– Что именно понять? Почему я завидовал брату?! Почему сразу не вызвал полицию и не сдался?! Почему разозлился в тот день так сильно, что едва помнил себя от ярости? Почему приставил к его виску пистолет?!
– Но ты же любил брата! Завидовал, порою злился, частенько не понимал, иногда ревновал жену. Но ведь любил!
– Я правда не хотел его убивать. И правда страдал, но в полицию пойти не решался, тем более что все произошедшее поначалу приняли за несчастный случай. Хотя страдал, поверь, я действительно мучился.
– Может, если все рассказать, станет немного легче.
– Легче? Нет! Думаю, это невозможно. Да вы и сами уже, похоже, все знаете. У брата дела шли хорошо, даже замечательно. И все ему давалось легко, будто само в руки шло. А мне, будто для симметрии, природа не дала ни таланта, ни удачи, многие утверждают, что и ума особо не дала. Но моих мозгов было вполне достаточно, чтобы осознать степень моей ничтожности, особенно рядом с Николаем. И он ведь содержал меня и жену, не ожидая ничего взамен, поверите, ни разу даже не упрекнул! – Лицо Алексея исказилось, будто он собирался разрыдаться, но ему удалось сдержаться, и спустя пару секунд он продолжил: – Но мне этого почему-то все время было мало. Наверное, и вправду зависть или природное упрямство. Но я каждый раз затевал новый проект, просил на его реализацию денег у брата и каждый раз прогорал до самого дна. А он прощал меня, порой высмеивал, порой ругался, но давал денег снова и снова. И мне постоянно казалось, что новая попытка обязательно будет успешной. Но не тут-то было. И в этот раз я снова был на грани банкротства, и снова скрывал это до последнего. Но Николай как-то узнал и сильно разозлился. Пригласил к себе, начал меня распекать. Мне бы, дураку, промолчать или повиниться, а я возьми да и ляпни про новую идею с сетью уличных кафе.
– И что, он сильно разозлился?!
– Наверное, очень сильно, хотя сначала мне показалось, что нет. Он больше не ругался и не смеялся, просто стал очень серьезным, сосредоточенным и сказал, что денег больше не даст. Но я по-прежнему могу рассчитывать на его посильную помощь в плане обеспечения, и мы можем с женой гостить в его доме сколько пожелаем. Только умерить аппетиты Марго и приструнить ее мне придется самому. А заодно объяснить, что денег на бриллианты и шубы нет и не будет, что ее муж столько не зарабатывает, а его брат столько не желает давать. И разные меры, которые ей кажутся хитроумными, изменить эту ситуацию не помогут, потому что у Николая в жизни есть свои интересы и собственные проекты. Знаете, я иногда думаю, что, если бы я в тот момент просто встал и ушел, ничего ужасного не произошло бы. Вместо это я стал канючить, убеждать, что на этот раз уж не оплошаю, да ревниво расспрашивать Николая, что у него за новый проект.
– И что он задумал?
– Да эту свою шутку дурацкую, с кладом! Брат давно носился с этой идеей и успел всем с ней надоесть, потому что у всех нас были свои интересы. Но упрямство не зря наша фамильная черта. Упрямее всех был Николай, а с ним может разве что его Рита сравниться. Ручаюсь, вы знаете, поскольку оба, господа офицеры, здесь оказались ее стараниями. Только эта девочка могла не смириться с выводами, что сделало первое следствие. И только она могла добиться, чтобы дело открыли вновь или хотя бы провели неофициальное расследование.
– Возможно. Но давайте ближе к происшествию.
– Да, собственно, все и так ясно. Я настаивал, Николай отказывался. Потом стал критиковать его идею, он еще больше разозлился, начал орать и оскорблять. Я не остался в долгу, и разговор мгновенно перерос в жуткую ссору.
– Кто достал оружие? – мрачно поинтересовался Крячко.
– Он, Николай то есть!
– Ты уверен, что брат первым стал угрожать?! – усомнился Гуров.
