничном пролете. Должно быть, Крей или его сообщник надеются вскарабкаться по ней и захватить нас врасплох.

Мои глаза уже настолько привыкли к темноте, что я смогла различить провал в настиле. Наверное, там и есть лестница. Я легла на живот и настороженно следила за движущимся сгустком темноты. Через некоторое время снизу показалась рука и ухватилась за край. Я изо всех сил ударила по ней рукояткой револьвера.

Крей дико вскрикнул, однако удержался на лестнице, вскинул другую руку и выстрелил. Пуля ушла в ночь, но я отползла назад, а он вылез наружу. Я лежа прицелилась в темное пятно и выстрелила. Отдача в плечо была такая сильная, что я едва не выронила револьвер. Свет ослепил меня, и я инстинктивно откатилась в сторону — он выстрелил в ответ.

Каким-то образом мне удалось встать на ноги и скрыться за одной из балок. Крей посветил фонариком, и я тут же выстрелила. Свет погас — Крей понял, что тоже стал мишенью. Я на четвереньках перебралась за другую балку. Элина снова начала что-то бормотать.

— Крей, ты можешь поймать старуху, она где-то здесь и все время болтает, — прохрипел Эрни.

Элина захныкала, но бормотать не перестала.

— Эй, Вунш, ты еще там? — закричал Крей. — Держишь, сейчас я спущу тебя вниз.

Он стал кружить вокруг, меня в темноте. Мне не удавалось уследить за ним, к тому же я совсем выдохлась и потому просто прижималась к балке, даже не пытаясь предугадать его следующий шаг.

Вдруг раздался дикий крик, нет, не крик — вой. Сердце у меня оборвалось.

— Что случилось? Где ты? — закричал Эрни.

Снизу донесся приглушенный крик Крея. Он свалился в яму для крана, но защитная сетка спасла его.

Глава 46

НА ВЕСАХ ПРАВОСУДИЯ

Я с трудом вспоминаю, что было дальше. Каким-то чудом мне удалось спуститься по планкам, соединившим нашу площадку с предыдущим этажом. Руки мои так дрожали, что я до сих пор не могу понять, как мне это удалось. После множества проб и ошибок я исхитрилась даже поднять наверх подъемник. Со скованными руками это была еще та работа. А потом умудрилась втащить в подъемник Эрни и Элину и благополучно спуститься на первый этаж.

Там нас ждал Фери, но на этот раз в сопровождении целой группы настоящих полицейских. В проезжавшей мимо патрульной машине услыхали выстрелы и остановились посмотреть, что происходит. Фери очень ловко заговаривал им зубы, пока мы не спустились. Да и потом… Остаток ночи я провела в полицейском отделении на Одиннадцатой улице, все еще в наручниках, — Фери сумел всех убедить, что я сопротивлялась при аресте.

Сам Фери, оказывается, несмотря на страшную боль в колене, все это время оставался внизу и ждал возвращения своих дружков. Ему не повезло, что первыми появились полицейские. В конце концов его отправили в больницу. Я же никак не могла втолковать полицейским, которые держали меня, что на крыше остался еще один человек — он застрял в сетке крана и именно у него есть ключ к моим наручникам. Убедившись в бесплодности всех попыток, я замолчала. Только назвала полицейским свое имя. Меня заперли в камере, где я сразу же заснула прямо на полу, не обращая внимания на пьяный гам вокруг.

Часа через два меня снова вызвали и повезли. Я была такой сонной, что даже не спросила, куда меня везут, — решила, что, очевидно, в суд. Вместо этого меня привезли на третий этаж в отдел тяжких преступлений в угловой офис. Там сидел Бобби Мэллори с глазами, воспаленными от бессонной ночи. Правда, чисто выбрит и галстук аккуратно завязан.

— Почему она в наручниках? — спросил Бобби.

Полицейские, которые меня привели, ничего об этом не знали. Им сказали, что я опасна и что меня лучше оставить в наручниках.

— Снимите сейчас же. Иначе я доложу вашему начальству.

Больше он не сказал ни слова, пока они не нашли подходящий ключ и не сняли наручники. Когда они вышли, он разразился потоком горьких слов. Он говорил и говорил о том, что я играю в полицейские игры, что порчу ему лучших людей, переворачиваю вверх дном его отдел и так далее, и тому подобное. Я молчала, растирая затекшие, стертые в кровь руки: не было сил говорить, его ярость подавляла меня.

Когда же, устав, он замолчал, я увидела, что по его обветренным багровым щекам катятся слезы.

— Можно идти? — спросила я едва слышно. — Или меня еще в чем-нибудь обвиняют?