Как только я почувствовала себя здоровой, съездила в Рязань за мамой. Приехали мы с ней в Борзовку 28 июля среди дня. Александр Исаевич встретил маму очень приветливо. Но тут же сказал о необходимости немедленно собирать черную смородину: осыпается! Все же в этот день мы ею занимались мало. Мама должна была отдохнуть после поездки, а я - сготовить обед.
После обеда состоялась беседа. Мы сидели под ореховым деревом - в особенно любимом мною уголке нашего участка. Муж говорил, что весьма возможно, ему будет присуждена Нобелевская премия. Создается очень сложная ситуация: могут разрешить поехать в Швецию за ее получением, но могут не разрешить вернуться обратно... Ведь после исключения из Союза писателей ему фактически предложено выехать из Советского Союза. Как же поступить? Он обязательно поедет вместе со мной. А как мама?.. Согласна ли жить с нами за границей, если этой участи не избежать?.. Мама боится стать для нас обузой. Муж уверяет ее, что за границей мы будем богатыми людьми. Я, конечно, за то, чтобы мама ехала с нами. Но как быть с тетями?
А дальше произошло непонятное...
До этого пребывание мамино в Борзовке было для нее всегда очень приятным событием. На этот раз первый же день принес тревогу. Ее потянуло делать записи, которые я нашла, разбирая ее архив, уже после ее смерти. В тот день она записала: "...После обеда была общая беседа под Наташиным любимым ореховым деревом. Беседа положила тяжелый осадок, который, очевидно, ляжет в основу моего настроения. Долго не могла заснуть..."
Весь следующий день мы с мамой собирали смородину. А под вечер, взяв с собою весь собран-ный урожай, переехали с ней из Борзовки в "Сеславино". И хотелось показать маме наше новое обиталище, да и варенье варить там было куда проще! Свои первые впечатления от "Сеславина" мама записала в своем дневнике:
"В половине девятого вечера приехали в "Сеславино". Вся дача в постройках. Встретила нас чудесная собака (порода ньюфаундленд, из Канады), очень добродушная. Дружит с кошкой. Та покоится на ее пушистом хвосте. Звать собачку Кузькой. Она кошку нежно облизывает...
Квартирка чудесная... Комнаты рядом, службы - напротив - разделены коридором.
В одной комнате - Санин кабинет. Обстановка: стол почти во всю длину стены. У противоположной стены - сервант, тоже длинный, конторка, стулья. Люстра - 3 больших стакана.
В другой комнате - Наташа. Кровать, стол, 2 серванта и комодик. Люстра - 3 тюльпана.
В коридоре - этажерка для книг.
В Саниной комнате 2 окна. Занавески на 2 стены и дверь - белые с современными крупными рисунками.
У Наташи - занавески на всю стену. Фон - легкий крем с густо набросанными розами.
Стены окрашены: у Сани - легкие желтые, у Наташи - бледно-розовые. В кухне, ванной, туалете - кафель до потолка. Холодильник - ЗИС.
В коридоре 2 фонаря: розовый и голубой.
Участок большой. Лес: хвоя, березы, дубы. Дорожки кругом участка. Скамьи. Проектируются на участке фонари. Вбиты столбы.
Делается пристройка к домику, где живут Саня и Наташа,- большая веранда с отоплением, которая будет соединяться коридором с большим домом. И веранда, и коридор будут остеклены.
Дальше в проекте финская баня".
Как раз в тот наш приезд рылась траншея под фундамент для коридора. Одним словом, все бы хорошо, если б не тяжесть на сердце. Что-то нас ждет?..
3 августа, накануне маминых именин, мы с ней возвратились в Борзовку.
И снова муж встретил нас так, как тогда, когда я приехала из Прибалтики. Снова - полная отрешенность... Мы для него не существовали. А затем повел себя уже совершенно необычно. Я привыкла к тому, что в вечерние часы он занимался Далем, сидя на балкончике и повернувшись лицом к лесу, или гуляя под ним по плотно утоптанной его же шагами диагональной прямой тропинке и время от времени присаживался на дубовую скамью. И только если в поселке лесников начинала визжать электропила - уходил в лес. Теперь была полная тишина. На соседних дачах не звучало радио, и потому меня удивило желание мужа погулять в лесу. Все же я приняла бы это без особой тревоги, если бы не одна деталь.
Александр Исаевич последнее время частенько упрекал меня в строптивости, хотя те, кто наблюдал нас вместе, удивлялись другому и даже советовали мне не быть такой уж послушной женой.
Я была на открытой веранде, когда он с сосредоточенным лицом прошел мимо. Я окликнула:
- Санюша, ты почему такой хмурый? Ведь я приехала покорная...