– Разумеется, он не угрожал, с чего бы вдруг?! Просто Николай вспылил после моей очередной слезливой фразы о том, что без его помощи мне хоть в петлю лезь. Достал револьвер, протянул и язвительно сказал, что у висельников вид мерзкий, так что лучше будет застрелиться. Я так сильно разозлился на него за эту очередную злую шутку, что не выдержал, наставил на Николая пистолет, взвел курок и сказал, что лучше застрелю его, но не дам пустить по ветру состояние. Он попытался отобрать у меня револьвер, и мы стали бороться за него. И тут раздался выстрел. Я не могу сказать, чей палец нажал на пусковой крючок, в горячке я этого не заметил, но раздался выстрел, и брат умер. Мгновенно! Так что звать кого-то на помощь не имело смысла. Пуля попала ему в висок, кроме того, выстрел произошел с близкого расстояния. Я еще немного постоял, подумал. В кабинете довольно громко играла музыка, плюс мы орали, а дом достаточно большой, так что окружающие выстрела могли и не услышать. Я не хотел оказаться в тюрьме, поэтому вытер свои отпечатки, вложил револьвер в руку брата и вышел из его кабинета. Меня никто не видел, поэтому я был готов утверждать, что покинул кабинет минут на двадцать раньше настоящего времени. Но меня никто особо не расспрашивал, так что я предпочел и вовсе не распространяться, что мы скандалили в тот день.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Теперь вас ждет суд и срок, – констатировал Стас. – И попытка сокрытия преступления сыграет против, как ни крути.
– Я понимаю и готов, – кивнул Алексей, – за эти дни устал думать обо всем, и бояться тоже устал.
– А когда Римма Сергеевна заявила, что знает, кто убил, ты сильно испугался?
– Очень! Мне едва удалось удержать спокойное выражение на лице. А может, не удалось, но ее заявлением все вокруг были ошарашены, так что я особо не выделялся среди остальных.
– И что вы предприняли для того, чтобы обезопасить себя? – напирал Стас.
– Да ничего. Я был уверен, что она не знала ничего конкретного, иначе не стала бы молчать так долго. Вернее, она знала обо всех понемногу, чего уж скрывать, семейка у нас странная. Но я уверяю, что не пытался ей навредить, это кто-то другой приложил руку.
– А твоя жена? – негромко поинтересовался Гуров.
– Марго?! – искренне удивился Алексей. – С чего бы?
– Да вот думаю, могла ли она решить защитить тебя подобным образом?
– Нет! Я жене ничего не рассказывал, и она ни о чем не подозревала. Да и не стала бы она идти под статью ради меня, это совершенно не в ее стиле.
– А в ядах она разбирается?
– Как все, не больше и не меньше. Есть мышьяк, цианид, есть крысиная отрава. Ни первое, ни второе ей достать, пожалуй, не под силу. Яд для крыс, вероятно, где-то купить можно, но я не знаю, где именно.
– А ты или Марго сумели бы яд, к примеру, изготовить самостоятельно?
– Да ты что?! Для этого нужно в химии хоть немного разбираться, а мне по многим предметам тройки ставили из жалости. Ручаюсь, что и Марго не обладает столь широкими познаниями. Так что на сей раз вы не там ищете, ребята.
– Возможно, – не стал спорить Гуров и отдал распоряжение о немедленном заключении Алексея Петровского под стражу.
Глава 19
Ужин прошел в тяжелой, гнетущей атмосфере, без традиционных шпилек и придирок. Несмотря на усилия оперативников, слухи об отравлении пожилой женщины просочились в массы. Сначала об этом стали шептаться слуги, а затем и все остальные. Гуров внимательно следил за публикой. Разумеется, он не ждал, что виновный возьмет и проявит себя, но по привычке был бдителен. Маргарита снова отказалась от еды и заперлась в своей комнате. Все остальные гости и родственники были шокированы не только недавней смертью Риммы Сергеевны, но и арестом Алексея. Они ели мало и неохотно, а разговаривали еще меньше.
Стас, который, к слову, тоже отбросил в сторону маскировку, получил статус гостя и, сидя рядом с приятелем, медленно и словно нехотя ел. Он совершенно не радовался тому, что оказался за торжественно накрытым, дорого сервированным столом. Ужинал без своего обычного аппетита, несколько раз негромко пробормотал, что предпочел бы родниковую воду и вареные вкрутую яйца всем этим изысканным блюдам и дорогим напиткам в блестящих бокалах. Гуров, мысленно усмехаясь, припомнил, что еще в Средние века было изобретено несколько хитроумных способов, как отравить яйца курицы смертельным ядом, не оставляя видимых следов. А уж в наше время это блюдо и вовсе не является спасением или гарантией в доме, где есть отравитель. Но не стал портить другу и без того неважный аппетит.