Он чуть-чуть повернул голову, но, ни голосом, ни взглядом, не ответив на мою вопросительную улыбку, молча пошел к калитке... Я стала сама не своя. Мы не виделись всего несколько дней. Куда делась его доброжелательность, ласковость?... Что же такое случилось?.. Будто чужой... совсем чужой человек... Зачем сейчас с нами мама, если так плохо?.. При маме так никогда еще не было... А вообще - нечто похожее бывало и прошлым летом. И следы этого хранит мой особый, свой собственный, личный дневник. Вот отрывки из него:
"08.06.69 (по приезде из Москвы в Борзовку). Страшный контраст. После стольких людей, разговоров - сомнамбулический С. Заросший, без улыбки совсем не тот, от которого я уезжала. А он мне сказал, что я приехала упивающаяся собой (?). У меня такое чувство, что я приехала на необитаемый остров. Писатель есть, а человека - нет...
Вот и воспользовалась своей свободой! Снова я в смятении: "Привыкай! Я часто теперь такой буду! Не надо было уезжать!" Чувствую себя бесконечно одинокой.
09.06.69. Вероятно, это отчаяние - из-за страшного контраста. После того как многие жаждали меня видеть, со мной говорить - это самоуглубление. Понемногу привыкаю к тому, что все время одна.
10.06.69. Съездила в Нару за продуктами. Помыла машину. Обклеила поролоном задничек у "Дениса". Хозяйничала. Много сделала. С. назвал меня трудолюбочкой. Вот что ему нужно!
11.06.69. С. как будто отошел... С. оценил мой обед: щавельные щи. Пожалел, что Ростропович не едет: посмотрел бы, как жена готовит! "Зато у него жена на подмостках Большого театра!" А что толку?..."
...Выходит, что я нужна своему мужу более всего в качестве рабочей лошадки. А самое ценное для него - полное одиночество. Неужели его писательство стало совсем несовместимо с людьми, даже самыми близкими? С теми, кто непрошенно вторгается в его вымышленный мир и разрушает его? этот вымышленный мир?.. Неужели ему вообще никто не нужен?.. Но для кого тогда все это пишется, если люди ему лишние?.. Но, может, все-таки отойдет?
Вернулся Александр Исаевич из леса таким же отрешенным, каким ушел... Боже мой, да что же это такое?.. Ведь завтра мамины именины, должны быть гости, приезд которых сюда являлся боль-шим событием! Неужели такая резкая перемена в настроении связана с приездом. Мы пригласили Теушей, которых он не видел почти пять лет. Александр Исаевич не виделся с ними с весны 1966 года, когда ожидалось, что Теушей могут выслать после описанной мною ранее истории, тяжелой для Теушей, а для мужа - изменившей всю его судьбу в очень худую сторону!.. Я же продолжала видеться с Теушами. Особенно близка была мне Сусанна Лазаревнa, с которой я была наиболее откровенна из всех людей вообще, исключая моего мужа. То, что Александр Исаевич избегает видеться с Теушами, было моей постоянной душевной болью, И вот, пойдя наконец навстречу моим просьбам, муж согласился, чтобы я позвала их на мамины именины, на ее 80-летие. На следующее утро я должна ехать на машине на станцию, чтобы их встретить!..
Вероятно, в тот вечер, накануне приезда Теушей, накануне маминого праздника, мне следовало сдержаться. Но это было свыше моих сил... Когда мама удалилась на ночь в нашу нижнюю комнату, я поднялась к мужу и спросила:
- Скажи мне, что значит твое поведение? Ты что, возненавидел меня? Или хочешь, чтобы я тебя возненавидела?..
Произошла перепалка. Александр Исаевич был очень раздражен, уходил от объяснения, твердя, что я должна терпеливо сносить его настроения. Мало ли какие они могут быть?..
Вконец расстроенная, я, не зайдя уже к маме, не взяв оттуда постельных принадлежностей, повалилась на раскладушку на закрытой веранде нашей и так и осталась на ней до утра - в чем была, не раздеваясь. "Эти все мне за Борю!"- шептала я об оставленном мною пасынке. Спала совсем мало. Рано встала. Заставила себя приободриться. Если что и предпринимать - то не сегодня же, в такой день... Как и каждое утро в Борзовке, спустилась в нашу купальню, прятавшуюся в гущине ив и ольхи, и окунулась в милую мелководную прохладную Истью.
К этому времени и муж вышел на участок. Когда шла из купальни, он сидел на большой нашей борзовской скамье. Подозвал меня. Села.
- Ты вчера сказала ужасную вещь. Ведь мы связаны всей жизнью. О какой ненависти между нами может быть речь?.. Но... - помолчав, он предложил: Давай расстанемся. Расстанемся, чтоб встретиться в земле. Тебя всегда тревожил вопрос, где ты будешь похоронена. Я могу предусмотреть это в своем завещании. Только для этого ты должна умереть после меня...